Тайна, приносящая смерть - читать онлайн книгу. Автор: Галина Владимировна Романова cтр.№ 46

– Боже мой!!! – всхлипнул Степушкин и повернул к крыльцу. – Боже мой!!!

Тапки скользили по мокрой земле, больно шлепали по пяткам, намокшие брюки путами обвили коленки, шагу сделать невозможно. Куртка пудовым грузом висела на плечах.

Все с себя он стащил прямо в коридоре, оставшись в мокрых трусах и майке. Кое-как обтер мокрые ступни о ковер, чтобы не скользили по половицам. Нашарил на стене выключатель, щелкнул им и начал медленно спускаться в подвал, про себя отсчитывая ступеньки. Они были каменными, шершавыми, приятно холодившими ступни. На предпоследней он остановился, осмотрел подвал и немного успокоился.

Все было на месте. Каждая банка на своей полке деловито глазела на него бумажными этикетками. Любил Степушкин подписывать домашние консервы, чтобы в рецептах потом не путаться. Хотя сам мало что делал, для этих целей к нему темными вечерами местные бабы в дом шастали. Помочь всегда были готовы.

Банки на месте, закром под картошку пустовал, старый урожай выбросил – пророс, для нового еще не время. Все на своих местах.

Осторожно ведя рукой по кирпичам, он нашел нужный и слегка тронул его пальцами. Тот послушно сдвинулся. Вытащив его, Степушкин судорожно сглотнул, снова зажмурился и запустил руку внутрь.

О господи! Хвала тебе во веки веков! Все на месте!!!

Не поверив себе сразу, он вытащил одну из пачек, обернутых бумагой в два слоя, а потом куском брезента. Развернул, осмотрел любовно, понюхал даже, жаль не пожевал. Снова завернул прежним порядком, вставил на место кирпич. Отряхнул руки и пошел наверх. Закрыв дверь в подвал, он навесил на нее замок, хотя никогда не запирал прежде. Щелкнул выключателем. И только тогда отдышался.

Деньги не украдены. Почему? Потому что их трудно найти или их не искали? Тогда что за следы, с какой целью кто-то топтался вокруг его дома? И может, даже внутрь проникал?

Глупо, конечно, но почему-то вдруг подумал на ментов. А что? Чем не вариант? Они могли по-разному мозгами крутить. Если, скажут, он цацки утаил, ото всех причем, то мог и еще что-нибудь прятать, а?

Нет, Степушкин глубоко с печалью вздохнул, ставя чайник на плиту. Про эти деньги, вернее, про то, что он принимал участие в том налете на инкассаторов, ментам ничего известно не было. Знали лишь свои. И то, что знали-то? Что налет не удался, что всех постреляли, что он никого на стрелке не дождался? Своим же неведомо было, что на стрелке той Степушкин уже с деньгами ждал подельников. Никто не пришел, всех постреляли, что же ему, сумки с деньгами в мусарню, что ли, нести нужно было?!

Нет, тут что-то другое. Кто-то бродит вокруг его дома, сам не зная, чего он бродит. Наудачу? А вдруг подфартит?

Громкий стук в окошко перепугал его насмерть. Он выронил чайную ложку, которой насыпал сахар в чашку с чаем. Сахар рассыпался по столу, ложка упала куда-то под ноги. Руки заходили ходуном, а кровь снова забурлила так, что белый свет померк.

– Жорка, открывай, мерзавец, я вся промокла! – Лялька еще раз с силой саданула по стеклу, едва не разбив, снова заголосила: – Открывай или я уйду!

Георгий Иванович встряхнулся, выдохнул, вздохнул, потрусил в коридор отпирать. Никогда не думал, что женский голос к старости может вызывать у него такую мгновенно нахлынувшую радость.

Она ворвалась, фыркая, отряхиваясь, как большая породистая кошка.

