– У тебя, Колян, не аппэндицит, – передразнила его Жанна, – у тебя уже старческое слабоумие. Понимаешь? Сла-бо-у-ми-е. Повторить?
Мельников промолчал.
– Сколько можно, Коля?! – всплеснула руками Жанка. – Ну сколько можно? Ты же не дэбил? Ну а раз не дэбил, то как я тебе говорю, так и делай! Иначе – вали к своим родственникам, пусть они из-под тебя, – Мельникова на секунду запнулась, подыскивая нужное выражение, чтобы побольнее задеть мужа, и выпалила: – Продукты твоей здоровой жизнедеятельности выносят. Вот так вот берут… – Она схватила кастрюлю с пригоревшей кашей, – и выносят! Смотри! – Жанна швырнула ее в мусорное ведро. – Говно, а не кастрюля. Все пригорает, – попутно прокомментировала она свой поступок и включила электрический чайник. – Это тоже говно!
– Ну так возьми и его выкини. Не ты ж его покупала.
– Я бы такое дерьмо никогда не купила!
Последняя фраза окончательно вывела Мельникова, всегда покупавшего, как он считал, самое качественное, а потому самое дорогое, из равновесия. Он медленно поднялся с табурета, подошел к жене и тихо, зато невероятно четко, произнес:
– Я к тебе не навязывался. Силком замуж не тянул. Не хочешь со мной жить, не живи. Но оскорблять и унижать меня в моем собственном доме я не позволю. Не позволю!
– Че? – Жанна сделала вид, что недослышала.
– Не че, а что, – так же тихо произнес Николай Николаевич.
– Ты че, Коля, – Жанна изменилась в лице, – угрожать мне вздумал?
– Я никому не угрожаю. – Мельников переступил с ноги на ногу. – Я просто требую уважения к себе.
– Ах, уважения к себе?! – распалилась Жанна. – Ну тогда слушай меня внимательно. Значит, блевотину за тобой всю ночь убирать – это не уважение? Пипирку твою дергать каждый вечер, чтоб хоть как-то тебе было приятно – и это не уважение? По первому зову нестись – тоже? А че ж тогда, Коля, у тебя уважение? Когда твоя жена тебя всю жизнь попрекала, что денег мало приносишь? Когда твои собственные дети к нам на свадьбу не пришли? Когда до сих пор из отца тянут? Это уважение?! – Жанна перевела дух, а потом медленно проговорила: – Тогда хреначь, Колян, в свою Дмитровку, а обо мне забудь. Я баба молодая, жизнь еще устрою. И унижать себя не позволю. Не один ты у нас гордый. Понял?
Мельников стоял молча.
– Я не слышала, – грозно напомнила Жанка и смерила мужа взглядом с ног до головы. – Ты понял?
– Я понял, – очень спокойно ответил Николай Николаевич. – Я понял, что женился на женщине, которую не люблю. Я просто запутался. Мне всегда казалось, что в тебе очень много наносного, но я был уверен – внутри-то ты настоящая. А ты так…
– Как? – с презрением спросила Жанна.
– Так… – Мельников собрался с духом и выговорил: – Дешевка.
– Сука ты, Коля, – только и вымолвила Жанна, а потом плюнула в лицо мужу и завизжала: – Ненавижу тебя! Всеми фибрами души ненавижу. Утром на тебя смотрю – и ненавижу. Как ты ешь, ненавижу. Всего тебя ненавижу…
– Спасибо за честность, – через силу усмехнулся Николай Николаевич и, не вытерев лица, ушел в комнату, куда еще какое-то время доносились Жаннины проклятия и ругательства. Когда же та успокоилась, Мельников подошел к окну и внимательно посмотрел вниз: выброситься? Один шаг – и все. Все равно в такой жизни нет смысла. «В такой – нет, – резонно заметил Николай Николаевич. – Но ведь другую-то никто не отменял! Просто жить надо так, как хочется. И с кем хочется. По-честному надо жить. Для себя». «По-честному» получалось одному, и Мельников практически согласился с собой в том, что следующий шаг должен стать решительным. Надо просто взять и сказать Жанне: «Хватит».
