Краткая история семи убийств - читать онлайн книгу. Автор: Марлон Джеймс cтр.№ 105

«Папа, солнце мое, мне это не нравится. Не выходи».

«Алё! Четвертый раз повторять не будем, выходим, бомбоклат, из машины! Папа Ло!»

«В чем вообще дело, офицер?»

«Папа, они что, знают, что ты здесь?»

«Офицер, в чем дело?»

«Я похож на того, хто будет вести с тобой разговоры? Ты и твои кадры должны эвакуироваться из машины».

«Братья, разворачиваемся, мигом».

«Прямо в машину, что за нами? Ты, часом, не спятил? Папа, что ты задумал?»

«У кого здесь есть пушка? У меня тридцать восьмой “магнум”».

«А у меня ничего».

«У меня тоже».

«А я вообще лошадками занимаюсь».

«Ч-черт».

«Папа, тебе не пондравится, если мне придется повторить, чтобы ты вышел».

«Папа?»

«Выходим. Мы идем, офицер. Видишь, мы…»

«С такими, как ты, разговор короток. Выходите наружу и становитесь вон там, рядом с пустырем. Вон там через дорогу, кретин».

«Полегче, партнер».

«Я тебе не партнер, козлина. Думаешь, я тебя боюсь?»

«Тебе нужно боя…»

«Тревор, закрой рот. Куда встать, офицер?»

«Ты, бомбоклат, глухой или что? Хочешь, чтобы я по слогам тебе произнес? Отойдите все от машины, чтобы мы могли ее обыскать. Двигаться налево и идти, пока не встанете овозля пустыря сбоку от дороги».

«Папа, Папа, ты думаешь, они…»

«Заткнись, Ллойд. Лучше расслабься».

«Ну что, мистер Папа Ло, желаешь узнать, зачем мы тебя нынче остановили?

«У меня никаких дел с Вавилоном нет».

«Нам безусловно придется подучить тебя кое-каким манерам до наступления ночи».

«Вполне в вашем стиле, офицер».

«Сержант, ты не поверишь, что у них тут».

«В тачке?»

«В шмачке. У них тут магнитола».

«Магнитола? В геттовской колымаге? И работет?.. А ну включи. А ну-ка сделай погромче… Значит, ты, капрал, знаешь, как под диско отжигать? «Жарь это легко, жарь это сквозь всю ночь, танец тени…» Ах, вещь знатная».

«Гы-гы, слова вообще-то слегка другие, сержант».

«Это ты мне насчет слов говоришь? А не мы с тобой прошлый вечер были в “Вертушке”?»

«Прошлый вечер? Вообще да, но только в оцеплении».

«Заткни хайло. И давай-ка пока, инспектор, обыщи этих четверых. Быстро все проделай, писю-попу общупай, а то эти ребята из гетто думают, что мы по дурости это не учтем. Сначала обшарь Папу Ло. Да-а… «Жги это легко, жги сквозь всю ночь, танец тени». Ла-ла-ла… «Жги это легко, жги сквозь всю ночь еще легче, танец теееени». Ла-ла-ла-ла… Да, когда вот так по-грамотному делаешь диско-«па», все телки в дискотеке на тебя западают. Ну, что, инспектор, кто-нибудь из них там делает танец тени?»

«Нет, сержант, но если подмигнешь, можно их пошевелить».

«Капрал, в машине что-нибудь еще есть?»

«Ничего, сержант. Все чисто. Только этот вот “магнум”. Кто-то из них пытался его, видно, спрятать под пассажирским сиденьем».

«Ого. Прямо-таки, бомбоклат, тридцать восьмого калибра? На полу? Не твой, Папа? Везет тебе, сучий сын… Или чей это ствол, твоей матушки? Инспектор, осмотреть оружие, пока мы тут с констеблем покараулим эту четверку».

«Что, реально “магнум” тридцать восьмой?»

«Реальный, как пузо моей беременной бабы, сержант».

«Тридцать восьмой. Надо же… Поцелуйте меня в фалду. Меня теперь вот какое раздумье гложет, джентльмены. Вот у нас на руках “магнум” тридцать восьмого калибра. А не та ли это самая тридцатьвосьмерочка, из которой Папа Ло со своими корешами стрелял в полицию?»

«Сложно сказать, инспектор».

«А ты что, не помнишь? Тот инциндент, когда Папа Ло со своими тремя подручными открыл огонь по полиции, остановившей их всего-навсего для выборочной проверки? А ну вы, четверо, подняли руки».

«Что-то я не припомню».

«А ты вот вдумайся и напряги память. Инспектор, я гляжу, ты уже ловишь, о чем я. Ты не помнишь, как Папа Ло открыл огонь по полиции? Из этой вот самой пушки. Тридцать восьмого калибра. И бедной полиции не оставалось ничего иного, кроме как открыть встречный огонь».

«Это когда же?»

«Да вот сейчас. Огонь!»

