– Маска, ваш приход сюда… Вы не все мне сказали. Со мной что-то серьезное?
Амандина покачала головой:
– Не беспокойтесь. Просто ваш врач входит в сеть РГНГ. Это мощный орган наблюдения за гриппом. Несколько сотен терапевтов-волонтеров, но еще и медицинские центры и больничные лаборатории централизуют данные, сводят статистику и посылают пробы на анализ, все это в целях санитарного контроля и профилактики. Забота всегда одна: не допустить, чтобы неизвестные микробы размножились и распространились среди населения. Мы делаем анализы и, главное, расспрашиваем людей, у которых взяли пробы. Мы что-то вроде полицейских дознавателей, только преследуем микробы. Опознаем их, отлавливаем, препятствуем их распространению. Вы понимаете?
Он как будто успокоился:
– Да-да, я понял.
Он закашлялся в маску. Амандина кончиками пальцев протянула ему новую, ибо влажная маска быстро теряла свою эффективность. Жоан приступил к вопросам. Он держал лист бумаги на твердой подложке и ручку.
– Прежде всего, как вы себя чувствуете, месье Бюиссон?
– Плохо… Температура была под сорок сегодня ночью. Сейчас немного снизилась, наверно, благодаря лекарствам.
– Вы раньше болели гриппом?
– Было два или три раза, да… Скверное воспоминание от каждого раза… Большая гадость этот вирус.
– В вашей справке написано, что первые симптомы вы почувствовали в пятницу. Так?
Он надолго задумался.
– Да. В пятницу утром мне уже было неважно. Не хотелось есть, усталость какая-то… Насморк я подхватил еще три-четыре дня назад, а тут начался кашель с мокротой. После обеда стало еще хуже. Сильная усталость, все болело, трясло. К врачу я пошел около пяти.
– Вы куда-нибудь выходили в этот день?
– Да, утром, купить газету.
– А где киоск?
– Метрах в пятидесяти отсюда.
– Больше никуда?
– Были у меня планы на вечер, но я слишком плохо себя чувствовал… Остался дома, лежал.
Жоан делал записи.
– Случалось ли вам в последние дни контактировать с людьми, у которых были симптомы болезни? – спросила Амандина. – Головная боль, кашель, воспаленное горло, насморк, температура, ломота…
– Насколько я помню, нет. Кашляли, конечно, тут и там, сезон простуд, верно? Такая сырость стоит в эти дни.
Стуча зубами, он взял чашку с чаем и сжал ее обеими руками. Приподнял маску, отпил глоток и поставил чашку на место. Амандина уставилась на зараженную чашку. Войдя сюда, она ни к чему не притрагивалась.
– Проблема в том, что я много встречаюсь с людьми. Я член небольшой театральной труппы, мы сейчас готовим спектакль. Еще я казначей в клубе авиамоделизма и почти каждый вечер хожу играть в бильярд. Ну и всякое другое.
Жоан кивнул, но их задачу то не облегчало. Столько возможностей подхватить и передать вирус. Он сосредоточился на вопросах, каждый из них был важен.
– Как правило, инкубационный период гриппа, то есть время от момента, когда вы заразились, до того, когда болезнь проявляется и становится очень заразной, примерно сорок восемь часов. Может быть, конечно, побольше или поменьше, то зависит от штамма вируса. Есть какие-то соображения, где и от кого вы могли заразиться гриппом? Подумайте… Это, должно быть, было где-то в середине прошлой недели. В среду, четверг, может, и раньше.
Больной поерзал на диване.
– Понятия не имею.
– Вы как-то планируете ваши дни, ведете ежедневник? Что-то в этом роде?
– Я записываю встречи в телефон. То есть помимо постоянных дел.
– Мы бы хотели его посмотреть.
Он сжал ладонями виски.
– Да-да… Извините, мне трудно сосредоточиться. Голова раскалывается, просто ужас.
Жоан помолчал, чтобы Бюиссон вновь сфокусировал внимание.
– Я понимаю. Вы рыбачите? Охотитесь?
– Нет.
– Из Франции не выезжали?
– Я сказал это моему врачу, когда он заполнял справку. Нет.
– Бэ-де-Сомм? – спросила Амандина. – Маркантер?
– Что я там забыл?
Двое ученых переглянулись. Жоан чуть наклонился вперед и продолжал приглушенным маской голосом:
– Вы не контактировали в последнее время с дикими птицами? Скажем, утки, гуси, лебеди… В парке? У пруда?
Бюиссон вздохнул и сощурился:
– Нет.
– С другими животными? Домашней птицей, свиньями?
– Нет, говорю же вам. Я был в Париже. Никаких животных, даже собак, ничего.
Амандина попыталась привести в порядок свои мысли. Где-то же Бюиссон подцепил болезнь. Был ли он «пациентом зеро» или «случаем-индексом», отправной точкой возможной эпидемии? Или сам контактировал с кем-то другим? С кем-то, растворившимся среди миллионов человек в столице, кто контактировал с птицами? И если так, то как его найти?
Бюиссон забеспокоился. Он смотрел на Амандину и Жоана с подозрением.
– При чем тут вообще животные? Вы говорите о свиньях… Была же история со свиным гриппом несколько лет назад… Что это значит?
Жоан решил, что пора его просветить. Он откашлялся:
– Месье Бюиссон, вы заразились гриппом типа А, это самый распространенный тип. Но проблема в том, что ваш грипп неизвестен.
– Как это – неизвестен?
– Анализы еще не закончены, но, похоже, мы никогда его не встречали, даже в мировом масштабе. Ни сегодня, ни в прошлом. И вы единственный установленный на сегодняшний день больной, который им заразился.
– Единственный? Но… как я мог подцепить такую пакость?
– Мы не знаем. И поэтому мы здесь.
Тут вступила Амандина:
– Надо знать, что вирус гриппа постоянно мутирует. Его восемь генов как восемь игроков футбольной команды. Эти игроки все время меняются местами, иногда покидают поле и заменяются другими, более результативными… В ста тридцати странах мира более ста пятидесяти лабораторий наблюдения заняты тем, что берут анализы у больных и составляют фотороботы этих футболистов. Они наблюдают за гриппом уже больше шестидесяти лет так же серьезно, как телескопы наблюдают за звездным небом в поисках метеоритов. Но они оперируют бесконечно большими величинами, а мы бесконечно малыми. Вы понимаете?
Он кивнул.
– Во Франции это делается в Париже и Лионе. Есть целые альбомы фотографий, которые похожи, но всегда найдутся мелкие отличия. И когда мы видим перед собой команду, не совпадающую с имеющимися на фотографиях, мы пытаемся выяснить, где, когда и кем она составлена.
Жан-Поль Бюиссон вздрогнул:
– Что же теперь будет?