Memento. Книга перехода - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Леви cтр.№ 28

Блллрррр (непереводимая древочелская идиома – ВЛ)

Верхний, ну не молчи, умоляю. Мне так важно знать, что думаешь о них ты, что думают Выше…

Поерзав по Стреле Времени, можно увидеть, как квазисапиенсы реализуют свою суицидабельность, как ей сопротивляются, как ее оформля… Тьфу, ёклмн, забарахлил хроновизор, дрожит экран, глюки какие-то, чей-то сон подключился, блллрррр…

Пытаюсь начать с Африки, откуда все и началось, с котла первой человарки – когда-то моей и всеобщей Пангейской Африки… Не могу удержаться, ищу, ищу ностальгически то мое место – взглянуть, что же там теперь, что… Не могу найти… А, забыл! – шарик-то наш растет, дрейф континента, почва на месте не стоит, отъехало к югу…

Кажется, приблизились. Галерейный тропический лес на территории государства Ботсвана. Хилый жалкий потомок моего великого леса, того леса… Измельчало все до смешного. Не узнать никого, зверье другое совсем. Вот разве что вожак этой стаи бабуинов… Смотри-ка, зубастые наглые бандюги вывалились на туристическую дорогу и деловито напали на пассажиров остановившейся машины – не правда ли, в морде их пахана проступают черты Пуу?.. И этот вот крокодил, дремлющий в реке Окаванго, похож на тогдашних, только раза в четыре меньше. И птица-носорог, взлетевшая с шумом, похожим на стук колес поезда, кого-то напомнила… Да, ящер такой был крылатый с рогатым носом, убууаусс, пару раз на меня нападал, бил носом по башке, еле отбился.

Вот, на границе леса и пустыни Калахари – становище бушменов, малорослых, красновато-коричневых, как моя тогдашняя шкура. Ребята эти, не семи пядей во лбу, но ловкие охотники, меткие лучники, любители полакомиться муравьями, так и остаются вблизи места своего происхождения, по генетике тоже всех ближе к тем, первым… Но то место не здесь, еще где-то подальше. Движемся…

…Хм, леса уже никакого, пустошь какая-то. Железная дорога. Недалеко город Габароне, столица Ботсваны. …Стоп! – вот здесь! – ровно на этом энергомеридиане, где теперь насыпь с рельсами, стоял наш небодендрон, перворассадник человечества. Вот отсюда… Дрожат лапы… Смотри, смотри! НА ТОМ САМОМ МЕСТЕ, куда упал я, на рельсах лежит женщина. Приближается поезд на полном ходу! Оператор!! Верхний!! Остановите!!! Умоляю, остановите, иначе……………

…Уф-ф-ф… Смотрите теперь за ней, прошу вас – там, Наверху!.. Это жертва жестокого изнасилования, но она может жить, может выйти замуж, стать счастливой матерью…

Как же так, неужели до сих пор действует та моя топорифма?! ^[8] Уровень самоубийств по всей Африке сейчас низкий, не в пример убийствам, которых не счесть. Гены суицидабельности с потоками местных выходцев еще в доледниковый период перекочевали в Европу и Азию, оттуда в Америку, а на исторической родине их осталось мало. Но вот именно здесь, в Ботсване, где уровень общего благополучия, нота бене, самый высокий из всех африканских стран, выше, чем в Украине и только на три ступеньки ниже, чем в России, – здесь, в бывшей колыбельке какбылюдского рода, на пятачке происхождения самоубийств сейчас происходит вот что:

Тянет, тянет к себе несчастных то самое место, все никак не наестся… А местный министр, не ведая, что именно здесь и стоял великий первосуицидный небодендрон, гонит нашего брата самоубийцу обратно на дерево. Ладно, используем прежнее снаряжение для нехитрого дела, а что потом?.. К деревьям в Африке относятся как к живым существам – правильно, так и есть. Более того: верят, что деревья обладают собственой волей, когда доброй, а когда злой, и могут быть виноваты в преступлении или в чьей-то беде, в том числе и в самоубийстве. В Нигерии, Уганде и Кении дерево, на котором доведется кому-то повеситься, немедленно сжигают вместе с домом самоубийцы и всеми его пожитками. Похоже, все-таки через гены господину министру что-то вспомпабабу…

…Совсем завис хроновизор. Ставлю на режим «Сон Младенца», пусть отдохнет.

Пока отсыпается наше вездесущее око, замечу: нет ни одного народа без самоубийц, как нет народа без дураков и гениев, без мерзавцев и праведников, без сумасбродов и здравомыслящих, без извергов и святых. Но частота самоубийств у разных народов разная, и разная в разное время. Ментальное, социальное, культурно-религиозное оформление влечения к смерти столь же разнообразно, сколь свадебные обряды.

Историогеография самоубийств подобна климату и погоде: непредсказуемо-переменчива, но имеет и тенденции относительно постоянные, предсказуемые. Как борются на земле непрестанно тепло и холод, влажность и сухость, то разделяясь полярно, то гибко смешиваясь и подвижно взаимодействуя, так и в отношении к самоубийству не прекращается борьба за и против, с причудливыми взаимопереходами и смешениями того и другого. На одном крыле бытийного парламента – партия жизни во что бы то ни стало, в пределе – жизни насильственной, наказания жизнью; на другом крыле – партия свободы смерти, в крайнем выражении – предпочтения смерти: оппозиционное меньшинство, иногда берущее верх. Колеблющиеся центристы оказываются то с большинством, то с меньшинством.

Как всякий полигенный (обусловленный не одним, а несколькими или многими генами – ВЛ) признак, суицидабельность распределяется между племенами и особями неравномерно: от минимальной, практически не имеющей шансов реализоваться, до ярко выраженной. Врожденную суицидабельность можно сравнить с растворенным в воде веществом, невидимым, но способным выпасть в осадок, а суицидогенные воздействия – с осадкообразующим реагентом. Чем насыщеннее раствор, тем больше может выпасть осадка. Чем больше попадет в раствор реагента, тем тоже больше осадка – с пределом, дозволяемым концентрацией. А иногда осадок выпадает и без реагента: срабатывают чисто внутренние процессы.