Краткая история семи убийств - читать онлайн книгу. Автор: Марлон Джеймс cтр.№ 133

Бро, ты же знаешь, что я из района растафари, а потому зачем задавать такой вопрос? Ты в самом деле считаешь, что ЛПЯ думала помочь расте, а ННП – Балаклаве? Ты все еще настолько глуп? Рис «Анкл Бенс» жесткий, как сухой горох. Но в те дни… Ох-х.

Знаешь что? А ведь в Балаклаве житье было не так уж и худо, особенно в зависимости от того, где ты жил и с кем. То есть не было такого, чтобы каждый день мерли младенцы, или кому-то лицо обгрызали крысы, или еще чего. Раем это, понятно, тоже не назовешь. Совсем не назовешь. Но я все еще помню, выдавались утра, когда я выходил и ложился на чистую зеленую траву и смотрел, как надо мной в танце вьются пересмешник и бабочка. Я-то родился в сорок девятом. У меня всегда чувство, будто мать родила меня уже на пути в Англию, да вот по дороге скинула с корабля. Не беда, что мои мамаша с папашей сделали ноги, но вот зачем они оставили меня с полуазиатской физиономией? Даже мои собратья растафари над этим подсмеиваются – дескать, когда «Черная Звезда» приплывет наконец за нами, чтобы забрать в Африку, придется нам тебя разрубить на две половинки. Да что ты, янки, понимаешь в ямайском укладе? Иногда мне кажется, что быть наполовину кули еще хуже, чем быть жопником. Одна наша смуглянка как-то глянула на меня и сказала: «Печально, однако, что Бог благословил тебя такими красивыми волосами, но проклял, дав такую кожу». Сказала, сучка: темная моя кожа напоминает ей, что мой праотец был рабом. А я ей ответил: «И мне тебя жалко. Потому как твоя светлая кожа напоминает мне, что твою праматерь пежили все кому не лень». Так вот, Балаклава…

Воскресенье. Спал я на раскладушке, которая раскидывается на ночь, а днем убирается. Вообще, я уже не спал: проснулся от какого-то рокота. Не спрашивай, услышал я это сперва или почувствовал. Еще секунду назад его вроде бы не было, а тут – бах, и рокот, сердитый такой. Затем с табуретки упала моя кружка. А рокот все громче и громче, да теперь еще с таким гудением, будто низко летит самолет. Все четыре стены сотрясаются. Я уже сижу на своей раскладушке и тут смотрю – а стенка-то, которая с окном, на моих глазах сминается. Здоровенная железная челюсть ее просто крушит и скусывает, сглатывает кусок за куском. Я взвизгиваю, как девка. Вскакиваю с раскладушки за чуть-чуть до того, как челюсти прорываются, вгрызаются в землю и зачерпывают и раскладушку мою, и табуретку, и часть кровли, которую я возводил своими собственными руками. Ну, а раз кровля лишается опоры из двух стен, то она, понятно, начинает распадаться. Я выскакиваю наружу, пока все не рухнуло окончательно, а челюсти сзади все не унимаются. Нет, про Уарейка-Хиллз я говорить не хочу. Откуда ты выкапываешь эти вопросы, язви их?

Блин, так тебе что нужно-то, про шестьдесят шестой или про восемьдесят пятый? Ты уж определись и перестань задавать вопросы, на которые сам уже знаешь ответ. Ты ж пришел сюда пытать о Джоси Уэйлсе. Об этом все только и хотят говорить с мая месяца прошлого года. Погоди, так ты, что ль, не знаешь? Да ну. Я тут в «Рикерсе» знаю все, а ты, весь из себя новостник, и ничегошеньки не ведаешь?

Я слыхал, что мы с Уэйлсом живем неподалеку, но прошло еще с десяток лет, прежде чем я его повстречал. Ведь он был от ЛПЯ, а после того как ЛПЯ выгнала меня из Балаклавы, я с такими, как он, срать рядом не садился, вплоть до того мирного договора. Низкий поклон Селассие Первому Джа Растафарай, а то и не знаю, куда бы я зашел. Во всяком случае, после падения Балаклавы, ты кумекаешь? После этого самого падения меня забрал Вавилон. Даже и не помню, в каком из клубов меня взяли – то ли в «Вертушке», то ли в баре «Нептун». Как там в поговорке: «Тот, кому видней, он и делает складней». У меня в кармане, черт возьми, было единственно пять долларов да бутылка «Джонни Уокера». То есть за каждый доллар по году, так получается?

