Генерал Ермолов - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Беспалова cтр.№ 76

Глубокой ночью явился сержант. Спросил устало:

— Не спите, ребята? Ну добро... А что пленница?

— Не шевелится.

— А казак?

— Да рыпался всё, её звал-величал. А сейчас тож затих.

— Ну добро... Как утро настанет, девку вздёргивать будут. Ныне начальство устало сильно. А вы бдите старательно, не вздумайте спать!

— Ты скажи, Леонтьевич, как Йовта-то, помер?

— Как же ему не помереть — помер, конечно.

— А то он баял всякие сказки, будто бессмертием наделён...

— Враки. Помер, хотя и не сразу. Его высокородие сами, лично удостоверились. Точно помер.

— Неужто и впрямь дважды из петли выскальзывал?

— Выскальзывал, но не сам. Казак энтот вот его срезал. Вот беда-то! Помрачился рассудок у парня. Сам здоров, а умишком тронулся. Говорят, будто лучшего друга ныне схоронил. Вот с горя и того...

— Не может быть того. Казаки, они военные люди, жестокие. Горе-беца им нипочём. Мож его опоили зельем?

— Эх и мне бы, братцы, хоть какого-никакого зелья сейчас! Такого страху и ужасу натерпелися мы! — вздохнул сержант.

— Какого ужаса, Леонтьевич? Сызнова Йовта из петли выпрыгнул?

— Не-е-е, не так было. Как казака увели и снова из-под Йовты козлы выбили, а он, поганец, висит, дёргается, хрипит, но не умирает. Пришлось Фильке с Прохором на ногах да на плечах его виснуть. И то не сразу помогло. Потом, когда уж шея хрустнула, дёргаться и хрипеть перестал. Так умаялись, что начальство порешило девку пока не вздёргивать, а утра дождаться. Но вы не спите! Смотрите в оба! Всякое приключиться может!

* * *

Ночью Фёдора снова охватило странное оцепенение, словно его, как преступного Йовту, сковали кандалами, скрутили-спеленали тело, опоили дурманящим снадобьем. Он мог слышать, но слышал лишь ночные звуки разорённого войной аула: невнятный плач и причитания, стук топора, тревожное блеянье овец, звуки неторопливых шагов часовых, их тихие голоса. Он лежал посредине клетки, широко раскинув в стороны руки. Неотрывно смотрел он в ясное ночное небо, усеянное искорками созвездий. Млечный Путь манил его и казалось, что уж поставил он яловый сапог на звёздную дорогу, уж натянул узду, и преданный Соколик доверчиво следует за ним. Услышал он и странное, сладостное звучание небесных светил, похожее на свист заревой птахи или на плеск каспийского прибоя в тихую погоду, или на невнятный шелест майского дождя в молодой листве. Он слышал щебет сойки и тревожный лай лисицы. Временами ему чудилось, будто огромная хищная птица машет над ним пропахшими свежей кровью крылами. Он видел вьющиеся по ветру рыжие волосы Аймани. Будто расплела она косы, нарядилась в голубое, расшитое золотом платье, взяла в руки бубен. Ах, как она плясала! Каблучки её алых туфелек выводили рваный ритм, ударяя в дощатый пол звериной клетки. Он видел, как развевались в бледных лучах рассветного светила её золотые пряди, как поднимался колоколом подол её синего платья, обнажая хрупкие лодыжки. Он слышал бряцанье золотых браслетов на её запястьях и звон подвесок на её ожерелье. Ритм танца то замедлялся, то вновь возрастал. Монотонные звуки бубна сопровождали тихое пение. Голос Аймани, низкий и пронзительный, подобно всепроникающему полуденному зною, отнимал остатки сил, завораживал, погружал в вязкую негу, усыплял.

Аймани так и не заговорила с ним, а у него не достало сил снова звать её.

