Ночь с четверга на пятницу - читать онлайн книгу. Автор: Инна Тронина cтр.№ 50

В белом полупальто из овчины и розовой вязаной шапочке, высокая, стройная и сияющая, как новогодняя куколка под ёлкой, Люба вполголоса напевала песенку, услышанную вчера на концерте. Слов она не запомнила, привязался только мотивчик, но содержание таких шлягеров, как правило, оригинальностью не отличалось. Он-Она, любовь-разлука, ревность-покаяние.

«Но это только в песенках так, — думала Любаша, откидывая назад длинные чёрные волосы и умело закуривая. — А в жизни — ни любви, ни жалости, ни покаяний. Особенно если ты — всего лишь массажистка, а он — сын милицейского генерала…»

Сейчас Любаша снимала однокомнатную квартиру в Отрадном, но жить сам не любила; только ночевала, да и то нечасто. Правда, сегодня пришлось там проторчать до четырёх дня, потому что обещал заехать Пашка Бушуев. Собирался наконец-то объяснить, для чего потребовалось несколько дней назад носиться по ресторанам.

Сначала завалились на Рублёвку, потом отправились в «Дягилев», а напоследок смотались в «Мост». Из первого кабака почему-то удирали второпях, по приказу того же Бушуева, хоть Любаша и не собиралась кончать ужин так быстро.

Нельзя сказать, что этот вояж Любе не понравился. Напротив, она чувствовала себя по-настоящему счастливой. Все три заведения имели статус элитарных, жёсткий фейс-контроль и устоявшуюся клиентуру. Без Пашки, вернее, без Стефана Силинга Любаша век не попала даже в один такой ресторан, не говоря уже о трёх. Не попробовала бы изысканные кушанья и французские вина, о которых до того вечера только слышала.

Мирон Василенко по ресторанам её не водил, пользовал лишь в массажном салоне или на съёмной квартире. Фешенебельные заведения он посещал то с девицами «из общества», то с «голубыми», и в последнем случае надевал платье, туфли на каблуках, красился…

Пашка отзвонился около пяти, когда Люба кончала накладывать макияж. Сказал, что у него сегодня запарка, и встреча переносится примерно на неделю. Мысленно послав Бушуева по матери, Люба отключила кофеварку и со злости выпила подряд три чашечки. А потом хлопнула дверью квартиры так, что по лестнице пошёл гул, и в окнах зазвенели стёкла.

Ясен пень, просто так девок по кабакам не возят. А уж по таким, как эти, и подавно! Ещё утром, после возвращения из «Моста», Любаша ждала приглашения на квартиру если не к шведу, то к Пашке или Егору, но ничего не дождалась. Бушуев только назначил сегодняшнюю встречу, обещал всё рассказать. И вот, урод, опять смылся! Теперь ему мулатка Сюзанна массаж сделает — где там Любаше! А ведь просыпались когда-то в одной постели с Пашкой, пили коктейль «Морской бриз» с клюквой, грейпфрутом и колотым льдом…

Одно время Бушуев даже подумывал жениться на ней. И тогда по дороге на работу Любаша заходила в свадебный салон, несколько платьев примерила. Выбрала одно — закачаешься! Нежно-малиновое, с кринолином, открытыми плечами и двумя букетами — на груди и в складках юбки. Конечно, Паше она про платье ничего не говорила, да и не верила ему до конца. Просто тешила свою израненную душу, хотя бы на время забываясь в мечтах и тем самым спасаясь от лютой тоски.

Рассеянно вытащив из сумки мобильник, Люба пробежала глазами рекламную эсэмэску, не заинтересовалась и взглянула на часы. До начала её смены оставалось тридцать пять минут. Отсюда до салона, нога за ногу, — десять. Одна радость и осталась в жизни — пройти по нарядным улицам центра Москвы, поглазеть на выставленную за витринными стёклами роскошь.

