Игнатий Лойола - читать онлайн книгу. Автор: Анна Ветлугина cтр.№ 77

— Пожалуйста, — разрешил тот, — что для вас главнее: деньги, слава или духовное величие?

— Разумеется, последнее! — гордо провозгласил бакалавр и был немедленно отослан работать на кухню.

— Тех, кого интересует слава и почёт, мы отправляем просить милостыню в неизящном костюме, — объяснил Лойола. — А любители роскоши ухаживают за неизлечимыми больными. Не обижайтесь, — прибавил он, — всё это совершается единственно из любви к вам.

Бакалавр промолчал. Его раздражало лицемерие, видимое в каждом поступке Игнатия. Особенно характерно оно проявилось при избрании проповедника генеральным настоятелем, сокращённо — генералом. Когда Альбрехт появился в Риме — иезуиты ещё не имели настоятеля и руководили Обществом по очереди, каждый в течение недели. Решив о необходимости постоянного руководителя, они единогласно избрали Лойолу, но этот лицемер отказался, заставив их дважды повторять голосование. Потом пошёл советоваться со своим духовником. Придя (разумеется, с положительным ответом), он не успокоился. Продолжал ломаться ещё десять дней, пока, наконец, не принял назначение, разразившись при этом слезами.

Неприглядные стороны характера настоятеля раздражали Альбрехта только в одиночестве. Как только он затворял дверь своей комнатушки, ему тут же вспоминалась Альма. Он не понимал, почему до сих пор живёт в этом доме. Но приходил Лойола, и в бакалавру вновь, помимо его воли, пробуждалось страстное желание вступить в иезуитский орден.

— Терпение у вас плохо приживается, — говорил настоятель, выслушав очередной отчёт бакалавра о работе над собой, — вы навряд ли призваны к монашеству.

— Откуда вы знаете, к чему я призван? — как-то не выдержал Альбрехт. — Я выгоден вам только для работы на кух... — он осёкся, вспомнив, что там работают и члены Общества. Сам Игнатий после своего избрания три дня подряд готовил и мыл за всеми.

Лойола мягко улыбнулся:

— Нет. Такого призвания вы точно не имеете. Вы не очень вкусно готовите, да и моете не вполне аккуратно. А призвание распознать нелегко. Но мне видится, вы могли бы неплохо учить детей. Если, конечно, немного усовершенствуете своё терпение.

Вообще-то Альбрехт чувствовал себя на своём месте, занимаясь с сыновьями вдовушки. У него получилось даже пробудить в мальчиках некоторый интерес к богословию. Но в устах Лойолы это предположение вызвало негодование.

— Вы правы, я действительно не гожусь для вашего ордена, — мрачно сказал он. — Пожалуй, мне пора вернуться на родину.

— Подождите! — остановил его Игнатий. — Вполне вероятно, так и есть. Только вы жили у нас по своему желанию четыре с половиной месяца. Позвольте теперь нам удержать вас ещё на месяц по нашему желанию.

— И что же я должен делать? — ещё более мрачно поинтересовался Фромбергер. — Попрошайничать нагишом или ещё чего придумаете?

— Вы не должны ничего делать. Просто поживите у нас в гостях.

И Альбрехт остался. Шёл Великий пост. В это время не полагалось ужина, но члены Общества всё равно собирались вечерами для общения. Игнатий строго следил, чтобы никто не избегал дружеских встреч, ибо в одиночку труднее бороться с искушениями.

Правила запрещали на отдыхе говорить о делах и учёбе, а также читать дополнительные молитвы. Зато весьма приветствовались рассказы о жизни. Фромбергер привык к посиделкам, уже не представляя, как будет обходиться без них. С этими чужими людьми он вдруг обрёл уют, которого никогда не чувствовал в родительском доме.

Когда пришла Пасха и наступило время ухода, бакалавр затосковал.

— Да благословит вас Всемогущий Бог! — напутствовал его Лойола. — Мы были рады делить с вами крышу.

Альбрехт стоял, думая, как выразить свои мысли. Уж очень не хотелось закрывать дверь навсегда. Игнатий посмотрел на него с весёлым сочувствием:

— Мне кажется, вы хотите остаться? Я ошибся?

Бакалавр с тяжёлым вздохом покачал головой. Вот сейчас произойдёт чудо, и настоятель скажет: «ну и оставайтесь». И опять начнётся послушание. В юности это происходило бы легче, а сейчас ему почти сорок лет. И Альма...

Как глупо! Не видеть её столько времени, чуть было не сделаться монахом. Но стоило лишь вспомнить, как перед Альбрехтом вновь встали картины юности: он пишет стихи, а она рисует, уронив белые пряди на зелёное сукно ein Urtisch (изначального стола), и нет в жизни счастья больше... Ах, если бы перенести Альму в этот дом! «Паписты» — абстрактное слово, разве применимо оно к этим людям? Альбрехт сможет объяснить ей... но что за ерунда порой приходит в голову? Какая Альма в мужском монастыре?

— У вас много страстей, — голос Лойолы будто вырвал его из вязкого тумана. — Берегитесь. Для вас они могут стать гибелью.

— Спасибо вам, отец Игнатий, за всё, — искренне сказал Альбрехт, — я пойду.

Небольшая цепкая рука настоятеля схватила его рукав:

— Подождите. Я много думал о вас. Вы не сможете стать иезуитом, вы слишком сильно привязаны к миру. Но наша встреча не случайна. Мы многому взаимно научились, и я прошу вас стать другом Общества Иисуса. Это вас ни к чему не обяжет.

— А это возможно? Не знаю, как благодарить вас, — чувства переполняли Фромбергера.

— Благодарите за всё одного Бога. Я вижу прекрасную возможность нам с вами послужить Ему. Мы недавно организовали Братство сирот Рима. Сейчас очень много одиноких детей после чумы и войны с турками. У нас два дома — для мальчиков и для девочек. Будет прекрасно, если перед отъездом в Германию вы немного позанимаетесь с мальчиками. А вечерами будете приходить к нам на посиделки. Согласны?

— Да. Благодарю вас.

— Это мы вас благодарим. Найдите отца Бобадилью, он проводит. И пообщайтесь с ним поподробнее, папа собирается направить его в германские земли. С Богом, — настоятель крепко обнял бакалавра и умчался по своим делам.

Генерал уже неделю не вставал с постели. В последнее время он болел всё чаще. Зато когда выздоравливал — то поражал всех количеством сделанных дел и быстротой передвижения. Иезуиты привыкли к чередованию этих периодов: полного упадка сил и бурного всплеска энергии.

Некоторые считали: Бог посылает настоятелю болезнь для восстановления сил.

Как раз в это время Фромбергер вместе с Николасом Бобадильей отбывали в Германию. «Немного» занятий с мальчиками-сиротами вылились для бакалавра почти в два года. Игнатий оказался прав, у Альбрехта прекрасно получалось учить детей. Сорванцы не только хорошо сдали первый экзамен по богословию, но и сильно привязались к своему учителю. Даже плакали, расставаясь с ним.

Сам Альбрехт тоже с грустью покидал Италию, но более задерживаться не собирался. У него появились две новые возвышенные мечты. Он хотел помочь отколовшимся от церкви соотечественникам увидеть свои заблуждения и показать Альме Рим.

Настало время выходить. Фромбергер сидел в пустой трапезной, обхватив дорожную сумку. Хорошо бы увидеть Игнатия и получить прощальное напутствие, но допустят ли к больному?