Удивительно. Кажется, я ломаю чье-то мировоззрение – даже какую-то гордость от этого чувствую. И боги мои, кажется, оли Лэтеар передо мной извиняется? Нет, это я уже перебираю. Но собой она определенно недовольна.
– Меня не перестает удивлять, что нас принимают за неразумных существ. Даже строение наших тел почти не отличается! И внутри они тоже почти одинаковы, уж у меня-то была возможность сравнить. Мне кажется, оли, вы лукавите. Не конкретно вы, а все первородные, или даже только те первородные, кто решает за ваш народ. Интересно, зачем им это?
Теперь девушка, наоборот, вспыхнула:
– Наши старейшины не ошибаются! Они ведут наш народ к счастью и процветанию, не щадя усилий и тратя свое здоровье в неустанных думах о благе!
Вот здорово! Прям как по писаному! А, главное, если заменить старейшин на «его величество», получится один в один то, что говорят у нас в школах. И давно ли я сам перестал считать его величество непогрешимым? Нет, я и сейчас отношусь к нему с уважением и почтением, но понимаю, что он такой же человек, как и я.
– Хорошо-хорошо, – успокоил я девушку. – А сколько их, старейшин?
– В каждом городе есть Совет восьми, в который входит восемь самых мудрых, знатных и уважаемых глав родов. Мой отец – один из них, – не удержавшись, похвасталась оли Лэтеар. – И один из этих восьми становится представителем города. Когда нужно принять какое-то решение, касающееся всего народа, все представители собираются вместе.
– А сколько их, представителей? – быстро спросил я.
– Восемь, конечно, – недоуменно ответила Иштрилл. – Сколько городов, столько и представителей.
Я постарался прикинуть. Если от каждого города в войне участвует по пятьсот эльфов, значит, общее количество солдат у первородных – четыре тысячи. У нас не намного больше сейчас, но мы уже научились с ними воевать – вот только как они разрушили городские стены? Очень хотелось спросить сейчас, когда оли Лэтеар разговорилась… Если бы я не знал точно, что в этом мире не знают взрывчатки, я бы подумал, что использовали ее. Вместо этого я продолжил расспрашивать об общественном устройстве. Оли Лэтеар охотно рассказала, что нового старейшину выбирают из числа уважаемых эльфов другие старейшины. Меняются они довольно редко – только если один из старейшин умрет, или если семеро из них решат, что восьмой не справляется со своими обязанностями. Как это сочетается с уверенностью в том, что любой старейшина непогрешим и не может ошибаться, я не понял, и заострять на этом внимание девушки не стал. И вообще такая система не показалась мне очень разумной. Получается, каждый из городов живет почти независимо, и общего руководства у них практически нет, как в древней Греции? Видимо, чего-то я не понимаю. В остальном первородные не очень отличались от людей. Они делились на роды, в которых одна из семей главенствовала. Получалось что-то вроде наших дворян. А остальные были простолюдинами. Про законы я даже и спрашивать не стал – и так приходилось намеренно тянуть время за сбором растений, преодолевая и собственную боль и недомогание, чтобы успеть услышать побольше интересного. Уже когда мы возвращались, я спросил, что не так с западом, что туда отправляют провинившихся.
– На западе наш лес кончается. И начинается степь – не такая, как та, в которой живут люди, а гораздо холоднее. Там каждую зиму выпадает снег. Раньше по этой равнине ходили орки. Они были очень похожи на нас, только волосы черные. И они строили дома и целые города, как вы, люди. Мы не обращали друг на друга внимания, пока оркам не потребовались наши мэллорны. Никто не знает, для чего они им понадобились. Началась война, и длилась она очень долго, несколько поколений. Первородные с трудом выжили, нас осталось очень мало. А орков не осталось совсем. Но их города остались. И в них много чудесных вещей – орки были очень искусны. Да и мы с той войны забыли многое – даже наши маги были раньше гораздо более знающими и умелыми. Когда-то для того, чтобы разрушить мерзкий каменный город, им не требовалось готовиться несколько месяцев, а то и лет. Они просто шли и разрушали. И орки так могли. Теперь многое забыто. Но в разрушенных городах осталось много, очень много удивительных волшебных вещей, драгоценностей и оружия. Из тех, кто провинился, собирают отряды, которые затем идут в мертвые города и собирают оттуда разные ценности. Эти походы очень трудны. Орочьи степи опасны и бесплодны, в них нельзя найти пищи и воды, а города полны смертельных ловушек. Многие погибают, иногда пропадают целые отряды. Иногда они возвращаются, пораженные ужасными болезнями, от которых нет лечения, и умирают уже здесь. Но не только те, кто должен искупить свою вину, ходят в проклятые города. Многие смельчаки, особенно те, кто живут ближе к западному краю леса, часто отправляются туда на свой страх и риск, и некоторые возвращаются, покрыв себя славой и принеся несметные богатства!