– Хватит, – произнес вслух Николай Николаевич и прислушался: в этом его «хватит» не было никакой убежденности. – Хватит, – уже потверже повторил Мельников, а потом еще несколько раз, пока сам не поверил в то, что хватит. Преисполненный решимости, он собрался выйти в гостиную, к Жанне, чтобы, не откладывая в долгий ящик, сказать ей все. Но не успел, потому что та предстала перед ним с тарелкой дымящейся каши в руках:
– На вот. Твоя жижка. Ешь.
– Я не буду, – гордо отказался Николай Николаевич и отвернулся от жены.
– Хватит крыситься, Коля! Побазарили – и хватит. Ты – мне, я – тебе. Сам виноват, не надо было доводить меня до белого каления. Я ж женщина страстная, – пропела Жанна, подлизываясь: – В сердцах че только не скажу. Ты, между прочим, тоже не лучше! Я тебя дешевкой не называла.
Мельникову все, что говорила жена, показалось полным безумием. Плюнуть в лицо, визжать, проклинать, по ее мнению, даже в сравнение не шло с тем, как ее оскорбили: «Дешевка».
– Дешевка и есть, – повторил Николай Николаевич, откуда только силы взялись.
– Ну и ладно, – защебетала Жанка. – Дешевка так дешевка. Зато верная и надежная. Куда ты без меня, Коля?
– Туда же, куда и ты, – мстительно напомнил Мельников: – Жизнь устраивать.
– Да устраивай ради бога, – не стала возражать Жанна, заранее чувствуя себя победительницей. – Сколько угодно! Желудок-то тут при чем? Сам же знаешь: война войной, а обед – по расписанию.
Последний довод показался Николаю Николаевичу вполне убедительным: он даже взял из рук жены тарелку, но, заметив, как Жанна самонадеянно расплылась в улыбке, тут же швырнул ее в стену, намеренно целясь в репродукцию картины Сальвадора Дали «Сон, вызванный полетом пчелы вокруг граната, за секунду до пробуждения». К ней его жена относилась с особым пиететом, искренне считая фигуру спящей женщины точной копией собственной.
– Че ты творишь?! – завизжала Мельникова, оскорбленная в своих самых лучших побуждениях: сама сварила, сама принесла, первой пошла на мировую – и тут на тебе: выстрел в цель. Возмущению Жанны не было предела – Николай Николаевич, с ее точки зрения, переступил все мыслимые и немыслимые границы. Поруганная женская душа жаждала мести, но, рассудила Жанка, предпочитавшая высокопарные цитаты: «Это блюдо, которое лучше подавать остывшим». «Вот я тебе его и подам!» – мысленно возликовала Мельникова, имея в виду Гольцова, и неожиданно и для себя, и для мужа успокоилась: – Убери за собой, придурок! – приказала она и выскользнула из комнаты.
– Сама убери! – выкрикнул вслед жалкий в своем протесте Николай Николаевич и начал собираться в Дмитровку.
Заметив, что муж собирает вещи, Жанна обрадовалась. Вопрос «где?» решился сам собой. Никаких сомнений больше не было. Достаточно было только дождаться, когда эта старая перечница выметется из дома, чтобы можно было продолжить то, что так бездарно оказалось прервано этим блеющим «Жан-на!». «Давай быстрее!» – мысленно подгоняла супруга Мельникова, наблюдая, как тот тщательно упаковывает вещи, причем в таком количестве, которое свидетельствовало о намерениях переехать в загородный дом как минимум на неделю. «Вот уж я оторвусь!» – пообещала самой себе Жанна и миролюбиво поинтересовалась:
– Ты надолго?