Воевода кивнул. Князь вновь повернулся к Борису.
— А ты давай к Петьке, что ли переселяйся, — предложил он. — Больно уж холодно тут у воеводы. Ну а мне ещё надо другие дела докончить. Так что теперь уж завтра свидимся.
Юрий, подумав ещё немного, вдруг на что-то решился и быстро вышел из дома. Вместе с ним ушёл и Павел. С гостями остались воевода и младший княжич. Все вместе допили вино, доели ужин. Но разговоров уже не вели. Устали.
— Ну, пошли, — сказал Пётр Борису.
Палаты по здешним меркам выглядели внушительно, хотя с каменными суздальскими и даже с недавно поставленными нижегородскими их не сравнить. Бревенчатые, двухъярусные, со множеством помещений, большая часть из которых ещё достраивалась, они вполне удовлетворяли Муромских князей. Несмотря на поздний час, повсюду ходили мужики с топорами и тёсом, слуги таскали коробы и сундуки, а за всем этим потоком людей и вещей присматривал местный дворский. Печи тоже сложили далеко не везде, и неожиданные для этого времени холода застали прислугу врасплох. Отапливались пока только княжеские покои, терем княжны и несколько нижних комнат. По всему остальному дворцу гуляли сквозняки.
Жилище Петра оказалось вполне уютным. От печи исходило тепло, а закрытые коврами стены не позволяли уносить его прочь через щели. Узкое окно было забито туго свёрнутым тряпьём, но несколько свечей неплохо освещали комнату.
Вдоль стен стояли широкие лавки, одну из которых использовал вместо кровати Пётр, а другую занял Борис. Как только гость разложил вещи, Пётр показал ему свой меч, доспехи, а Борис в ответ показал свои. Они вместе разглядывали перебитую стрелой дощечку и долго гадали, кто же нашёлся такой смелый, чтобы пускать стрелу по посольству в двух шагах от Мурома.
Затем Пётр расспрашивал Бориса о Суздале, о Нижнем Новгороде, рассказывал о Муроме и жизни среди лесов. Между прочим, посетовал и на отца, который намерен его вскорости оженить, и только невесту подходящую ищет. Может о мещёрской княжне сговорится, может, кого из дочерей боярских посватает.
Они проговорили так до ночи, но и разойдясь по лавкам и задув свечи, продолжили разговор. Борис вообще трудно засыпал на новом месте, а тут ещё Пётр принялся рассказывать всякие страшилки про муромские леса, про клады, про нечисть, про вурдов. Суздальский княжич и сам знал немало страшных историй, но о вурдах прежде не слышал.
— Вурды — это не то же самое, что мертвяки, — пояснил, со знанием дела, Пётр. — Они как люди, только страшные очень. Просто они днём спят в логовах своих, а ночью ходят, добычу ищут, вот многие и думают, дескать, мертвяки это. Но я так скажу, лучше уж мертвяки. Те хоть по одному шастают и людей редко трогают без причины, а вурды на человеческий дух как пчёлы на цветение собираются, скопом навалятся — не отобьешься. Бывает, на путников нападают, а бывают, что и на села.
Борис глянул с опаской на заложенное окно и поёжился, пытаясь себе представить кровожадного упыря, а Петр продолжал:
— Раз мужик ехал ночью по дороге по муромской. Известное дело разбойников опасался, самострел взял, топор самый большой в возок положил. Да только от вурдов — это не оборона. Как дело вышло, не знаю, да и никто уж теперь не узнает, но ногу только от того мужика и нашли. Видно в траву куда отвалилась, вурды её и потеряли. Кровищи в том месте много пролилось — вся земля коркой покрылась. А добра никакого не взяли и возок с лошадкой целёхонькие стояли — стало быть, не разбойники.
— А сами-то разбойники, что, неужто не боятся? — спросил Борис.
