Memento. Книга перехода - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Леви cтр.№ 22

Когда память моя наполнилась скорбным перечнем отказавшихся быть; когда пришлось не раз и не два ощутить, как надвигается этот вопрос на меня самого, я понял, что необходимо, спасительно необходимо его изучать – исследовать и обдумывать. Пытаться понять истоки самоубийства в природе. Узнать, как и почему люди из тысячелетия в тысячелетие увольняются с жизненной службы по собственному (а так ли?) желанию, сбегая в иной мир через черный ход, а не торжественно удаляясь через парадный. Впрочем, и черную лестницу научились украшать как парадную, с еще более пышными и затейливыми прибамбасами. Особенно трудно найти грань, если она есть, между больным и здоровым самозавершением жизни. Карл Ясперс, например, не самый хилый из психиатров, бросил походя провокационную фразу, часто цитируемую: «больной обращается к врачу, здоровый кончает самоубийством» – чушь очевидная, но с фактами в изрядном числе случаев совпадает.

Многие мужи мысли сходятся во мнении, что намеренно сводить счеты с собой умеет в живом мире только человек, что это чуть ли не главный его признак – такая вот самоубийственная свобода от изнасилования собственной жизнью, в отличие от биороботности животных.

Я в этом не убежден. После многих лет ревиваторской практики, когда с суицидниками встречаешься ежедневно лицом к лицу, вопрос о соотношении свободы и самоубийства остается для меня только вопросом. Бердяев: «По видимости, самоубийство может производить впечатление силы. Нелегко покончить с собой, нужна безумная решимость. Но в действительности самоубийство не есть проявление силы человеческой личности, оно совершается нечеловеческой силой, которая за человека совершает это страшное и трудное дело».

Не человек, а что-то или кто-то за человека?.. Не знаю, человеческая это сила или чья-то еще, но наблюдаю и знаю уверенно, что даже в самой измученной и отчаявшейся душе действующих сил всегда две: сила смерти и сила жизни, разрывная борьба между ними идет до последнего мига, и роль осознанной личной свободы в борьбе этой переменчива – от преобладающей до практически нулевой. Не так уж волен человек ни НЕ совершить суицид, когда его к этому тянет, ни покончить с собой, как бы этого ни хотел – недаром ведь только каждая восьмая-девятая из попыток самоубийства приводит к смерти, остальные семь-восемь так и остаются искренними попытками. (Шантажно-демонстративные псевдопопытки не в счет, хотя и они многое означают.)

А животные не такие уж биороботы. Вопрос «быть – не быть» тоже могут иногда решать так или эдак. Не говорю об альтруистическом самопожертвовании, на которое некоторые из зверей способнее, чем человек. Внимательные наблюдатели сообщали, что и самоубийства, которые можно назвать, условно, эгоистическими – от отчаяния, оттого, что жить дольше невыносимо, – совершают иногда лебеди, дельфины, киты, слоны, лошади и, говорю не понаслышке, собаки (в отличие, многозначительное, от кошек). Одного пса-самоубийцу я знал. Крупный кобель овчарочьих кровей. На железнодорожной станции, после многонедельного тщетного ожидания своего уехавшего хозяина прыгнул под поезд. До того пес этот успел показать себя достаточно разумным, чтобы переходить пути только при полной безопасности, как многие уличные собаки, дожидающиеся зеленого светофора. Известны и другие подобные случаи. Верный пес Моцарта умер на могиле хозяина…

Могут возразить: откуда ты знаешь, что было в голове у того твоего знакомого псины, когда он прыгал на рельсы? Может, он вовсе не хотел умирать и понятия не имел, что поезд его задавит; может, просто ему почуялось что-то интересное между колес. Он ведь не написал предсмертной записки.

Рассуждая так, откуда нам знать, что делается в голове у людей-самоубийц, которые не объявляют о своих намерениях и не оставляют записок (таких большинство). Кто-то, не молвив ни словечка, повесился – может, он не хотел умереть, просто не самым удачным способом испытал прочность веревки.

Генетикой показано на уровне молекулярном: все мы, люди земного шара, произошли от одной пары перволюдей – не буквально библейских Адама и Евы, но точно: от одной пары, или по крайне мере, от одной женщины (не хочется называть ее самкой обезьянолюдя), жившей около четверти миллиона лет назад, предположительно где-то в Африке или близко к месту, которое потом Африкой стало. И как кто-то из потомков этой пары или этой дамы (а может, еще кто-то из предков?) сказал когда-то первое осознанное членораздельное слово, а за ним остальные; как некто из этого племени впервые высек огонь, кто-то изобрел колесо и так далее – так, надо полагать, нашелся среди пращуров наших и самоубийца номер один – тот, кто первым захотел покончить с собой, понял, как это сделать, и сделал. Все последующие самоувольнители идут по следам этого первопроходца.

Сомнений в этом у меня нет; не уверен только, что первый самоубийца был уже человеком. Более вероятным представляется, что это был дальний предок тех, кому еще только предстояло начать путь к очеловечиванию.

Вот, кстати, обнаружился тут, среди извилин и впадин моего головного сундука, один сумбурный малоразборчивый документ. То ли научный трактат по эволюционной психогенетике самоубийств, то ли исповедь далеко забредшего шизофреника, то ли фантамистическая (sic!) повесть, кем-то набросанная впопыхах. Исторические и научные факты вперемешку с художественным бредом. Заныр в глубины нашего происхождения, в темные недра предчеловечества. Написано по-латыни, с обилием специальных терминов, переводить пришлось почти наугад. Прошу тебя, дружище, принять это грузилово не слишком всерьез – как аперитив для дальнейших наших размыслительных возлияний, и великодушно извинить нагороженные там и сям пояснения, невнятицы и нелепицы: латынью после сдачи по ней экзамена в мединституте, к стыду своему и радости, ни разу не пользовался.

пометка: телепнуть Верхнему

на полях: Эх, Верхний, Верхний. Заткнул мною эту дыру, а сам… Знаю, занят шибко, много еще таких шариков, на каждом бардак на свой лад. Но хоть бы отзывался почаще. Ладно, вот тебе для отчета и просто так, для души, а там по инстанциям авось доберемся до Самого, до Гениалиссимуса, да, надежды не потерял. Еще раз прошу перевести на более приличную планету. Душно мне здесь, мутирую, превращаюсь в какого-то мутака вроде этих.

Когда они были уже малохвостыми, но еще малолобыми представителями семейства праприматов – цепкими, ловкими, голосистыми древочелами, обитавшими на высоких многоветвистых небодендронах Больших Джунглей, – решающую роль в их судьбе сыграл один некрупный самец, идентифицировавший себя как Абзз.