Три дня назад она танцевала с парнем, которому повезло от рождения. Вспоминая Стефана, Люба завидовала его спокойствию, равнодушию к мирским благам, способности размышлять о чём-то более сложном. Стефан Силинг буквально изнывал от скуки и пресыщения. Его тошнило от вызывающего блеска тех самых заведений, о которых многие его ровесники даже не слыхали.

Несколько раз Стефан пробовал поговорить с Любой о взглядах различных философов на счастье и горе, на жизнь и смерть. Но она ничего не поняла и опять потащила парня танцевать, благо в это время он переставал умничать…

Люба быстро шла по Сретенскому бульвару, собираясь свернуть на Большую Лубянку. Она злилась на весь мир, особенно на собственных родителей, которые только и сумели, что нарожать кучу детей. «Электричество по вечерам экономили, рано спать ложились», — стыдливо объясняла матушка. Развлечения под лоскутным одеялом в сибирском посёлке закончились для родительницы орденом «Материнская слава» ещё в советские времена.

А вот теперь её младшенький, восьмой по счёту ребёнок от полуграмотного лесосплавщика должен добывать хлеб насущный, сначала снимаясь в порнухе. А после — ублажая всеми способами клиентов массажного салона. Неизвестно с кем доведётся трахаться, предварительно размяв ему каждую мышцу — от пальцев ног до ушей. И это — её удел, её «потолок», потому что дальше может быть только хуже.

Папа Мирона пока ещё крышует их салон, но после женитьбы сыночка вполне может кинуть заведение на произвол судьбы, вернее, своих же коллег-ментов. Не очень-то хочется Кириллу Григорьевичу, чтобы его новобрачное чадо бегало на сеансы к Любашке…

Почему-то вспомнился Артём — первый мужчина, к которому она по-настоящему прибилась в Москве. Ей было шестнадцать, ему — сорок. Наивная девочка приняла его за долгожданного принца, а он оперативно договорился с дружком-режиссёром, стряпавшим порнокассеты. И уступил ему Любашу в счёт невыплаченного долга, взятого ещё во время дефолта девяносто восьмого года.

Режиссёр Камиль быстро сделал Любашу своей примой. И вскоре порочная сага уже просматривалась любителями «клубнички» в Барнауле, где актрису узнал её родной брат Семён. После этого Любе пришлось съехать с квартиры, потому что брательник не жалел денег на междугороднюю матерщину. Выслушивать его благочестивые наставления было тем более противно, что увидел брат порно не в передаче «Спокойной ночи, малыши!». Потом Семён сел за драку и отвязался на несколько лет.

Но пришла новая беда — Люба вместе со всей порностудией загремела под суд. Уголовное дело, как сказал Камиль, проплатили конкуренты. И неизвестно, чем закончилась бы для Любаши вполне заслуженная отсидка, тем более что все без исключения актёры были взяты с наркотой. Но репортаж из зала суда напечатала одна из «жёлтых» газетёнок, и фотка голой Любашки удачно попалась на глаза Мирону Василенко. Он немедленно раздобыл кассету, оценил юное дарование и захотел попробовать сам. Ему удалось убедить отца в том, что девочка страдает невинно, и нужно её спасать.

— Будешь горбить в массажном салоне — там удобнее цокаться! — приказал Мирон тоном, не допускающим возражений. — По работе с другими трахаться разрешаю — без этого нет эротического массажа. Но чтобы за пределами салона — ни с кем, ни за какие «бабки»! Этим местом, — он выразительно ткнул пальцем в низ Любашиного живота, — на электроплитку посажу. Ты теперь моя вещь, усекаешь? Без меня бы в Пермь, на зону поехала. Там тебя трахали бы бесплатно — и мужики, и бабы…

И Любаша смирилась со своим статусом «вещи Мирона», находя в этом даже какие-то плюсы. Перед ней заискивал сам директор, который нуждался в «красной крыше», не говоря уже об его подчинённых.