И стреляет в меня из моего же «магнума», и пуля пробивает мне губу и вышибает начисто два зуба, ожигает язык и делает дыру в затылке, куда снаружи тут же влетает воздух, а наружу устремляется кровь; но мы всего лишь вешали двоих; да, мы вешали двоих, а пророк Гад ^[169] допытывался у меня, куда девалось кольцо, будто бы я что-то знаю о руках Певца; пули из «калашей» прошивают мне грудь, «вжик-вжик», как замок-молния – одна две три четыре пять шесть семь восемь, – а у себя в доме Питер Тош на коленях после того, как одна пуля влетает в рот женщине и вышибает два зуба, а Леппо приставляет Тошу ко лбу ствол и «пум», и еще раз «пум», и еще две пули человеку с радио, одна следующему, что сзади, где она остается навсегда, но это стреляют в меня, и я образую реку крови и мочи у себя между ногами, и Карлтон… Карлтон, я вижу тебя, Карлтон на ритме, а твоя жена, что сзади, обжимает мохнаткой того, кто собирается тебя убить, Карлтон! А у Певца больше нет волос; Певец разметался на кровати и получает укол от белого с гитлеровской свастикой, горящей во лбу; пуля отшибает мне палец и ставит на мне печать, как у Христа, на левой ладони; боли нет, просто мгновенный ожог тела, и таких огненных очажков во мне уже две дюжины, но воздух с присвистом мчится сквозь меня, вон как все тело свистит сквозняком; Тревор и Ллойд танцуют под пулями, они взбрыкивают, дрыгаются, дергаются, как от родимчика, пули заставляют их подскакивать, подскакиваю и я, а выстрелы трещат, как хлопушки, откуда-то издали, шея у меня разговаривает кровью, а рот не может открыться, на нем сидит ангел смерти; нет, он на плече у Певца, ангел – это белый человек, я его уже вижу и знаю, что он стоит на сцене, как Сеага и Мэнли, что обещают беднякам коврижки, а затем моя шея трещит и я вижу, как сам кружусь в танце пуль, как будто смотрю на себя в театре из верхнего ряда, который все выше, выше, и вот он уже над дамбой и морем, и высоко над семью машинами, что сейчас слетаются сюда суетливым мушиным роем; из них всех вылезают полицейские, сходятся сюда и стреляют, я уже сбитый на земле, утопаю в асфальте, а один из них стреляет и раз, и два, и три, и еще один стреляет дважды, тоже неплохо, а потом еще один – «пум пум пум» – стреляет по нам всем, козел, тоже мне фараоны и ганмены, а кто-то по рации передает о срочной операции по задержанию, и полицейских появляется еще больше, все отдают каую-то дань, а один целит мне в шею и «пум», другой целит в колено и «пум», третий мне в яйца и «пум», почему за все это время не проехала ни одна нормальная машина, а только полицейские, они заблокировали дорогу еще издали, потому как знали, что еду я, видно, у них в гетто есть осведомитель, и он им сказал, что я еду, у Тревора не осталось лица, у Ллойда вскрыты живот и грудь, у меня расколота голова, а сердце все еще стучит, и тут ко мне склоняется еще один полицейский, и говорит «это тебе за Сиберта», и стреляет мне прямо в сердце, и оно лопается и мертвеет, тогда он встает и идет обратно к своей машине, а другие полицейские расходятся по своим, а я поднимаюсь все выше, выше, но я все еще на дороге и могу видеть их всех в строю полицейских машин, они покидают меня и уезжают под вой сирен, так что люди перед ними расступаются под вой единственного зверя по имени «сирена», который змеится всю дорогу до квартала, где располагается офис министра безопасности, который они опоясывают и едут круг за кругом, громко и развязно смеясь, а я вижу и все, что сверху, и все, что снизу, и все, что происходило десяток лет назад – Питер Нэссер с первым стволом в 1966 году, и мы берем к себе Джоси Уэйлса, и как я по ошибке убиваю того школьника, и что происходит в сером месте, как будто я могу что-нибудь сделать и все это изменить, если только крикну достаточно громко: «Рвите и мечите, не слушайте, бомбоклат, идиота расту, который просто сосет вам кровь через трубку с “травкой”, рвите-мечите и не давайте нацистам к себе прикасаться!»; но вот белый человек стоит через дорогу – белый, которого я знаю и не знаю, и он смотрит через пустырь рядом с дорогой, там мелкое болотце, а в нем плавает шофер, крови от выстрела нет, хорошо, значит, крокодил на него не набросится, а он плавает, плавает и плавает, и вот его замечает рыбацкая лодка и проворно подъезжает подобрать, и он залезает в нее и трясется и завывает, что он всего-то водил такси, и рыбак отплывает, а я уже не на канале и не вершу суд, я там вовсе и не был, это закончилось с год назад, и все закончилось больше года назад, и все, что имело место между выстрелом мне в голову и выстрелом мне в сердце во мгновение ока; все то последнее, что я сделал в своей жизни, разворачивается и прокручивается разом и тогда, и сейчас, одно за другим и все враз, но вон он Тревор, все еще исходящий кровью, и Ллойд с бурлящей в горле смертью, и я, почтенные джентльмены. Вон он я.