А мне стало так горько…
Взгляд упал на пионерскую правду, на которой нарисованы мальчики с коньками подмышками, а у меня теперь нет коньков. Коньки мне подарили на день рождения, и, заметь, все подарки ко дню рождения у меня отобрали! И часы, и самописку, теперь коньки! И посмотри, за что у меня отобрали коньки! За случай с портфелем, за книжку, которую «портил» не я, за испорченные не мною стулья и, наконец, за невымытую кастрюлю…
Если ты меня хоть немного любишь и жалеешь, попроси папу, чтобы он вернул коньки, или я не смогу больше жить!
Твой Володя
Мальчик тот был довольно способным, учился легко, любил читать, писал грамотно, почти без ошибок (в письме едва ли не единственная: «Пионерская правда» – с маленькой буквы и без кавычек). Спорт любил, был энергичен, жаждал всяческого движения. Избалован не был, привык помогать по дому.
И вот здоровый ребенок пишет письмо, концовка которого кричит, что из-за невыносимой душевной боли ребенок этот находится на грани самоубийства – в пресуицидном кризисе.
Позвольте, а что за повод? Подумаешь, отец отругал незаслуженно, кого ж не ругают. Не избил ведь, не обматерил. Подумаешь, отобрали коньки, часы, самописку какую-то. Что за истерика? На жалость решил взять мамочку, чтобы воздействовала на папу. А ведь мама в больнице лежала, сердце обследовали, мог бы и пожалеть, поберечь от своих жалоб. Эгоист саможалейный, жестокий манипулятор.
Кто так подумает, будет прав. Да, со своей взрослой каменной колокольни будет несокрушимо прав. Детские переживания – пустяки, бурьки в стакане воды, а слез, а соплей, а крика! Что чувствуют взрослые, как им жить тяжко – нуль понимания, нуль желания понимать. И уж чего только не выкинут, чтобы добиться своего и потрепать нервы. И с крыш прыгают, знаете ли, и вешаются, чтобы произвести впечатление и поманипулировать.
А я помню… При той скудной жизни, которой жили тогда дети рядовых советских людей, и часы, и самопишущая ручка были для мальчика драгоценностями. И коньки были счастьем. Кусочком свободы. Кусочком любви.
Трудновато это уже представить себе, но так было. И сейчас так: в самом незначительном, на взгляд взрослых, предмете может сосредотачиваться для ребенка вся радость жизни.
И когда подаренная радость вдруг подарившими же отнимается, когда исчезают маленькие, пустяшные, но для ребенка огромные и сверхценные источники душевной подпитки – возникает не-могу-больше-жить.
Я помню, помню… Коротенькая, еще почти не бывшая жизнь подошла к воронке, утягивающей в черную дыру. И потом это повторялось…
Настоятельно уверяю, что папа мальчика не был жестоким, не был тупым душевно – напротив, был добрым, отзывчивым, любящим, умел быть и веселым, и нежным. Был всего лишь родительски необразованным. Был, армейски выражаясь, психологически рядовым необученным. Честным тружеником, с обыкновенными житейскими зависимостями и тяготами, обыкновенной усталостью и раздражением. Сына воспитывал в убеждении, разделявшемся целым обществом, что главное – дисциплина, что прежде всего нужна требовательность, что нарушения должны подлежать наказанию. Любил мальчика своего. И думал, что понимает.
Мальчик из тех лет (не только из этого эпизода) вынес душевные шрамы, которые иногда воспалялись. Невыносимая, толкающая в воронку душевная боль с чувством безысходного одиночества, пробив однажды дыру внутри, возникала потом опять, уже по другим поводам, и во взрослости пару раз едва не…
Случай обычный и, Божьей милостью, благополучный. Остается добавить, что мальчиком этим был я. Стыдился потом, что написал маме это письмишко. И папа успел понять, в чем был неправ.
Неуслышанные мольбы
горячие заметки об эпидемии детских самоубийств 2012 года
Каждый день это случается. Ежесуточно на территории России в среднем три – четыре ребенка убивают себя, десять как минимум пытаются это сделать. Россия на первом месте по уровню детско-подростковых суицидов в Европе и на третьем в мире (после Казахстана и Белоруссии – других двух постсоветских республик). При этом процент подростков, находящихся в состоянии депрессии, у нас оценивается в 20 %, а среднемировой – 5 %.
В 2012 году среднегодовая «норма» подростковой самоубийств у нас оказалась превышена только за две первых недели февраля.
Вот небольшая часть этого скорбного списка на 14 февраля.
Лиза Пецыля и Настя Королева, 14 лет, Московская область, Лобня. 7 февраля, взявшись за руки шагнули с крыши 14-этажного дома.
Девочки не хотели слышать укоры за прогулы в школе. В предсмертных записках написали, что им легче умереть.
Саша Филипьев, 15 лет, Москва. 8 февраля выпрыгнул из окна своей квартиры на 17 этаже после ссоры с отцом. Мальчика обвиняли в кражах у одноклассников.
Айсхан Слепцов, 13 лет, Якутск. 9 февраля повесился. По словам источника, мальчик переживал разлуку с отцом после развода родителей. Известно, что незадолго до гибели мальчик потерял I-Pad – подарок отца.
Семиклассник (имя осталось неизвестным), Амурская область. 10 февраля повесился. Предположительная причина: запрет посещать социальные сети из-за низкой успеваемости.
11-летний мальчик (имя неизвестно), Красноярск. 10 февраля повесился. Причины неизвестны.
Диана Сивакова, 15 лет, Москва, 11 февраля выбросилась с 23-го этажа дома неподалеку от своей школы. Диана знала о самоубийстве девочек в Лобне. По словам родных и друзей, считала такое поведение глупостью. У самой Дианы дома были нелады с родственниками.
Школьник, 16 лет, Ростов-на-Дону. 13 февраля выпрыгнул из окна 15 этажа, после ссоры с матерью.
Одиннадцатиклассник, Томская область, 14 февраля повесился. Причины неизвестны.
С просьбой об интервью на эту тему ко мне обратился корреспондент газеты «Новые Известия» Александр Колесниченко.
АК – В какой мере недавние самоубийства подростков связаны между собой?
ВЛ – Они несомненно взаимосвязаны, но конкретику этой взаимосвязи в каждом из случаев установить сложно, многое предстоит выяснять, и многое, как и почти всегда при таких несчастьях, останется навсегда тайной: ушедших уже ни о чем не спросишь.
Настя и Лиза совершили парное самоубийство, Настя была в этой паре лидером – взаимосвязь непосредственная. Еще одна девочка, Диана, знала о случившемся с Настей и Лизой, говорила об этом со своими родителями, называла их поступок глупостью, уверяла, что сама так никогда не поступит, а через несколько дней совершила то же самое. Это напомнило мне Маяковского, который в своем стихотворении осудил Есенина за самоубийство, а вскоре сам покончил с собой. Для психиатра такая непоследовательность не удивительна: отношение человека к смерти, как и к любви, двойственно, амбивалентно – где свет, там и тень, «есть упоение в бою и мрачной бездны на краю». Естественный страх смерти может при отмашке маятника настроения поменять знак на противоположный и стать влечением к смерти. У Дианы и до случая с Настей и Лизой амбивалентность уже проявлялась: были нелады с родными и помышления умереть.