Мне больно оттого, как часто те, кого вы защищаете, кому служите, отвечают вам неблагодарностью и неуважением. Мне слишком хорошо известно, что такое равнодушие.
И все же вы продолжаете выполнять свой долг, насколько позволяют ограничения системы. Системы, которая, как мы с вами знаем, часто оказывается неспособна покарать преступника по справедливости.
У меня ощущение, что я вас знаю, что у нас с вами много общих ценностей и целей, что мы могли бы подружиться. Знайте, я и дальше буду вас уважать, восхищаться вами, поддерживать вас. Границы закона часто бессмысленны, но моя дружба безгранична.
Скромный друг».
Немного выспренно, но без угроз. В рамках разумного. Тогдашняя пресса была полна всплесков сочувствия к Никси Свишер, пережившей нападение на дом и потерявшей в нем всех родных. Ева вспомнила, что эта волнующая история имела продолжение.
Все подобные письма она переправляла в службу связи с прессой. Но в данном случае, подумала она – и компьютер подтверждал ее подозрение, – это был, скорее, только первый контакт.
Выяснить, был ли ответ на это письмо. Возможно, тогда электронный адрес yourfriend@globallink.com еще действовал – не то что теперь.
Читая все новые письма, она почувствовала нарастающий напор. Правда, тревоги это еще не вызывало. Электронные адреса различались, но это ни у кого, в том числе и у нее, не вызывало тревоги.
После взрыва медиабомбы Icove осенью 59-го года она и подавно свалила всю подобную переписку на службу связи с прессой.
При появлении Рорка она подняла глаза.
– Кажется, я ее нашла. Не знаю, кто она и где ее искать, но уже ясно, когда она начала мне писать. Ее первое письмо сейчас на экране. В 59-м было еще три, в этом году – еще девять. Поиск по любым критериям приводит к ней. Один и тот же автор, разные адреса, но писал один и тот же человек.
– При разных адресах ты бы никогда не догадалась, – сказал Рорк.
– Вероятно, я их не читала – либо все, либо большую часть. Адреса-то разные, подписи тоже – не считая трех последних писем. В последних трех она нашла оптимальный вариант: «ваш истинный друг».
Ей захотелось кофе, и она встала, чтобы сварить себе еще, пока Рорк читает.
– Это писал один и тот же человек. Компьютер со мной согласен, вероятность 94,6 процента.
– Никси, – сказал Рорк. – Похоже, это стало спусковым крючком.
– Невинное беззащитное дитя теряет всю семью и ползает в крови своей матери. Впечатляет! Я говорила об этом прессе. О том, что она чемпион по выживанию, об ее отваге. Может, даже посетовала на отсутствие справедливости.
– Это было не сетование! – возразил Рорк. – Я огорчусь, если ты будешь в чем-то себя винить.
А она-то сама как огорчится!
– Придется связаться с Ричардом и Элизабет. – Друзья Рорка и ее (как она надеется), они стали для Никси приемными родителями. – Не думаю, что есть повод волноваться, но мне не хочется что-то проворонить. Им не помешает проявить осторожность.
– Я согласен с тобой и свяжусь с ними. Осторожность еще никогда никому не вредила.
– Я проверила все электронные адреса. Ни один больше не существует. Мы пороемся, запросим сервер, заставим их подергаться и попробуем раздобыть хотя какие-то сведения.
– А я поработаю с Макнабом, попробую вытащить сетевой адрес, пошевелю мозгами. У нас осмотрительный противник, но если мы найдем какие-то ниточки, то, возможно, сумеем сплести веревку.
– Мне будет кстати любая твоя помощь. Она пишет все интимнее. В третьем письме уже называет меня просто Даллас, к шестому скатывается к Еве. Ни угроз, ни разговоров об убийствах – так она себя сразу выдала бы. Все тоньше. В том письме, где она начала звать меня Евой, она рассуждала про адвокатов – не о Баствик, а об адвокатах вообще, вьющих гнездышки на крови, рушащих или пытающихся рушить всю мою работу, издевающихся над правосудием, изводящих хороших копов. Но об этом немного, больше о навязанных пределах системы, не дающих мне исполнять мой долг.
– А что о ней самой? Какие-нибудь личные подробности?
– Для этого она слишком осторожна. У нее с самого начала был план – тот, который она осуществляет сейчас. Но она говорит, что знает, каково это – расти без семьи, самой выгрызать себе место под солнцем. Не знать похвалы, уважения. Здесь есть несколько упоминаний невнимания, заброшенности. Она не говорит о системе приемных семей, не прибегает к кодовым словам, выдающим приемного ребенка. Но я не исключаю приемную семью, государственную школу, какое-то нетрадиционное воспитание. – Ева вздохнула. – Еще вариант: ненависть к своей семье, заставляющая притворяться, что родных вообще не существует.
Она села за стол.
– Честно говоря, от всего этого мурашки ползут по коже. Теперь жду, что она напишет: мол, надеюсь, вы хорошо отдохнули? Отлично выглядите! А как шикарно вы смотрелись на премьере! Горжусь тем, как вы пристрелили убийцу и тем самым закрыли дело. Мне бы чувствовать, когда за мной следят. А я ничего не почувствовала.
– Следить можно по Интернету, – сказал Рорк. – Если она из законников, то ты можешь часто с ней пересекаться.
– И при этом не замечать. Об этом она и скулит в своих письмах!
Он покачал головой:
– Все ты видишь! Это один из твоих талантов. Если поймешь, кто она, то узнаешь ее. Не по имени, так хотя бы внешне.
– А вдруг все еще хуже? – Ева засопела. – Последний контакт был сразу после «храмового» дела. Тогда она много наговорила. Слова девушки – думаю, это и есть спусковой крючок. Как бы с ней самой не случилась беда в детстве. Надо копать в этом направлении. Вдруг это, – Ева встала и обошла экран со своим журналом, – надругательство! Вдруг она это чувствует? Она меня изучала, читала про меня, смотрела, приспосабливала к собственным нуждам. Она может что-то чувствовать, потому что сама испытала что-то в этом роде. Девушки. Может быть. В этом что-то есть.
– Необязательно. Мы с тобой тоже в некотором смысле были знакомы.
– Ты назвал нас «двумя потерянными душами».
– И она такая же. Избрала убийства вместо службы закону или деньгам, в отличие от тебя и меня. Каждый делает свой выбор, отказываясь от роли жертвы. Твой выбор – хотя я считаю тебя прирожденным копом – был защищать жертв. Она выбрала то же самое, пусть в своем, извращенном виде. Она защищает жертв и тебя.
– Она множит число жертв. Но я понимаю твою мысль. Вот и они, – добавила Ева, услышав шум, свидетельствовавший о появлении Пибоди и Макнаба.
– Они захотят поесть.
– Чушь! – Сначала она отмахнулась, а потом вспомнила, что на часах всего семь утра.
Вошла ее напарница со своим помешанным на компьютерах возлюбленным.
– Что найдете на кухне, то и ешьте! – скомандовала Ева, не дав им опомниться. – Только живо!