* * *
После почитания римских храмов и многочисленных молитвенных бдений Карл с верной супругой и многочисленной свитой возвращался домой. Уже наступала осень, незаметная на тёплых благодатных землях Лангобардии. Но чем ближе к горам, тем больше обнаруживалось коварство погоды. На перевале, который год назад штурмовал Роланд со своими вассалами, нас встретил снегопад. Лошади встали, мотая мордами и отфыркиваясь.
— Вот он, этот камешек! — довольным голосом промолвил бретонец, глядя на чёрную скалу, блестящую от мокрого снега. — Из-за него мы нежданно появились тогда на закате. Клянусь кротостью святой Женевьевы, этот трус Адельхиз обмочился с ног до головы при виде моего Дюрандаля!
Король усмехнулся:
— Ты не точен в выражениях, дорогой Роланд. Адельхиз, разумеется, трус, но всё-таки не жонглёр!
Воины расхохотались.
— Интересно, где он теперь? — задумчиво спросил Виллибад. — Жив ли? Всё же наследник Дезидерия.
Карл шевельнул усами, что означало неудовольствие.
— Адельхиз в Константинополе, — помолчав, сказал он, — его там признали патрицием. В Лангобардии наследовать ему нечего, но мстить он конечно же захочет, если получит поддержку.
— А ещё эти лангобардские герцоги, которые не особенно подчинялись Дезидерию... — тихо напомнил Виллибад.
— А ещё многочисленные бесы, проникающие всюду, а верней всего — в сердце сомневающимся, — оборвал его король. — Дорогой Роланд! Где твоя любимая баллада о святой Женевьеве? Споем вместе!
Роланд схватился за грудь с выражением крайнего страдания:
Ах, за что мне такая мука?! Мой король наконец-то пожелал спеть со мной, а у меня нет ни лютни, ни даже паршивого музыкантишки под рукой!
— Настоящая песня не нуждается в сопровождении инструментов, — возразил король. — Запевай!
Как же красиво сочетались их голоса: бархатный — бретонца и высокий, светлый голос Его Величества. Они пели о юной парижской девушке, которая предсказывала победу в осаждённом городе, даже когда потерявшие надежду горожане, разозлившись, захотели убить её. Она дождалась победы, сама привела по реке суда, груженные пищей, и накормила голодных.
Горное эхо разносило отзвуки песни далеко вокруг. Хильдегарда слушала, и слёзы катились по её щекам.
— О, мой король, — сказала она, когда песня закончилась, — как же я хочу тоже приводить корабли, полные еды, чтобы раздавать её голодным и спасать их!
...На следующий день мы вступили во франкские пределы. И тут удача, сопутствующая Карлу столько лет подряд, впервые отвернулась от него. Сначала тяжело заболела маленькая Аделаида. Она стала горячая, как раскалённые римские камни, ничего не ела. Дыхание вырывалось из её крошечной груди с хрипом. Капеллан отслужил за неё мессу, но это не помогло. Она умерла на руках Хильдегарды, так и не увидев Ахен, где уже начал строиться храм, ставший позднее гордостью христианского зодчества. Её ещё не успели похоронить, когда прискакал гонец из Саксонии с печальной вестью: саксы из Тевтонбургского леса пренебрегли крещением и нарушили обещания верности королю франков. Они снова захватили Эресбург, сожгли только что основанный монастырь и перебили всех живущих там франков.
Узнав об этом, Карл сказал:
— Мы надеялись, что Господь не допустит этой войны. Но ведь Он допустил распятие своего единственного сына. Никакая человеческая война не сравнится с этой божественной жертвой. Поэтому мы будем продолжать обращение наших братьев, каких бы потерь это нам ни стоило.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ПУТЬ ИМПЕРАТОРА
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Всю зиму и начало весны 775 года король, живя в своём любимом Ахене, готовился к новому саксонскому походу. Если перед завоеванием Лангобардии он бросил все силы на вооружение воинов и снабжение их продовольствием, то теперь тщательнейшим образом занялся разработкой стратегии, сообща с опытными военачальниками. Помимо Борнгарда, родственника Бертрады, и неразлучного Роланда, к ним присоединился Герольд, брат Хильдегарды, имевший такой же острый живой ум, как и его сестра.
Вчетвером они часто собирались в знаменитых горячих источниках. Купались и обсуждали, обсуждали... Мне эти обсуждения казались бессмысленными — ведь карт Саксонии не существовало и любые самые строгие планы могли в любой момент оказаться всего лишь фантазией.
Однажды я осмелился выразить свои сомнения, когда королю зачем-то понадобилось мнение «человека непосвящённого». Это привело всех четверых в состояние буйного хохота.
— Видишь ли, Афонсо, — объяснил король, отсмеявшись, — любые человеческие планы не больше, чем фантазия, а уж на войне и подавно. Тем не менее мы должны усердно готовиться ко всему, ибо Господь не любит ленивых.
Итак, к лету 775 года мы месили грязь в вестфальских землях, близ реки Рур. Помимо воинов с Карлом следовало много важных духовных лиц — епископы, аббаты... Был даже примас франкской церкви, архиепископ Санса Вилынер, преемник Хродеганга из Меца. А престарелый аббат Фулрад из монастыря Сен-Дени боялся ехать в дикую Саксонию из-за своего почтенного возраста и написал перед поездкой нечто вроде завещания. В нём он отказался от собственных владений, в пользу своего монастыря.
Хильдегарда в этот раз не поехала с супругом по причине слабости. Только что она родила принцессу Ротруду. Наша смелая королева собиралась присоединиться к войску позднее.
Откровенно говоря, хорошо, что сейчас её не было с нами. Саксония — это не Лангобардия с её прекрасными долинами, виноградниками и райским климатом. Здесь мы постоянно вязли в болотах. Нас кусали какие-то мелкие мошки, от которых не спасали доспехи. Приходилось постоянно быть начеку. В любой момент из-за деревьев могла вылететь стрела. Нас пытались подстрелить на привалах и в пути. На моих глазах погиб воин в прекрасных доспехах, но с плохо защищённой шеей. Невидимый стрелок попал точно в щель между шлемом и кольчугой. После этого я всё время старался втягивать голову в плечи, благо на голове у меня теперь тоже красовался шлем ценой в шесть коров.
Лес закончился. Впереди виднелось большое поселение, огороженное наполовину частоколом, наполовину стеной из камней и глины.
— Кажется, это Зигбург, — задумчиво произнёс Карл.
— Берём? — с надеждой спросил короля Роланд, оглаживая рукоять Дюрандаля. — Или опять... милосердие?
Король молчал, глядя на дубовые ворота. Брови его сдвинулись к самой переносице, глаза потемнели, словно воды лесного озера. Наконец он вымолвил:
— Эти люди не слышат языка милосердия, они слишком закоснели в своих заблуждениях. Темнота убивает их, подобно антонову огню, и только острый меч может принести им свет. Готовьте таран.
Королевские воины с бревном, утяжелённым с одного конца железным наконечником, бросились к воротам. Но раньше, чем они успели добежать, ворота открылись. Оттуда выскочила толпа саксов, вооружённых топорами. Мгновенно сшибли таранщиков вместе с их орудием, с яростными криками понеслись дальше туда, где полукольцом выстроились всадники, и начали безжалостно рубить лошадей. Франки отбивались копьями и мечами, однако храбрость саксов была столь безумна, что железный строй армии Карла дрогнул.