По закону "Триады" - читать онлайн книгу. Автор: Фридрих Незнанский cтр.№ 30

— Если ты прежде всего не внушаешь страх, — пробормотал он, — то никто не примет тебя настолько всерьез, чтобы полюбить тебя. Недурно…

А Турецкий лежал на нарах, скрестив руки на груди и полуприкрыв глаза, размышлял. Пытался понять, за что его взяли, кто к этому причастен и что вообще происходит.

Шконка… Петухи…

Феню он понимал. Турецкий знал, что каждая преступная группа, каждая тюрьма дополняет воровскую речь новыми словами и выражениями, но, несмотря на грандиозную производительность, воровской жаргон не стал богатым и полноценным языком. «Блатная музыка» больше действует на эмоции, чем на интеллект. Не зная точно употребление и смысл блатных выражений, нельзя завоевать какого бы то ни было признания и авторитета. Блатари ненавидят наблатыканных, то есть тех, кто подражает им, разрушая всю патетику и привлекательность преступной речи. Вор отличается от фраера тем, что «ботает по фене» всерьез, а фраер употребляет блатные выражения в шутку, с иронией. И совершенно напрасно.

Что касается поведения вообще, новичку лучше меньше говорить, а больше слушать, смотреть и анализировать. Стараться не конфликтовать, но и не деградировать. Во всяком случае, надо найти возможность делать зарядку, два раза в день чистить зубы и вообще следить за собой. Нечистоплотность и неряшливость будут обязательно замечены сокамерниками, которые отреагируют эффективнее любой санэпидстанции…

Неожиданно накатила сонливость. Довольно странная реакция на стресс, успел подумать Александр Борисович и… заснул. Видел море, не то чаек, не то альбатросов, парусник и себя, плавающего брассом. Хороший получился сон.

Проснувшись, он сразу понял, что парень по-прежнему сверлит его взглядом. Турецкий поднял на него глаза, и лицо парня показалось знакомым. Встретившись с взглядом Турецкого, тот глаз не отвел, напротив, с книгой в руке подошел к нарам Турецкого. Сказал, криво ухмыляясь:

— Не узнаешь? Ну, конечно, где уж нам помнить каждого! Сажаем пачками, да? Разбираться некогда, так? Каждого бритого — в тюрьму, верно?

И тут Турецкий вспомнил:

— «Бригада-666»? Погром в узбекском ресторане?

— Вот именно! Все ты помнишь, блин!

— Степан Лосев, верно?

— Ницше меня тут зовут. И по твоей милости я тут шестой месяц парюсь.

— А ты что, хотел за разбитую витрину и избитых официантов — медаль?

— Тебе, как я смотрю, тоже не медаль обломилась! Ладно, все еще впереди. Все тебе отольется, ментяра! Гуманизм твой долбаный, любовь к черножопым! — Он ударил кулаком по книжке.

Турецкий посмотрел на книгу.

— Так говорил Заратустра?

— Я так говорю! Вот посидишь, и куда оно все денется — уже через пару недель!

— Ничто никуда не денется, — спокойно сказал Турецкий.

— Ну-ну, поглядим…

Разговор велся отнюдь не шепотом, и если у кого-то из арестантов и оставались сомнения, что новый сокамерник — мент, то теперь они полностью рассеялись. Кулек уже о чем-то говорил с Карданом — явно по этому поводу. Кардан, глядя на Турецкого, отрицательно качал головой.

«Бригада-666» — это было дело как дело, и занималась бы им городская прокуратура, а то и вовсе районная, если бы не одно обстоятельство. Во время погрома в узбекском ресторане был убит сын первого секретаря узбекского посольства, совсем молодой парень, который, собственно, и владел рестораном. И вот как не повезло — попался скинхедам под руку, получил удар бутылкой по голове. Голова оказалась недостаточно крепкой.

Степан же Лосев был рядовым членом группировки, но вышло так, что он присутствовал при всех ключевых событиях; в результате Турецкий провел с ним серию допросов, составив вполне определенное впечатление: парень неглупый и еще не до конца ожесточившийся. Полтора года назад, даже больше, когда Турецкий занимался этим делом, Лосев был еще на свободе, но дело оставалось незакрытым. Значит, все-таки посадил, по крайней мере, в СИЗО.

Очередное совпадение, очередная встреча навела на новые размышления. Что же это, месть скинхедов? Настолько, выходит, могущественны нынче бритоголовые ребята, что сумели засунуть его в тюрягу и теперь хотят придушить? Полтора года спустя… Могущественны и злопамятны… Да нет, бред какой-то. И что им мешало на воле это сделать?

Выбежав из кофейни, Ирина позвонила Голованову.

Сева сперва не поверил. Ведь только несколько часов назад он видел Турецкого, говорил с ним, и они даже успели слегка повздорить…

Но Ирина умела быть убедительной.

Спустя пятьдесят минут Голованов подъехал к зданию Министерства внутренних дел — у него была назначена встреча.

Начальник Управления собственной безопасности МВД, генерал-лейтенант Петр Зима был его старый приятель и когда-то — непосредственный командир. Они были знакомы с середины 80-х годов. Вместе воевали. Так что Зима неплохо знал и других оперов «Глории» — Демидыча, Колю Щербака. Но именно с Головановым он был особенно близок. Тогда, двадцать лет назад, их объединяла общая черта — здоровое честолюбие. Голованов в конце концов разочаровался в военной службе, но не в друзьях-однополчанах. Зима же продолжал несокрушимо идти вперед. Среди сослуживцев он еще в капитанском звании получил прозвище Генерал.

Их пути разошлись. Голованов, уволившись из армии, пошел работать в МУР. Зима прослужил до конца 90-х и в чине настоящего уже генерал-майора сменил форму десантника на эмвэдэшную, тоже стал ментом. Но Сева в это время уже работал в «Глории» у покойного ныне Дениса Грязнова.

Последние годы они практически не виделись, лишь изредка обменивались поздравлениями к праздникам. Но Сева, конечно, знал, что Зима сделал серьезную карьеру.

…Они обменялись молчаливым рукопожатием. Зима жестом предложил сесть и вопросительно посмотрел на Голованова.

— Петр, ты знаешь, я никогда тебя ни о чем не просил, — волнуясь, начал Голованов.

Зима кивнул.

Голованов коротко рассказал, что произошло.

— Чего ты от меня ждешь в этой ситуации? — спросил Зима, разминая в пальцах сигарету без фильтра.

— Помощи.

— Это я уже понял. Какого рода помощи? В организации побега человеку, официально арестованному и законно посаженному в СИЗО?

Голованов не улыбнулся, но и не рассердился.

Зима помнил это его качество — удивительное хладнокровие и отметил про себя, что оно никуда не пропало.

Голованов спокойно сказал:

— Петр, я боюсь, ты не понимаешь. Ты просто не знаешь Турецкого. За время службы в Генпрокуратуре он заимел массу «доброжелателей». Он никогда ни под кого не прогибался. Он никогда не брал. Его подставили, все остальные варианты исключены. Я скорее отрублю себе руку, чем поверю в то, что он в чем-то виноват.