– Уснул, что ли, хрен моржовый! – заорала тут же, убирая с лица прилипшие мокрые волосы. – Еще улыбается! Как дам сейчас в зубы!

– Проходи, милая, – он присел на корточки и потянул с ее ног мокрые матерчатые туфли. – Промокла вся... Сейчас чай будем пить. До утра останешься?

Лялька вздохнула, призывно шевельнула мокрыми пальцами ног. Степушкин тут же понял, достал из шкафчика ее тапочки. Они были только ее, ни одна женщина, бывающая в этом доме, не надевала их.

– Чего стряслось-то, чего вызывал? – Она прошла в кухню, подняла ложку с пола, смахнула полотенцем сахар со стола, стряхнула все в раковину. – Свинячишь тут!

– Да напугала ты меня, как застучишь!

Степушкин суетился между холодильником и плитой, что-то доставал, нарезал, раскладывал в тарелочки. Плохо соображал, что делает, так обрадовался ее приходу. И тому еще, что тусклая цепочка с изумрудной слезинкой привычно ерзала по ее ключицам, стоило Ляльке повернуть голову или наклонить.

Не она!!! Господи, какое счастье! Не подумал бы никогда, что его прожженная подлая душа способна так остро и так нежно чувствовать. Он на колени готов был теперь перед ней упасть и вымаливать прощение за то, что заподозрил.

– Ну! Рассказывай! – потребовала Лялька, принимая из его рук маленькую рюмочку с вишневой наливкой. – Голос у тебя был такой... Такой... Будто из могилы, блин!

– Давай сначала выпьем, – он тюкнул боком своей рюмочки о ее, выпил, закусил сырком. – Дело такое, Лялька... Я хочу, чтобы ты... Чтобы ты вышла за меня, вот!

– Чего вышла? – Она как раз выпила и искала, чем закусить, ничего не поняла. Переспросила, когда начала жевать мандариновую дольку: – Куда вышла-то, Жор?

– Замуж.

– Чего? Замуж? За тебя? Охренел, что ли!

Она начала смеяться. Очень обидным был ее смех, оскорбительным, расставившим сразу все по своим местам. Ее – молодую, красивую, сильную – на свое место. А его – старого уголовника, хранящего дюжину смертоносных секретов – на свое.

Степушкин обиделся. Нахохлился, посматривая на нее исподлобья с недобрым прищуром. Наконец решился:

– Чем я тебе нехорош, скажи? Старый? Так хрен ровесников не ищет! Тебе вроде со мной хорошо, нет?

– Ну... Хорошо пока. Дальше-то что? – Она неуверенно улыбнулась, потянулась к нему, но до плеча не дотянулась, а руку он резко со стола убрал. – Я думала, у нас все несерьезно, так... Койка одна.

– Ага! И не подозревала ни о чем, да? – выпалил он с обидой.

– Подозревала? Подозревала, конечно, – фыркнула она почти беззлобно. – Что кроме меня у тебя еще десятка полтора шалав имеется. Я-то редко к тебе хожу, а вот те, кто рядышком, говорят, через день шастают. Скажи, что ошибаюсь?

– Ну... Это же пока ты мне никто была, а если жена...

– А зачем тебе это, Жорик? – Лялька взгромоздила локоток на стол, подперла тугую щечку, уставилась на него помутневшими с наливки глазами. – Что тебе в этом? И что ты мне предложить-то сможешь? Одну деревню на другую сменять? Я, может, в городе хочу жить! Может, по курортам ездить! А тут что? Из одной развалюхи переехать к тебе в другую?

– Мой дом не развалюха!

– Пускай хороший, хороший твой дом, еще лет семьдесят простоит, если не сгорит, тьфу-тьфу. Но ведь деревня, Жорик! Как это все... Отвратительно для меня, знал бы ты! Жить хочется красиво! Дышать полной грудью, и не этим воздухом, перемешанным с навозом, а другим!

– Морским, что ли?