Когда оли Лэтеар об этом рассказывала, у нее так горели глаза, что можно было не сомневаться – при первой же возможности она отправится в степь, чтобы «покрыть себя славой и добыть несметные богатства».
– А еще, говорят, на самом северо-западе, у подножья великих гор, остались еще разрозненные семьи орков, уже совсем одичалые. Но они по-прежнему остаются великолепными воинами, и случалось даже, что наши отряды встречались с ними в заброшенных городах. Правда, на моей памяти такого не было, и я вообще не уверена, что это правда. Отец говорит, что это досужие выдумки, – смущенно закончила Иштрилл.
Я задумался. То, что уничтожило наши города, как-то связано с загадочными орками и их погибшими городами. Первородные регулярно посылают туда отряды. Я поймал себя на том, что мне тоже очень интересно посмотреть на то, что осталось от орков и их городов. Я понимал, что в моем желании изрядную долю занимает праздное любопытство, но очень уж увлекательно рассказывала оли Лэтеар, да и собственные воспоминания о прочитанных в прошлой жизни сказках не давали покоя. Что за чудеса там такие? Я подумал, что если я решу бежать, то было бы вполне разумно двигаться вглубь территории первородных, идти туда, где меня не будут искать! Не знаю, может быть, я принимаю желаемое за действительное, но мне представляется, что так шансов на побег несколько больше. Пройти обратно через занятые отрядами первородных леса, перебраться через реку и добраться до своих в одиночку, скрываясь от преследования и путая следы, будет непросто. Мне, конечно, это уже удавалось, но, во-первых, я был тогда не один, во-вторых, я выбирался все-таки со своей территории, а не как сейчас – из самого центра эльфийских владений. Да и искать меня будут много активнее… Я решил собрать по возможности побольше информации и еще не раз хорошенько все обдумать. И вообще пора было составлять план побега.
Я пытался продумать свои действия весь вечер, пока готовил снадобья для своей спины и мазь для оли Лэтеар – очень ей не хотелось ходить с заплывшими глазами. Я думал об этом весь следующий день, пока лежал в свинарнике и ждал, пока заживут мои раны, изо всех сил ускоряя заживление с помощью своих невеликих магических сил. Я придумывал и отбрасывал планы один за другим, прерываясь только на то, чтобы прослушать очередной скандал в исполнении доу Лэтеара, который больше не просил, но требовал, чтобы ему выдали меня или хотя бы зелья в достаточном количестве. Эльфийский язык всегда казался мне не очень выразительным, и только теперь я понял, как ошибался. В нем нет слов, которые считаются неприличными, тех, которые принято произносить, только если хочешь оскорбить собеседника. Но вот их сочетания… Уверен, выскажи я что-нибудь подобное среди солдат вырезанной ныне почти полностью Помойной тысячи, я был бы мгновенно убит. А если бы у помойных не было возможности меня убить, они бы умерли от злобы. Но развлечение закончилось, а вся моя «титаническая» работа мысли не принесла ни капли результата. Все, что я смог придумать, – это ждать удобного момента и действовать по обстоятельствам. Удивительно, но этого удобного момента не пришлось ждать очень долго. Утром на девятый день моего пребывания в городе первородных меня вывели на площадку, чтобы я снова мог поработать тренировочным снарядом.