И вот я выхожу из тюряги общего режима – кажется, в семьдесят втором? И ощущение такое, что Джемдаун – совсем уже другое место. Или, по крайней мере, здесь рулит другая партия. Даже музыка звучит по-другому. А может, и нет. Только теперь, в семьдесят втором году, если ты молод и тебе чего-то надо – работу, дом, блин, да даже какую-нибудь бабу, – то тебе надо заручиться согласием двоих: Бантин-Бэнтона или Тряпки. Оба считались главными донами по Кингстону, а может, и по всей Ямайке. То есть выхожу я и вижу всех этих – Шотта Шерифа, упокой Господи его душу; Шотландца, Тони Флэша из банды «С-90»; все разодеты, как сэры, с оравой девок вокруг, готовых хоть сейчас. И я спрашиваю: «Откуда бабло, ребята?» А они мне: «Свяжись-ка лучше с Бантин-Бэнтоном и Тряпкой – глядишь, получишь работу. На Канале Макгрегора».

Ну, а что? Деньги, по крайней мере, были приличные, хотя пускать в ход голову не доводилось ни разу. Беспокоиться приходилось единственно о полиции. Так было, пока фараоны не порешили Бантин-Бэнтона с Тряпкой. Забавно: когда водились шоттеры ^[222], у меня была приличная работа, а когда их перещелкали, шоттером стал я сам. Дело в том, что нацпаты при всей своей злобности не имеют нужного замаха. Киллеры, как правило, узколобы. Главным доном Восьми Проулков был теперь Шотта Шериф, а вторым человеком при нем – сейчас он, кажется, первый – некто Шутник. Теперь уж не упомню. Так вот, всё, что все эти ребята могли, – оберегать территорию, чтобы, не дай бог, хоть краешка не уступить ганменам из ЛПЯ. А в ЛПЯ, там настоящие рудбои. С охватом, с идеями. Джоси Уэйлс вел разговоры с колумбийцами еще задолго до того, как те поняли, что багамцы их достанут. Да, и есть еще кое-что, чего многие не знали. Что Джоси свободно чирикает на испанском. Я слышал его как-то раз на проводе. Одному Богу известно, когда он успел его выучить.

Обе стороны – и ННП, и ЛПЯ – роднит нечто общее. Вавилон настроен на убийство вне зависимости от того, какое ты животное, в пятнышко или в полоску. После Грин-Бэй это стало ясно всем, не одним лишь ганменам. Вавилону поровну, от ННП ты или от кого-то еще, – армейцы и фараоны грохнут любого. Это я готов подтвердить с той самой поры, как наскочил на Дубленую Кожу… Как, ты не знаешь Дубленую Кожу? Ну вот, а еще собрался писать книгу про Ямайку. Дубленая Кожа – это один инспектор из полиции, и он же телохранитель одного шишки-политикана. Нет, настоящего его имени я не знаю. Сидим мы как-то в «Двух друзьях» – «ночник» такой в даунтауне, в самых дебрях, возле пирса. Обстановка наидушевная, никто не выступает, все расслаблены, сидят себе попивают да перетирают по-тихому; кто-то трется в танце с девахами – как раз, помнится, хорошая песня Дэнис Браун звучала. Ну и кто, по-твоему, врывается с шумом, если не Дубленая Кожа? Тут все лихие рудбои, один к одному, никого не боятся, но всем известно, что и Дубленая Кожа страха ни перед кем не держит. Он как-то урыл в хлам одного моего парня, урыл по всем статьям. По бокам у него два ствола, как будто он действительно Дубленая Кожа, а в руке еще и «М16». Увидит при тебе ствол – все, ты мертвец. Да, прямо так: бац – и хана. Без вопросов. И вот я снимаю с себя ствол тихонько, двумя пальчиками, как платочек, и сую его меж титек девке, с которой танцую. Лола, кажется, ее звали. Да, Лола. Она… А чего ты лыбишься? А, ну да. Я-то думал, ты меня расспрашиваешь насчет договора о замирении. Что за мето́да у тебя, сбиваться с темы… А вот скажи мне, Алекс Пирс: чего этот предмет так тебя интригует? Такое, кажется, словцо? Почему этот субъект так тебя заинтриговал? Честно говоря, сейчас вот мысленно оглядываюсь на него и думаю: мир этот был так, мелкой говешкой, которая смывается при первых же постирушках.