Дом под снегом (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Диана Машкова cтр.№ 49

— Слушай, ну хватит уже говорить мне всякие гадости, — Людмила окончательно и бесповоротно разозлилась. Потом удрученно помолчала и медленно произнесла: — Хотя в целом ты определенно прав.

Мужа она застала дома уже в совершенно расслабленном состоянии. На пару с приятелем они как раз допивали вторую бутылку водки.

— Ну и где тебя носило, родная? — с энтузиазмом поинтересовался Виктор.

— Да так… — Людмила старалась не смотреть ему в глаза. — Я же говорила, на работе пьянка была.

Таких объяснений Вите, как всегда, оказалось вполне достаточно, и к вопросу о местонахождении своей супруги в течение последней пары часов он потерял всякий интерес.

— Продолжишь? — спросил он дружелюбно.

— Нет. — Людмила сняла шубу и собралась уйти к себе. — Я больше не в состоянии. А Даша где, приехала?

— Пока нет, но звонила. Сказала, что уже вызвала такси и скоро будет.

— Хорошо.

Людмила поднялась в их с мужем спальню и переоделась. Потом смыла с лица косметику, почистила зубы и легла в постель. Даша, конечно, обидится, что мама ее не дождалась, не выслушала, как прошел экзамен. Но сейчас Людмила все равно не смогла бы разговаривать с дочерью. В слишком тошнотворном она пребывала состоянии, слишком пусто сделалось на душе. Взрослая серьезная женщина, а повела себя как последняя уличная девка. Вот ведь, дернул черт устраивать никому не нужные африканские страсти, да еще вот так — без смысла, без любви, руководствуясь кучей каких-то труднообъяснимых мотивов.

Она лежала с открытыми глазами и смотрела в потолок. Нечеловеческая тяжесть давила на сердце изнутри. Как много отдала бы она за то, чтобы любить кого-то из этих троих! Мужа — идеальный вариант. Да только вот отлюбила уже, похоже, навсегда. А какими бурными, дикими, острыми были ее чувства вначале: море было по колено, плевать было на здравый смысл, на все запреты, на его уже тогда полностью осознанные недостатки — лишь бы быть рядом. Лишь бы знать, что он придет, лишь бы почувствовать его редкие и оттого тем более желанные и болезненные ласки. Но все прошло, все принесено было в жертву честолюбию и добыче денег. Сил на то, чтобы налаживать семейную жизнь и отношения с близкими людьми, у нее никогда не оставалось. Она не желала скрывать раздражения, недовольства или злости в адрес супруга. И вот теперь результат — они оба друг другу безразличны.

Или Юра — вернуть бы это уже вполне зрелое, но такое огненное чувство. Вернуть трепетное ожидание встреч, бесконечные грезы, надежды. Вернуть их безумную, всепоглощающую страсть, которая изливалась в причудливых фантазиях и изысканных удовольствиях. Как было бы хорошо вновь окунуться в эту бурную реку, раствориться в безудержном своем желании, подчинить ему весь мир. Только все это тоже безвозвратно ушло, погибло, принесено в жертву амбициям и обиде.

А Калинин — он мог бы стать финальным маршем, с которым хорошо идти по жизни, высоко подняв голову, с улыбкой, с праздником в сердце. Он был бы незыблемой основой бытия, умудренной опытом страстью, новым стимулом и мудрой поддержкой. Какой нежностью, какими ласками можно было бы наградить его, зная, что все это будет оценено по заслугам и принято с благодарностью. Но, скованное обстоятельствами, загнанное в угол гордыней, чувство это не родилось и вряд ли уже родится.

