Он прошел контроль и поменял в банкомате деньги на злотые. Люциан Крущек ждал его в условленном месте, одетый в штатское, с табличкой «Франк Шарко» в руках. Крепко сбитый парень с короткими светлыми волосами и льдистыми голубыми глазами, затянутый в кожаное пальто, застегнутое до подбородка. На первый взгляд от него исходила холодность агента КГБ. Шарко прикинул, что он примерно его ровесник.
Мужчины уважительно поздоровались и пару минут оценивающе разглядывали друг друга. Они были одного роста.
– Хорошо долетели?
Английский Крущека был весьма приблизительным, поэтому Шарко легко его понял.
– Отлично.
– Уже поздно. Предлагаю проводить вас в отель, потом мы найдем спокойное местечко, чтобы поговорить о наших делах. Как называется отель?
Шарко достал из кармана бумажку, которую ему дали в отделе командировок.
– Отель «Влоски», Дольна Вильда, восемь.
– Недалеко от вокзалов и Старого города… Всего километров десять отсюда. Мы будем там через двадцать минут. Когда вы уезжаете?
– Завтра после обеда.
– Быстро вы.
Воздух на улице был сухой и хлесткий. Шарко поднял воротник куртки. Темень стояла непроглядная, безоблачное небо усеяно робкими звездами. Они отыскали на парковке машину и поехали. Это явно был личный автомобиль Крущека: сзади были прикреплены два детских сиденья и валялись пакетики конфет.
– У вас двое детей?
– Тобиаш, четыре года, и Илона, два года. Они прелесть. А у вас?
– Жюль и Адриен, им шестнадцать месяцев. Они близнецы.
– А, близнецы. У моей матери была сестра-близнец.
Он говорил о ней в прошедшем времени. Шарко взглянул на его профиль. Чуть приплюснутый нос, два маленьких шрама над бровью, квадратный подбородок питбуля. Он смотрел на дорогу, ничего не говоря, сжав губы. Молчун, как и Шарко. Французский сыщик умел узнавать полицейских, которым досталось за их карьеру, было что-то такое в их молчании и скупых жестах. Здесь, в Польше, на долю Крущека, возможно, выпали те же невзгоды, те же страдания, что и ему.
Франк смотрел на огни города, к которому они уже подъезжали. По широким проспектам еще ездили трамваи кричащих расцветок. Шарко представлял себе холодный и строгий город, здания с прямыми углами, но многие из них были замысловатой архитектуры. Улицы были полны народу, по большей части молодежи, оккупировавшей бары и рестораны. Дома с барочными и классическими фасадами были освещены причудливой игрой огней, создававшей призрачную атмосферу, в которой хотелось затеряться. Шарко вспомнились северные города, Лилль, Дуэ. От здешних людей должно было исходить то же тепло.
Номер в отеле оказался самый обыкновенный, но Шарко было все равно. Он попросил у Крущека четверть часа, чтобы освежиться с дороги. Надевая более свободную одежду, он позвонил Мари и осведомился, как дела. У Люси появился аппетит, дети уже спали, а перед сном требовали папу…
Повесив трубку со сжавшимся сердцем, он подумал о Николя. Хорошо, что с другом сейчас его отец. Подумал Франк и о родителях Камиль. Об их страдании. Скорее всего, им еще не выдали тело для захоронения из-за судебно-медицинской волокиты. Ожидание лишь продлит их боль, они не могут даже оплакать дочь.
Все это так бесчеловечно.
Из-за них…
Шарко вздохнул перед зеркалом, посмотрел на пораненную кисть руки и предпочел не задерживаться в этих четырех стенах. Взяв папку с документами, он нашел своего коллегу в тихом уголке в холле отеля.
78
Крущек заказал два польских пива «Живец» и легкую закуску: чипсы, оливки, колбаски… Едва Шарко уселся, он приступил к делу:
– Вы начнете? Только всю историю, ладно? Выкладывайте все, ничего не скрывайте, если мы с вами хотим продвинуться.
– Хорошо.
Шарко принялся рассказывать, попутно протягивая поляку фотографии. Он начал с начала: с гибели несчастного человека и его собаки, которые застигли убийцу, выбрасывающего в пруд останки нескольких человек… А тела эти принадлежали бомжам, похищенным и спрятанным в канализации персонажем в странном наряде… Он рассказал о четырех крашеных цепях, о нише со свечами, о фотографиях, перевернутых крестах, о символе из трех концентрических кругов на стволе дерева, впоследствии обнаруженном на месте первого преступления.
Он колебался несколько долгих секунд, потом добавил:
– Вчера спутница жизни моего коллеги, капитана полиции, наша подруга, была убита тем или теми самыми людьми. Они похитили ее из дому… Потом они…
Шарко сжал руками кружку с пивом. Крущек заметил еще свежие корочки на сгибах пальцев и понял, как трудно его коллеге говорить.
– …распяли ее в подземелье. Вскрыли ей грудь и забрали ее сердце. Ее звали Камиль.
Крущек с серьезным видом поставил бокал и рассмотрел фотографии одна другой ужаснее: Шарко перед полетом собрал все, что было.
– Что она им сделала?
– Это долгая история.
– Время у нас есть.
– В прошлом году мы расследовали…
И Шарко углубился в предыдущее расследование. Он рассказал, как они впервые столкнулись с символом из трех кругов, потом о негодяях, создавших зловещую разветвленную организацию.
– …Нам удалось ликвидировать сеть. Мы думали, что все кончено, но остался еще один тип: мозг всего предприятия. Его называют Человек в черном, потому что, говорят, он одет в черное с ног до головы. Это он снова действует сегодня, после того как год готовился.
Шарко не стал говорить о террористическом акте с вирусом.
– Человек в черном? Кто он?
Франк показал расплывчатую фотографию перед испанской больницей.
– Это единственное, что у нас есть. Это примерно начало восьмидесятых годов, снимок нам прислал один журналист. Мы не можем установить возраст этого типа, но предполагаем, что на фотографии ему лет двадцать, это минимум, стало быть, сегодня не меньше пятидесяти.
Крущек внимательно всмотрелся в снимок. Смотреть, собственно, было не на что, кроме расплывчатых очертаний.
– Эта мадридская больница была центром гнусного трафика органов в восьмидесятые годы, и Человек в черном был замечен там. Был он и во Франции, и в Аргентине, когда мы…
И француз снова пустился в рассказ обо всех их прошлогодних приключениях, лишив Крущека дара речи.
– …Человек в черном, похоже, всегда стоит у истока ужасов. Во всяком случае, он, так или иначе, присутствовал всякий раз, когда разыгрывалась масштабная драма, направленная на растление и разрушение. Символ из трех кругов представляет в «Божественной комедии» Данте три последних круга ада. От круга к кругу душа удаляется от Бога, от мира света. Приближается к демону, ко всему, что запретно…