* * *

На восходе, когда отпели петухи и пастух погнал коров на пастбище, казак попытался освободиться из тесных объятий странной дрёмы. Он повернулся набок. В серых сумерках оба, и Трифон, и Ванятка, казались крепко спящими. Оба лежали в одинаковых позах, на спине, широко разбросав в стороны руки. Тёмный силуэт в соседней клетке изменил своё положение. Похоже, и воительница прилегла. Спит? Фёдор попытался сесть, затем пополз. С немалым трудом, с головы до ног покрытый испариной, он уцепился ослабевшими руками за прутья решётки. Вот она, Аймани, рядом, совсем близко. Кажется, протяни руку — и сможешь дотронуться. Ан нет! Прутья не дают дотянуться.

«Как же ты легла так, милая? Или не онемели твои ноженьки, а ручки-то, ручки под себя подсунула! Болит, видать, избитое-израненное тельце. И жёстко лежать тебе на загаженной диким зверем соломе. И сама-то ты, как дикий зверёк, на верную смерть сородичами покинутый», — так думал Фёдор, превозмогая странную дурноту.

— Эй, парень! Как там тебя? Трифон? Иван? Поди-тка ближе, что скажу, эй! — шёпотом окликнул Фёдор. Но часовые не отзывались. В серых сумерках казак ясно видел их тела, перечёркнутые крест-накрест ремнями портупей.

— Эй, деревенщина! — позвал Фёдор в полный голос. — Если уж надумали спать на посту, так спите стоя, не то сержант осерчает и ко мне в клетку запрет!..

Солдаты не отзывались, Аймани не шелохнулась. Превозмогая слабость, Фёдор подобрался к решетчатой двери клетки. Тяжёлый замок висел на положенном ему месте и был заперт. Неподалёку, за княжеским домом бряцали колокольчики на шеях коров, да лениво взлаивали пастушьи псы. Фёдор, совершенно обессиленный, сполз на вонючую солому и провалился в сон.

* * *

— Нешто перепились, ваше высокородие?

— Ты у меня об этом спрашиваешь, паршивец?

— Нешто я виноват? Я предупреждал — коли перепьётесь, будете биты плетьми.

Фёдор услышал сначала торопливые шаги, затем будто что-то упало. Ружьё?

— Да он мёртв, Леонтьевич... Смотри: грудь пробита, а крови почти нет... Чем же она его так проткнула?

— Штыком, вашбродь. Гляньте: вон на штыке кровища... Ах ты, ах ты, бедолага, — запричитал сержант. Фёдору послышались в его голосе рыдания. Солнце нещадно пекло, под веками было красно, как в преисподней, но казак решил пока не шевелиться и не размыкать век.

— Оба мертвы...

— А Тришку-то дважды пырнули! Нешто прокрался злодей из леса? Тогда зачем девку с собой не увёл? Вот она, лежит себе... А вдруг, тож мертва, а?!

— Клетка отперта. Где замок?

— Вот он, на земле валяется, вашбродь.

— Как она смогла совершить такое, Леонтьевич? Как уговорила их отпереть клетку? А что казак? Тоже мёртв?

— He-а... вроде дышит. Сами смотрите: грудя вздымается, храпит, как чёрт — значица живой.

Фёдор слышал, как скрипнула дверь соседей клетки, как тяжело, с присвистом, засопел взволнованный Леонтьевич.

Вашбродь, а девка-то... — и он задохнулся от волнения.

Фёдор приоткрыл глаза. Леонтьевич стоял на коленях рядом с Аймани и истово крестился. Не помня себя, Фёдор вскочил, бросился к прутьям клетки:

— Что с ней! Отвечай, изувер! Он мертва-а-а-а-а?!. — вопил казак, не помня себя. Он тряс и гнул прутья решётки, гнев и горе душили его, по жилам текли огненные реки. Внезапно струя ледяной воды ударила ему в лицо, сладковатая влага наполнила рот и ноздри, потекла по шее за ворот рубахи. Фёдор захлебнулся, закашлялся, затих.