Москва – Петушки. С комментариями Эдуарда Власова - читать онлайн книгу. Автор: Венедикт Ерофеев, Эдуард Власов cтр.№ 112

26.13 Растут агавы и тамаринды, а под ними сидит Максим Горький, из-под белых брюк – волосатые ноги. И пальцем мне грозит: «Не бери сдачи! Не бери сдачи!» —

Агава – экзотическое травянистое растение с маленькими цветками. Тамаринд – тропическое плодовое дерево, индийский финик. По мнению Ю. Левина, мексиканские агавы вряд ли росли на Капри (Левин Ю. Комментарий к поэме «Москва – Петушки»… С. 63). А вот Ходасевич, бывавший на Капри, считал, что они там все-таки растут (см. ниже).

В мемуарной и биографической литературе встречаются многочисленные описания итальянских периодов жизни Горького. В одном из источников есть рассказ о Капри Сальватора Вуото, жителя острова, знавшего Горького: «В то время [1906–1907 гг.] это было тихое место, вокруг стояли сплошные сады» (Паклин Н. Русские в Италии. М., 1990). В другом источнике есть описание одежды Горького по приезде на Капри в 1906 г.: «Одежда Алексея Максимовича оказалась совсем неподходящей, и ее пришлось полностью заменить. Вместо рубашки-косоворотки с поясом и сапог появился белый фланелевый костюм и легкие, на мягкой подошве туфли» (Быковцева Л. Горький в Италии. М., 1975).

Кроме Капри, Горький жил в Италии также в Сорренто (в середине 1920-х гг.). В сознании советского человека два эти соседних места сливались в одно, равно как и два различных периода жизни Горького. Ходасевич писал:

«В 1927–28 гг. я несколько раз указывал покойному А. А. Яблоновскому, что не надо писать о волшебной вилле на Капри хотя бы потому, что Горький живет в Сорренто, что уже пятнадцать лет нога его не ступала на каприйскую почву, что даже виза в Италию дана ему под условием не жить на Капри. Яблоновский слушал, кивал головой и вскоре опять принимался за старое, потому что не любил разрушать обывательские иллюзии. В последние годы каприйская вилла иногда, впрочем, все-таки заменялась соррентийской, но воображаемая на ней жизнь принимала еще более роскошный характер и вызывала еще больше негодования» («Горький», 1936).

«Волосатые ноги из-под белых штанов» также восходят к мемуарам, в данном случае Юрия Анненкова, о Горьком соррентийского периода:

«[Во второй половине 1920-х гг.]…я провел несколько дней у Горького в Сорренто. Белая вилла стояла у самого обрыва, над морем, ослепительно-голубым и прозрачным. <…> На Горьком – васильковая рубаха с открытым воротом, белые коломянковые штаны и сандалии на босу ногу. Он по-прежнему приветлив, шутлив и весел» («Дневник моих встреч», 1966).

У Ходасевича есть «итальянские» стихи, где сконцентрирована масса деталей, встречающихся в «Москве – Петушках»:

(«Соррентийские фотографии», 1926)

Здесь, помимо итальянской темы (Капри, агавы), отмечу ситуацию «мужчина в гробу, и женщина у гроба» (см. 26.17), «преткновение о камень» (см. 14.17), тему страстной пятницы (см. 14.7) и «опустения мира» (см. 46.3).

26.14 C. 62. И пальцем мне грозит: «Не бери сдачи! Не бери сдачи!» —

В контексте разговора о бабах следует напомнить пассаж из Розанова, «рецензирующего» книгу О. Вейнингера «Пол и характер»: «„Фу, какая баба!“ <…> Можно погрозить пальчиком: „Не выдавай тайны, баба! Скрой тщательнее свои грезы!!“» («Опавшие листья», короб 1-й).

26.15 …сдуру или спьяну ты сморозил такое на своем Капри? Тебе хорошо – ты там будешь жрать свои агавы, а мне чего жрать?.. —

Оторванность от жизни в советской стране ставилась в вину Горькому, «прохлаждавшемуся» на знойном Капри, еще до Венички – например, Маяковским:

(«Письмо писателя Владимира Владимировича Маяковского писателю Алексею Максимовичу Горькому», 1926)

26.16 C. 63. —…Разве не нужна бывает и плохая баба?

– Конечно! Конечно, нужна… Хорошему человеку плохая баба иногда прямо необходима бывает. —

Здесь под «хорошим человеком» можно разуметь Раскольникова и князя Мышкина, а под «плохими бабами» Соню Мармеладову и Настасью Филипповну соответственно.

26.17 …двенадцать недель тому назад: я был во гробе, я уж четыре года лежал во гробе, так что уже и смердеть перестал. А ей говорят: «Вот – он во гробе. И воскреси, если сможешь». <…> Подошла ко гробу и говорит: «Талифа куми». Это значит в переводе с древнежидовского: «Тебе говорю – встань и ходи». И что ж вы думаете? Встал – и пошел. —

Рассказ Венички – контаминация новозаветных сюжетов воскрешения Иисусом Христом Лазаря и дочери начальника синагоги, откуда взяты и временны`е рамки (двенадцать и четыре), и смердение во гробе, и все остальное.

Первая история рассказывает о болезни и смерти некоего Лазаря из Вифании:

«Иисус же, опять скорбя внутренно, приходит ко гробу [Лазаря]. То была пещера, и камень лежал на ней. Иисус говорит: отнимите камень. Сестра умершего, Марфа, говорит Ему: Господи! уже смердит; ибо четыре дня, как он во гробе. Иисус говорит ей: не сказал ли Я тебе, что если будешь веровать, увидишь славу Божию? <…> Он воззвал громким голосом: Лазарь! иди вон. И вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами, и лице его обвязано было платком. Иисус говорит им: развяжите его, пусть идет» (Ин. 11: 38–40, 43–44).

Вторая история посвящена воскрешению из мертвых дочери начальника синагоги:

«[Христос] Приходит в дом начальника синагоги и видит смятение, и плачущих и вопиющих громко. И вошед говорит им: что смущаетесь и плачете? девица не умерла, но спит. И смеялись над Ним. Но Он, выслав всех, берет с Собою отца и мать девицы и бывших с Ним и входит туда, где девица лежала. И взяв девицу за руку, говорит ей: „талифа куми“, что значит: девица, тебе говорю, встань. И девица тотчас встала и начала ходить, ибо была лет двенадцати» (Мк. 5: 38–42).

Талифа куми (др. – евр.) – встань, девица.

Ср. у Гумилева: «И Заклинающий проказу, / Сказавший деве: „Талифа!..“» («Счастье», 1916).