— А не станешь потом жалеть, что связался со мной?
— Не стану, Авдотья. Мила ты мне.
— Как будет угодно, князь. Но только помни: я тебя предупредила!
Наутро, когда он ещё спал, она привела во дворец скоморохов, и целый день они потешали и князя, и гостей. Как-то незаметно руководство пиршеством оказалось в её руках. Она успевала всюду, умела кого-то развеселить и распотешить, кому-то сказать доброе слово, а кого-то пожурить. Владимир был от неё в восторге.
На другой день Авдотья умудрилась у какого- то боярина отыскать двух карликов, одетых в шутовские одежды; они прыгали и кувыркались, до слёз веселя разгулявшуюся братию. На третьи сутки были приведены говорливые женщины, которые заливали такие истории, от которых мужики хватались за животы и катались по полу...
Авдотья оказалась неистощимой на выдумки и скоро стала необходимой и князю, и его окружению. Они не могли обойтись без неё. Она быстро и тонко разобралась в особенностях характера Владимира. Весёлая и обаятельная, попадья полностью овладела сердцем и душой князя, поняла его душевный склад, привычки, склонности. Главное же — умела создать в доме уют, тихую и желанную пристань для отдохновения от трудов и печалей. Всем этим Авдотья подкупила Владимира. Поэтому он предпочёл её всем остальным женщинам и не мог обойтись без неё. Он окружил её роскошью и блеском. Но она не стала надменной, а оставалась простой и кроткой, как прежде, характер у неё был мягкий и незлобивый. Она осталась жить во дворце то ли женой, то ли наложницей Владимира, скоро родила ему сына, а потом и второго.
По городу шли различные слухи, но Владимир не обращал на них внимания. Бояре обратились к княгине Ольге, прося поговорить с сыном, чтобы тот прервал позорящую его связь с попадьёй, но она грустно ответила:
— Сколько раз затевала с ним беседу, да что толку? Видно, он пошёл в своего отца, такого же похотливого и беспутного...
Как-то между попойками к Владимиру зашёл Юрий и сказал озабоченно:
— Слыхал, в соседнем Владимиро-Волынском княжестве стол занял Роман Мстиславич?
— Как не знать? Мы всё-таки приходимся роднёй друг другу.
— Все князья между собой состоят в родственных отношениях, потому что все — Рюриковичи. Вот то-то и плохо.
— Почему?
— Оглянись вокруг: кто больше всех ссорится? Родня. А раз родня, то кто-то кому-то что- то должен, кто-то обделён, кто-то обижен. Вот и начинается сведение счетов.
— Это верно. Так что ты хотел сказать про Романа Мстиславича?
— Нехорошие слухи идут. Будто подсылает он своих людей к боярам галицким, подбивает выгнать тебя из Галича, и чтобы посадили на престол его, Романа.
— А что бояре?
— Брожение идёт. Есть такие, которые выступают за него.
— Калёным железом смутьянов выжигать!
— Как их выявить? Все разговоры ведутся втайне, исподтишка. А тронь одного боярина, могут подняться все. Тогда тебе, князь, несдобровать: войско-то в их руках!
Владимир и сам это понимал, поэтому прикидывал и так и эдак, но ни к какому решению не приходил. Время шло, наконец он получил послание от бояр: «Князь! Мы не на тебя встали, но не хотим кланяться попадье, хотим её убить; а ты где хочешь, там и возьми жену».
Бояре знали, что Владимир любит Авдотью и не позволит расправиться с ней, как это было с Настаськой.
Их расчёты оправдались. Владимир, забрав много золота и серебра, Авдотью, двоих сыновей и дружину, выехал в Венгрию.
Король Бела Третий после ожесточённой войны со своими соперниками более десяти лет назад укрепился на престоле и теперь спокойно правил страной. Он радушно принял галицкого князя, усадил рядом, стал подробно расспрашивать о русских делах. Это был крепкий шестидесятилетний старик, с цепким взглядом узких глаз и с какой-то особой способностью держать собеседника на некотором расстоянии от себя, не допуская проникнуть в свои мысли. Владимир вёл с ним вроде бы доверительный разговор, но по окончании почувствовал внутри себя пустоту и беспокойство, будто его в чём-то обманули, обвели вокруг пальца, окрутили.
Между тем Бела обещал ему помощь и не стал откладывать дело в долгий ящик; уже через месяц венгерские полки перевалили через Карпаты и вошли в Галицкое княжество. Роман Мстиславич, увидев такую силу, бежал. Владимир уже собирался торжественно въезжать в родной город, как в его шатёр вошли венгерские воины и со словами: «Именем короля!» связали, бросили в телегу и отвезли в замок, расположенный в Восточной Венгрии. Там в комнате с зарешеченным окном и под строгой охраной он в одиночестве проводил свои дни, томясь неизвестностью.
Вместо него король Бела на галицкий престол посадил своего сына Андрея. Началась многолетняя борьба русских князей за Галич. Их неудачи были связаны с раздорами, которыми наполнялась Русь в тот период.
Ничего этого не знал Владимир. Но ему удалось достать напильник, незаметно перепилить решётку на окне и бежать. Однако счастье оказалось не на его стороне. Уже на Галицкой земле он был задержан венгерским дозором и возвращён в замок; разозлённый король приказал поместить его наверху башни, под открытым небом; наступила осень, и он неминуемо должен был погибнуть от холодов.
Сначала Владимир обследовал место нового заключения. Круглая деревянная площадка ограждалась каменными зубцами высотой в человеческий рост, за ними защитники хоронились от стрел и камней противника. В одном месте возле зубцов были свалены валуны, которые сбрасывались на головы осаждавших крепость.
Вниз вела дверца, которая запиралась на засов. Вот и всё, никаких излишеств.
Владимир поглядел вниз. Гладкая стена башни не давала даже малейшей возможности для побега. Вокруг расстилались луга с желтеющей травой, по ним петляла неширокая речка, кое- где виднелись леса и перелески. Значит, предназначено умереть здесь, под солнцем и звёздами, обдуваемым со всех сторон ветрами, думал он.
Потянулись долгие, томительные дни. Сначала Владимир бодрился, оглядывая окрестность, но ночные холода становились всё злее и злее, порой приходилось всю ночь бегать и прыгать по площадке, чтобы не закоченеть. Еду приносили аккуратно два раза в день — утром и вечером. Являлся один и гот же молчаливый слуга, в холщовых рубашке и штанах, с вислыми усами и тёмными глазками, спрятанными под нависшими бровями. Он выставлял пищу и воду на край люка и тотчас удалялся, не сказав ни слова и тщательно заперев за собой крышку на засов.
Но как-то на площадку вышли две женщины, мать и дочь. Матери было лет сорок, дочери — около пятнадцати. Им, видно, захотелось посмотреть с высоты на окрестности. Они живо переговаривались между собой, часто поглядывали на Владимира, а потом женщина спросила:
— Кем будешь, пленник?
— Русский князь Владимир, — ответил он; как большинство жителей Западной Руси, он немного знал языки соседних стран — Польши и Венгрии.