Любитель сладких девочек - читать онлайн книгу. Автор: Галина Владимировна Романова cтр.№ 17

— Нет, мы говорили о вашей жене. Потом вы сказали, что были счастливы какое-то время, потом…

— Потом все кончилось. Счастье очень быстротечно. Почти так же, как любовь и доверие. Согласна?

Она промолчала, неуверенно пожав плечами.

Ей не понравилась его реакция. Она не была подвластна ее пониманию и будила ненужные подозрения, а это уже лишнее. Это шло вразрез с их программой «совместного проживания под одной крышей».

— Любить красивую женщину очень сложно. — Володя выхлебал-таки свой чай, поставил пустую кружку на столешницу и принялся крутить ее так и сяк, дергая за дужку ручки.

— А некрасивую легче?

— Нет, наверное. Хотя не знаю. Не приходилось. Может, с некрасивой все проще. Может быть…

У меня всегда все сложно как-то… Посмотришь вокруг, люди как люди. Семья, дети, положение. А у меня все не так…

— А как?

— Помнишь, как покойный Тальков пел? А у нас все через з… Н-да… Вот и с тобой тоже…

— А что со мной не так? Ну про то, что я некрасива, можете не напоминать. Про это я знаю сама.

А что еще со мной не так?

Он вдруг бросил вертеть пустую кружку по столу и уставился на нее так, словно видел впервые. За то время, пока он спал, она успела умыться и причесаться. Стащила с себя дурацкие брюки, благо свитер закрывал ее ноги почти до колен. Поела, правда, мало. Пригубила чаю. Немного порозовела и.., не то чтобы вдруг превратилась в красавицу, но немного посвежела, это точно. К тому же тело, которое он видел сегодня, с лихвой компенсировало ее невыразительную неухоженную мордашку.

Но не говорить же ей об этом сейчас, когда опять проснулся с именем бывшей супруги на устах! Кто бы мог предсказать, когда перестанет наконец мучить его это наваждение. Может, присутствие этой леди сумеет хоть немного скрасить его одиночество и сможет вытеснить образ Катерины из его памяти…

— Так что со мной не так? — Маша, устав дожидаться, дернула его за рукав джемпера. — Куда вы смотрите, наконец?

— А? Ах да! С тобой, в принципе, все в порядке.

За исключением одной маленькой особенности.

Поправь меня, если я ошибусь… — Он почти виртуозно сманеврировал, отцепив ее руку от своего рукава, уложив ее ей на колено и пристроив радом свою ладонь: оно было голым, гладким и теплым.

Таким теплым, что мысли мгновенно приняли иное направление и он сказал совсем не то, что собирался сказать.

— Первое впечатление, которое ты производишь на мужчин, это жалость. Нет, не так. Сначала раздражение по поводу твоей беспомощности, а потом жалость и желание уберечь. Уверен, что соверши ты на самом деле преступление, тебе бы легко удалось избежать наказания. Поверить в твою виновность очень сложно, очень…

— Как и в твою! — крикнула вдруг звонко Маша, тяжело задышав и резким движением высвобождая свое колено. — Уверена, что сюда никто не приехал за туманами! Уверена, что каждый привез сюда с собой свою тайну и по большей части они ужасны! Вот вы.., ты!.. Ты сюда почему приехал?

Занимаешь привилегированное положение на заводе, однако каждый день наверняка ставишь отметку у коменданта!

— Наблюдательная… — задумчиво хмыкнул Володя, потирая пальцы, хранившие восхитительную упругость ее колена.

— Какую тайну ты оберегаешь? Что произошло в твоей шикарной жизни? Отчего ты оставил свою красавицу жену и укатил к черту на кулички? — Маша выслушала его замечание и продолжала кричать, всплескивая руками, с которых до самых локтей скатывались рукава широкого свитера. — Только последний идиот способен оставить такую женщину в одиночестве! Подобных красавиц не оставляют даже на день…

— Это она меня оставила, а не я. — Володя с грохотом поставил локоть на край стола, уложил на сжатый кулак щетинистый подбородок и задумчиво уставился на Марию. — Я никогда бы не посмел оставить ее. Никогда. Это она меня оставила. Просто взяла и ушла из моей жизни навсегда. И уже никогда и ни за что не вернется. Потому я и здесь.

Все просто.

— Чушь! Нельзя было так просто сдаваться! Когда-нибудь она все равно вернулась бы. Ты же любил ее. Любил?

— Больше жизни. Так, во всяком случае, мне тогда казалось. Казалось до тех пор, пока… — Он умолк, не отводя взгляда от ее раскрасневшихся щек.

— Она все равно вернулась бы!

— Ты не поняла. — Володя медленно, словно в кадре замедленной съемки, протянул к ней руку и легонько коснулся ее порозовевшего лица. — Ты очень-очень молода… Молода и прекрасна… И нужно совсем немного усилий, чтобы сделать это лицо совершенным.

Он принялся водить кончиком пальца по ее бровям, векам, овалу лица и контуру губ, слегка надавливая, приподнимая и поглаживая кожу, словно умелый скульптор, пытающийся придать несовершенной заготовке законченный вид.

Маша зачарованно молчала. Ее никто и никогда прежде не трогал именно так. Гладили, ласкали, тискали, принимая такой, как есть: невыразительной, блеклой и безнадежной. Пытаться что-то вылепить из ее внешности не пробовал никто и никогда, даже мать, поставившая на Машино будущее все свое состоятельное "я".

— Твои губы удивительной формы, — продолжал говорить Володя, взяв ее лицо теперь уже в обе ладони. — Такой нежной, непередаваемо нежной формы и цвета. Кажется, что тебя никогда и никто прежде не целовал. Это самообман… Конечно же, это самообман, но он прекрасен…

И он поцеловал ее. Без всякой предварительной подготовки и вступлений. Просто приблизил свое лицо к ее и, не отнимая своих рук от ее щек, долго и жадно поцеловал ее.

— Как тебя зовут? — спросила она, когда он отпрянул, тяжело и прерывисто дыша.

— Хорошенькое начало… — последовало его смущенное покашливание, и он запоздало представился:

— Владимир… Панкратов Владимир Николаевич. А ты Мария.

Он силился уловить какой-нибудь ответ на дне ее непроницаемо-темных глаз, но тщетно: там было сумрачно, как в омуте. Ни малейших намеков на лихорадочный блеск, разбуженный его прикосновением, ни трепета острых ресниц, таких прямых и длинных, что, кажется, уколешься. Стоит только прижаться щекой покрепче, и уколешься непременно, но она этого не хотела. Он понял сразу. По тому, как она целовалась, как просто, без эмоций отреагировала на его поцелуй. И как смело и выжидающе смотрела на него после всего этого.

— Да, я Мария. — Она шумно втянула в себя воздух и со злобной гримасой, мгновенно исказившей ее лицо до неузнаваемости, выпалила:

— Сидорова Марь Иванна. Как тебе это? Не слабо? Чуть лучше, конечно, чем Иванов Иван Иваныч, но тоже хорошо. Это для меня похлеще родимого пятна на щеке. Это епитимья, которую наложили на меня мои родители. И, наверное, именно из-за этого мне постоянно не везет! Только-только пытаюсь войти в нужную мне комнату, как непременно попадаю в другую, выход из которой непременно упирается в тридцать три тупика. Черт знает что!.. Что ты так смотришь на меня?!