— Боятся, как не бояться? К сёлам ближе стараются держаться, некоторые и вовсе в сёлах живут, а на дорогу так, в охотку выходят. Но есть, конечно, и такие, что в лесу прячутся. Поговаривают, некоторые из них ладят как-то с вурдами. Вроде договора у них, что ли. Да только не верю я в такие договоры. Вурда за спиной лучше не оставлять — разом зубы свои вонзит, в спину-то. Спиногрыз, ёпть.
А раз случай был, на деревню они навалились. Конец зимы наступал — еды-то нет никакой, и дорогами люди редко по одному ходили. Вот они и оголодали, значит, вурды-то. Деревня та — двора три всего, но семья большая там проживала. И мужиков много и при оружии все. Сперва-то, как собаки залаяли, никто не понял в чем дело. Баба вышла глянуть, тут и началось. Крик, хрип, визг. Бабу потащили в лес, а она живая ещё, орёт благим матом. Помирать-то кому охота? Мужики похватали дреколья, рогатины, топоры, давай отбиваться. На бабу уж и рукой махнули, не до неё стало, как вурды в дом полезли.
Собаки, вот тоже мне защитники — смех один, они на вурдов бросаются, лают, кусают, так нехристи волосатые одну взяли за лапы и порвали надвое. И куски бросили под ноги, в снежную слякоть — собачатина не по вкусу им. Остальные псы сразу заскулили, попрятались.
Вурды, они меры не знают, такая у них особенность. Ну, утащили бабу и успокоились бы. Так нет, они всю деревню видно затеяли в котёл положить. Полезли и в двери и в окна, и через крышу… Тяжело мужикам тогда пришлось, насилу отбились. Ещё ребёнка одного смогли утащить, да мужик после уж помер от раны. Так что легко отделались, можно сказать. Но деревню бросили, ушли к нам, в городок ещё в старый, к дружине поближе, за стены.
А нынче племя волосатое за другие сёла взялось, хотя тепло вроде бы и прохожих полно в лесах бродит.
Осиновый кол против них бесполезен, потому как не мертвяки они, чихать на осину хотели. Многие с этими колами в лесу и сгинули. Нужен топор или какое ещё железное оружие. Рогатина, что на медведя, тоже сойдет. Живучие они страшно. Рубишь, рубишь, а всё без толку. Боли они, что ли не чувствуют. Руку отрубишь, кровь хлещет, а он все одно на тебя лезет, зубами клацает.
— Сам, что ли бился с ними? — недоверчиво спросил Борис.
— Было дело, — вовсе без хвастовства подтвердил Пётр. — Ехали как-то мы с братом. Зачем уж не помню. Едим, вдруг смотрим — трое мужиков одного парня тащат. Сначала подумали, может, ранило кого на охоте или ногу подвернул. Только странно — не из леса тащат, а в лес. Пригляделись — да это вурды! Чего они того парня тащили, а не на месте сожрали — не знаю — может детишкам своим. Ну, мы, понятно, клинки из ножен и вперёд! Мы же, как-никак людей, на нашей земле живущих, защищать должны. Двоих порубили, но провозились долго, а пока возились, третий сбежал. Парня мы тогда спасли. Он, как говорили, в другой раз сгинул. Видно от судьбы не уйдешь. Не вурд, так лешак утащит. Да у нас здесь много всякого водится. Леса-то, известно какие — муромские.
А с недавних пор как будто приключилось с вурдами что-то, попёрли они на наши древни валом, что саранча библейская. То ли расплодилось их племя без меры, то ли согнал их кто с обжитых мест. Но только лезут и лезут они на деревни наши. Незадолго до тебя как раз оттуда приезжали селяне, жаловались, помощи просили. По этому поводу и совет у отца завтра будет.
Глава седьмая
Муром
Князь принял Бориса рано утром в палате, увешенной коврами и оружием и отведённой временно под советы и торжества, пока большое помещение внизу ещё достраивалось. Юрий Ярославич долго расхаживал взад-вперёд, не решаясь начать разговор. Потом сел, почесал бороду, ещё малость подумал.