Людмила Сергеевна давно уже забыла, что такое слезы. Но сейчас они сами по себе вдруг начали наворачиваться на глаза. От выедающей душу пустоты, от разрывающей сердце жалости. Ей стало жалко сразу всех: и себя, и этих несчастных мужчин, которые вслепую гонялись за ее тенью. Зачем? Какой во всем этом смысл? Она, утратив много лет назад главное в жизни — любовь, теперь чувствовала себя мертвой. Был ли смысл куда-то стремиться, карабкаться, ломая себя, вверх по социальной лестнице, добывать, зарабатывать, побеждать? Брать на себя ответственность за все на свете, быть сильной по-мужски, всегда за всех решать? Людмила уже несколько лет физически ощущала, как вслед за душой, давно избавившейся от женственности, тело ее теряет пол. Оно не отзывается больше на ласки мужчин, не реагирует на прикосновения — безучастно сносит то, во что его вовлекают. И все это только потому, что она лишилась когда-то любви. Заставила себя жить так, как того требовал холодный разум. Первая любовь не оправдала честолюбивых ожиданий? Ладно, переживем. Поищем более сильного мужчину. Он не пожелал связывать с нами свою жизнь? Черт тогда и с ним! Просто забыть. И Людмила разлюбила, забыла, переключила всю страсть и энергию на карьеру. Да, в агентстве ее уважали, да, там она ощущала свою значимость, обожала это их общее дело, но ведь не ляжешь с любимой работой в постель!

А теперь она осталась одна. Среди многих людей, но одинока. И не умела вызвать в очерствевшем сердце своем даже отголоска далеких чувств. Невыносимо хотелось начать жизнь сначала, научиться беречь, холить и лелеять самое ценное в человеке — его любовь. Да только поздно уже. «Еще каких-то пять-семь лет… — пронеслось в голове, — и занавес столетью». Так все и закончится. Будут маски, будут игры, даже новые мимолетные приключения будут. Но пустота в душе никогда уже не сменится любовью, желание не обретет живую плоть и не подарит настоящего блаженства ни ей, ни близкому мужчине. Останутся только кошмарные сны, бесцветные, хорошо хоть редкие, ласки мужа и чувство брезгливости и стыда от того, что с ней произошло. Она уткнулась лицом в подушку и расплакалась, как маленькая, навзрыд.

Все у Любы в жизни складывалось неплохо, кроме одного. На седьмом году супружеской жизни она окончательно и бесповоротно разлюбила мужа. Просто не могла переносить его больше рядом, и все. Раздражало, как он ест, как говорит, как бреется, как спит. Как не убирает после себя посуду со стола, как разбрасывает грязные носки, как оставляет по всему дому корки и огрызки от фруктов. Люба очень надеялась, что он найдет себе другую женщину и бросит ее сам — вечно сварливую, вечно кричащую, вечно недовольную. Но Степа не находил. И не уходил соответственно.

Время шло. Нервы у Любы сдавали. Она пару раз требовала развода. Он коротко говорил «не дам» и закрывал эту тему. Для себя, видимо, сделав вывод, что женушка бесится с жиру. В ответ на такую реакцию Люба бесилась еще страшней.

Хуже всего становилось, когда наступал момент близости. В основном Любе удавалось отвертеться, но пару раз в месяц никакие отговорки не помогали. Люба посильнее зажмуривала глаза и терпела. Было невыносимо, очень хотелось оттолкнуть ненавистное тело и крикнуть громко «все, хватит уже!». Скрипя зубами, Люба сдерживалась и ненавидела еще больше. Степа ее мучений, казалось, не замечал — отрабатывал программу и мирно засыпал, повернувшись на левый бок. А Люба долго потом не могла сомкнуть глаз и лежала в темноте, сверкая желтыми от злости зрачками.

С Валерием она познакомилась на работе. Причем давно, но внимания на него Люба не обращала. К счастью, он не был ей ни начальником, ни подчиненным. Просто сотрудник из другого отдела. Но если смотреть по иерархической лестнице, Люба в компании стояла неизмеримо выше. И какой-то там интерес при подобном раскладе поначалу казался ей просто смешным. Чего нельзя было сказать о Валере. Обладая природной наглостью и инстинктом охотника, он на такие мелочи, как субординация, внимания не обращал. Упорно и целенаправленно добивался своего. Звонил. Приглашал. Ждал. Подкарауливал. Люба злилась и, гордо вскинув голову, от общения уходила. Но как-то раз оказалась с ним за одним столиком в кафе во время обеда — не было других свободных мест, и ей пришлось подсесть — и разговорилась.