– Черт с тобой! Вали куда хочешь. Что хочешь, то и делай, раз ты такая дура…
Она была очень рассержена на Стаса, очень недовольна собой, что позволила себе проговориться. Очень встревожена заявлениями рыдающей Моховой. Потому и помчалась прочь из дома, не попытавшись хоть как-то сгладить то, что взбудоражила неожиданным своим выпадом. Не ко времени, не сейчас, утрясется, решила она, высаживаясь из такси возле дома Светланы Моховой. Стас теперь наверняка кинется к своей любовнице за утешением, а потом…
Пусть будет так, как будет. Сейчас она должна узнать что-то очень важное. Зачем-то Мохова ее вызвала.
Черт побери, Стас оказался прав на все сто!
Мохова ничего нового ей не сообщила. Без конца плакала, восклицала, жалела всех подряд, включая себя. Тысячу раз, наверное, повторила, что она ни в чем не виновата. Ко всему прочему навязалась Ирине с ненужной выпивкой. Той пить не хотелось, а отказать было неудобно – Светлана предложила выпить за помин Наташкиной души. Пришлось выпить бокал вина, закусить его дыней и снова слушать. Слушать, слушать без конца бред идиотки.
Из дома Моховой Ирина вышла уже затемно. К стоянке такси шла нетвердой походкой и все удивлялась, почему так опьянела с одного бокала вина. В машине ее развезло еще сильнее, голова клонилась на грудь, в висках постукивало, а когда начала выходить из машины, то ноги и вовсе ее не слушались. Колени подгибались, ее шатало из стороны в сторону, приходилось держаться за стены, за перила. Кое-как поднялась к себе на этаж. Полезла за ключами и выронила сумку, все свое добро рассыпав по полу. Начала было собирать и как-то так неловко присела, что начала тут же заваливаться на бок.
– Господи, что со мной? – прошептала она, подползла к двери на четвереньках и начала биться об нее головой, без конца повторяя: – Стас… Стас, открой! Хоть бы ты был дома! Открой!!!
В какой-то момент голова ее провалилась в пустоту, и она начала падать. И упала бы, не подхвати ее муж под руки.
– Боже мой, Ирина! Ты пьяна?! – закричал Стас на весь подъезд и потащил ее под мышки в квартиру, содрав с ее ног туфли о высокий порог. – Боже, как ты пьяна!!!
Он швырнул ее на диван в гостиной, вернулся на лестничную клетку, собрал все ее вещи, посовал обратно в сумочку, запер квартиру и вернулся к ней. Ирина полулежала на диване с высоко задравшимися штанинами брюк и кофтой и смотрела на расплывающееся изображение своего мужа, выкрикивающего гневно:
– Ты напилась! Как ты могла? Ты с ума, что ли, сошла совсем?!
– Я… Я… – Язык плохо ее слушался, но она очень старалась донести до него очень важную вещь, ту, ради которой она проделала такой сложный, такой трудный путь домой. – Я не пьяна. Ты был прав насчет Моховой… Ничего нового, но она, кажется, меня отравила…
И Ирина отключилась.
Глава 16
В женщине, которую только что вынесли из подъезда на носилках, очень трудно было узнать Ирину. Заострившийся нос, желтые ввалившиеся щеки, растрескавшиеся губы. Так это было неестественно и страшно, что Виктор Иванович не рискнул подойти, хотя шел именно к ней. Шел для важного и нужного разговора.
Пришел к Ирине, а наткнулся на карету «Скорой помощи» и толпу возле подъезда. Как падок наш народ на сенсации, ох как падок. Медом не корми, позволь узнать, что там случилось у соседа. Хотя, может, и не любопытством здесь пахло, а простым человеческим участием. А он злился, что снова забрел в тупик. И на гадкое чувство собственной благодарности еще злится, не позволяющее ему не тормозить дело Моховой и отправлять его в суд.
Это ведь он добился, чтобы обеих женщин освободили из-под стражи. Он стучал себя кулаком в грудь и без конца твердил о презумпции невиновности. И настаивал, чтобы все силы были брошены на то, чтобы разыскать неизвестного любовника погибшей. С чего она вдруг его боялась, а?
И умом, и профессиональным чутьем своим Виктор Иванович понимал, что версия с любовником может оказаться пустышкой. А мускулистый парень, испуганно дающий показания, мог просто наболтать невесть что, чтобы от него отстали.
И все же Виктор Иванович продолжал стоять на своем. И продолжал убеждать окружающих, что не верит в виновность как одной, так и второй женщины.
– Надо же, как же это, а? – вздохнул кто-то возле левого плеча Виктора Ивановича. – Вчера днем только видела ее на лестнице. Поздоровались, все вроде было нормально, а тут вдруг будто мертвая лежит. Надо же…
Виктор Иванович скосил взгляд. Женщина лет тридцати семи. Высокая, скуластая, с черными, как ночь, глазами и выбеленными до хруста длинными волосами. Она прижимала ладони к груди, комкая на ней льняную кофточку, и тревожно восклицала то и дело.
– А вы соседи, да? – тихо шепнул ей Виктор Иванович.
– Да, соседи. Мы с мужем этажом ниже, прямо под ними живем. Такая хорошая женщина эта Ирина. Очень вежливая, воспитанная, интеллигентная даже, я бы сказала, и тут такое…
– Какое?
Как-то интересно рассуждала Иринина соседка. Что же, интеллигентная вежливая женщина и заболеть уже не может.
– Одно дело заболеть, а другое напиться и заболеть потом, – округлила женщина черные глаза.
– Напиться?! – Виктор Иванович недоуменно вскинул брови. – Разве Ирина пила?!
– Уж не знаю, пила или нет, но вернулась вчера поздно ночью. И муж потом сердился и кричал на весь подъезд, что она напилась. Ругался очень, да! А кому понравится? – Она вздохнула, подняв глаза к своим окнам. – Мой тоже не любит, когда я переберу порой.
– А чего это он ругался ночью в подъезде? Нельзя было дома?
– Так она до дома еле доползла. Я дверь чуть приоткрыла. – Иринина соседка виновато опустила глаза, вздохнув: – Шум слышу, дай, думаю, посмотрю, что там и как. Так вот, она возле двери упала. Там он ее нашел и в квартиру затащил. Дома тоже все никак угомониться не мог, топал из комнаты в комнату. Дома сами знаете какие, все слышно. А утром вот…
Она постояла еще немного и ушла. А Виктор Иванович с напряженным вниманием продолжил наблюдение.
Теперь он наблюдал за расстроенным супругом Ирины, который метался от подъездного крыльца к «Скорой» и обратно. То медицинский полис забыл, бегал домой. То еще что-то.
Время шло. Машина не уезжала. Толпа не думала редеть. Ее даже прибыло.
Из соседнего дома, из подъезда напротив Ирининого, сначала выбежал молодой мужчина. Быстро дошел до машины, заглянул внутрь и отшатнулся с помертвевшим лицом.
Потом из того же подъезда вышла старушка. Такая – божий одуванчик, в кружавчиках, оборочках, в туфельках на каблучках рюмкой, наверняка сохранившихся с юности. Она тоже дошла до машины, тоже сунула нос в распахнутые задние двери. Очень стремительно перевела взгляд на мужчину, что ее опередил, и заохала, закачала головой, отходя в сторонку.