И обожал свою Катьку. Да что мне тебе рассказывать, ты сама знаешь обо всем…
Она поняла, на что он намекает. Тогда в полусне он принял ее за погибшую жену, привлек к себе и даже пытался ласкать. И если бы она так отчаянно не упиралась руками в край дивана, кто знает, что могло бы быть дальше. И это все понятно. Не любить такое совершенство мог разве что слепой.
Но ей-то зачем обо всем этом знать? И главное, с чего это вдруг он завел с ней разговор о ее муже?
О том, что убийство всегда тщательно планируется и… О боже, нет! Что он имел в виду, когда говорил об этом? Со знанием дела и… Что ее собирается спровадить на тот свет так же, как и свою горячо любимую Катеньку? Но тогда для начала ее нужно посадить за руль автомобиля. А она ни в жизнь не усядется за руль той расхристанной «Нивы», на которой он приехал. Хотя способов отправить человека на тот свет множество. Нужно только очень тщательно обдумать и подготовить все необходимое. Так, кажется, он говорил. Ну-ну, посмотрим.
То есть, как это обычно говорят: поживем — увидим. А что не увидим, о том догадаемся.
Маша смотрела на мужа, смутно подозревая, что каждое его слово несет в себе что-то. Какую-то информацию, которую ей надлежало считать с коры его замороченного головного мозга. Она пыталась это сделать, видит бог — пыталась. Но все бесполезно. Все ее усилия спотыкались: все, буквально все в нем мешало ей. Рот, недоверчиво кривившийся и совсем не слушавшийся своего хозяина, который изо всех сил заставлял его улыбаться. Глаза, потемневшие от подозрительности и просверлившие в ней сто сорок две дырки, будто что-то там в глубине ее должно было открыться ему. Руки, которые нервно барабанили по столешнице и которые каких-то пару часов назад с такой неистовой горячностью ласкали ее всю.
— Володя, — тихо позвала Маша и, накрыв его пальцы своими, жалобно попросила:
— Давай не будем больше о призраках…
— Да мы совсем и не о том! Я согласен. А о чем бы ты хотела со мной поговорить, дорогая? — Первым порывом было отдернуть руку, но под ее ладошкой было так покойно и тепло, что он передумал. Еще успеет…
— Я хотела? Гм-м… Я хотела бы говорить только о нас тобой! И ни о чем больше. Только о нас…
«Да нет ни черта никаких нас! Понимаешь ты или нет?! Неужели совсем слепа? Неужели совершенно ничего не хочешь понимать? Нет, не было и не может быть никаких нас! Потому что у нас нет никакого будущего! Абсолютно никакого! На старом пепелище не строят дома! Никто и никогда!»
Все это хотелось ему выплюнуть ей в лицо.
Гневно, не выбирая слов. Вырваться и убежать на апрельскую волю распластавшихся под небом полей и лесов. Убежать как можно быстрее и дальше… Но он не удрал. Нет. Зачарованно смотрел, как подрагивают острые стрелки ее черных ресниц, как набухают слезой ее необычно темные глаза.
Опускал свои ниже и ловил взглядом волнующий трепет ее маленького сердца. Как бы ему хотелось, чтобы оно не лгало! Подумав так, он вдруг испугался. А как же это его — ни за что и ни-ког-да?! Неужели так важно осознавать, что тебя не могут обмануть? Да, наверное, важно. Но сейчас не время раскисать и расслабляться. Может быть, когда-нибудь… Но не сейчас. Слишком глубоко он увяз во всем, чтобы позволить себе сейчас под натиском каких-то ненужных непонятных чувств все испортить.
Но черт же все побери, почему она так желанна? И кто и когда сказал, что он не может желать свою жену, пусть даже и женой она ему стала при таких «отягчающих вину обстоятельствах»?
— Машка, — голос странно сипел, сев до неузнаваемости.
— Да! — Она призывно подалась ему навстречу. — Что, Володя?
— Иди ко мне, девочка. Пусть все катится ко всем чертям. Сегодня наш с тобой вечер, дорогая.
«Пусть даже он будет одним из последних», — мелькнуло в его голове, но он прогнал прочь эти мысли. Только не сейчас. Может, потом когда-нибудь. Но не сейчас…
Глава 11
Маша стояла на дороге и, приложив козыречком ладонь ко лбу, смотрела на клубящуюся по дороге пыль.
Он опять уехал.
После того чудного вечера он высидел рядом с ней в относительном спокойствии всего лишь неделю. Затем ставший уже привычным его сарказм начал набирать обороты, и Маша с удивлением вдруг обнаружила, что уже сама мечтает о его отъезде.
Володю что-то определенно угнетало. Он метался, маялся от бездеятельности, придирался по мелочам, закидывал то и дело в угол бесполезный мобильник, потому как жили они вне зоны приема.
И наконец собрался и уехал.
Как и полагалось добродетельной супруге, Маша проводила его до машины. Прощальный поцелуй, скороговоркой непонятные его слова и какие-то нелепые обещания не скучать и не болтаться где ни попадя. И потом пышный шлейф пыли на дороге.
— Ну и черт с тобой! — пробормотала Маша, убирая ладонь со лба и возвращаясь в дом. — Если опять уедешь более чем на день, убегу. Так и знай, убегу!
И она даже начала собирать вещи, не забывая укладывать в сумку все, что он ей купил. Кстати, надо было отдать должное, он ни разу не приехал к ней с пустыми руками. Всякий раз это была какая-нибудь деталь туалета. То футболка, то премиленький кашемировый свитерок, то колготки с туфлями, которые были нужны ей здесь, как корове роликовые коньки.
— Это возьмем? — Маша встряхнула тонкую шифоновую кофточку цвета вишни и тут же решительно сунула ее в сумку. — Возьмем! Ему она уж точно ни к чему!..
Вещи были собраны и уже стояли у порога, когда на ступеньках неожиданно раздались чьи-то шаги. Быстро глянув на сумку и внезапно осознав всю нелепость своего поведения, Маша быстро задвинула вещи под кровать и стянула покрывало с нее до самого пола. Узнает, что собралась удрать, непременно посадит на цепь.
Шаги между тем приближались. Раздалось дежурное ругательство. Понятное дело, в таком коридоре кто угодно ноги может переломать. Но не это показалось ей странным. Тогда что же ее так внезапно насторожило? Маша похолодела. Это был чей угодно голос, но только не голос ее мужа. Точно! Вот выругались еще раз и опять не его голосом.
Маша уже почти догадалась, кто именно сейчас стоит по ту сторону двери. Она обессилено упала на стул и затравленно уставилась на дверной проем.
Вот сейчас, сейчас еще мгновение, и дверь распахнется. Человек этот переступит порог ее, нет не ее — их с Володей дома, и все. Всему тому малому, что у нее имелось, придет конец. Это она поняла как-то вдруг и сразу. И поняла только сейчас, сидя у стола и с ужасом ожидая появления гостя.
Дверь распахнулась.
— При-иве-ет! Ну ты и в глушь забралась, елки!
Еле-еле удалось тебя отыскать! А это не твой благоверный сейчас мимо меня промчался? Я только-только из посадки на проселочную дорогу вышла, а он на бешеной скорости мимо.
Маша не успела открыть рта для ответа, да он и не требовался. Гость, вернее, гостья ввалилась в дом. Покидала разом все сумки, что были перекинуты у нее через плечи. Шумно выдохнула «у-у-ух» и, обведя взглядом обстановку, с кислой миной на лице затараторила: