Заговор в Уайтчепеле - читать онлайн книгу. Автор: Энн Перри cтр.№ 31

Томас тосковал по Шарлотте, детям и даже по Грейси гораздо сильнее, чем он мог себе представить, когда покидал их. Некоторым утешением для него служила мысль о том, что его жена каждую неделю получает за него деньги на Боу-стрит. Однако, наблюдая за Исааком и Лией, видя, какими они обменивались взглядами, говорившими о долгих годах взаимопонимания, видя нежные прикосновения их рук и слыша их счастливый смех и ласковые упреки миссис Каранской в адрес мужа по поводу того, что он не бережет свое здоровье, Питт еще острее ощущал свое одиночество.

В конце первой недели он понял, что его гложет еще одна забота. Она сводила судорогами его желудок и вызывала головную боль. Томас принял предложение Исаака помочь ему устроиться на работу к Саулу, занимавшемуся ткачеством. Разумеется, это был неквалифицированный ручной труд, заключавшийся в переноске корзин и тюков, подметании пола и выполнении разного рода мелких поручений, с соответствующей зарплатой. Но все же это было лучше, чем ничего, и такая работа считалась не столь тяжелой, как на сахарном заводе. К тому же она давала Томасу возможность ходить по улицам, прислушиваться к разговорам и наблюдать, не привлекая к себе внимания. Правда, он не видел в этом особого смысла. Арест анархистов Николла и Моубрэя свидетельствовал о том, что детективы из Особой службы знали свое дело и не нуждались в помощи чужаков вроде Питта.

Однажды, когда Томас возвращался на Хенигл-стрит – он не мог воспринимать дом семьи Каранских как свой, – сзади до него донеслись громкие, визгливые крики, в которых отчетливо звучала ярость. Спустя мгновение раздался звон разбитого стекла, как будто на камни мостовой бросили бутылку, а за этим последовал душераздирающий вопль. Кричала женщина.

Питт повернулся и бросился бежать. На фоне усиливавшихся криков послышались глухие звуки падающих на землю бочонков. Полицейский завернул за угол и увидел впереди человек двадцать, часть которых скрывал фургон с открытым откидным бортом. Бочонки выкатились на проезжую часть, заблокировав движение по улице в обоих направлениях. Началась ожесточенная потасовка.

Из дверей лавок и мастерских выходили люди, и не меньше половины из них вступили в драку. Женщины, стоявшие вдоль обочин, подбадривали дерущихся криками. Одна из них подняла с земли камень, размахнулась и швырнула его в толпу с такой силой, что приподнялась пола ее рваного коричневого платья.

– Убирайся домой, ты, папистская свинья! – крикнула она. – Возвращайся в свою Ирландию!

– Я такая же ирландка, как и ты, грязная тварь! – крикнула другая женщина ей в ответ и ударила ее по спине ручкой метлы так, что та переломилась надвое. Первая женщина пошатнулась и свалилась в канаву. Немного полежав там, она медленно поднялась, села и продолжила осыпать свою противницу ругательствами.

– Папистка! – заорал кто-то еще. – Шлюха!

Еще полдюжины мужчин и женщин присоединились к потасовке, крича во все горло. Вокруг прыгали от восторга неряшливо одетые, нечесаные дети, поддерживая знакомых им участников драки. Даже если б Томас мог остановить это, наведение порядка не входило в его обязанности.

Раздался тонкий, пронзительный звук полицейского свистка. На мгновение шум стих, и послышался топот ног. Питт обернулся и, увидев бегущего констебля, отступил внутрь арки ворот, ведущих во двор дома каменщика. Наррэуэй сказал ему, что он должен только наблюдать. Правда, Томас не понимал, какой смысл в подобном наблюдении. Это была всего лишь одна из бесчисленных отвратительных уличных сцен, которые происходили регулярно и никого не удивляли.

Вслед за констеблем подбежали другие полицейские, и все они принялись растаскивать драчунов в стороны. За свои труды стражи порядка тоже были вознаграждены тумаками, поскольку единственным, что объединяло толпу, являлась ненависть к полиции.

– Проклятые ублюдки! – кричал один мужчина, молотя кулаками воздух вокруг себя.

Один из полицейских ударил его дубинкой, но промахнулся. Питт стоял внутри арки, глядя на убогие, разваливающиеся дома с закопченными стенами и заплатанными окнами, выщербленную мостовую и заполненные грязью канавы. Воздух был насыщен запахами гниения и канализационных стоков.

Драка поражала своей жестокостью. Это была не мгновенная вспышка ярости, а медленное извержение копившейся годами ненависти, которое полиция останавливала с огромным трудом… до следующего раза.

Надвинув шляпу на глаза, втянув голову в плечи и сунув руки в карманы, бывший суперинтендант вышел из арки и пошел прочь, прежде чем его заметили и запомнили. Он свернул в первый же переулок, хотя тот вел в сторону от Хенигл-стрит. До его слуха еще долго доносился шум драки. Теперь ему было ясно, насколько взрывоопасная обстановка сложилась в этом районе города. Достаточно было одного оскорбления, одного язвительного замечания, чтобы вспыхнули волнения.

На этот раз полиция восстановила порядок относительно быстро, но проблема оставалась неразрешенной. Питта поразило, насколько сильны были здесь антикатолические настроения. Их следовало постоянно отслеживать и держать под контролем. Проходя вдоль ряда маленьких магазинчиков с узкими витринами, заваленными коробками и товарами, Томас вспоминал эпитеты, которыми награждали друг друга участники потасовки. Слово «папист» произносилось вовсе не в насмешку, а с выражением откровенной злобы. И ответная реакция тоже отнюдь не отличалась добродушием.

Полицейский вспоминал также обрывки разговоров о разрыве деловых связей на религиозной почве, нарушениях традиций гостеприимства и даже отказе в помощи попавшему в беду человеку – не из жадности, а только потому, что он принадлежал к другой вере.

Антисемитские выпады удивляли его в меньшей степени, поскольку ему доводилось слышать их и раньше. Он зашел в первый попавшийся ему на пути паб, сел за столик возле стойки бара и заказал кружку сидра. Спустя десять минут в зал вошел молодой узкоплечий человек с перевязанным окровавленной тряпкой пальцем.

– Эй, Чарли, – обратился к нему бармен, – кто это тебя так?

– Одна мерзкая крыса, – зло отозвался посетитель. – Налей мне пинту. Если бы мне платили хотя бы половину заработанного, я заказал бы виски. Сколько может бедный парень получить в Спиталфилдсе?

– У тебя хотя бы есть работа в отличие от некоторых, – мрачно произнес еще один посетитель, мужчина с бледным лицом. – Ты не осознаешь своего счастья, в этом-то твоя беда.

Чарли бросил на него гневный взгляд.

– Моя беда в том, что алчные люди заставляют меня работать днем и ночью, забирают все, что я создаю, продают это и жиреют, а мне платят жалкие гроши. – Он с хрипом перевел дыхание. – А проклятые трусы вроде тебя отказываются встать рядом со мной и бороться против несправедливости… вот в чем моя беда. Это общая беда. Стоит кому-нибудь искоса посмотреть на вас, и ваша душа уходит в пятки.

– Ты приведешь нас всех за собой в канаву, глупец, – бросил ему другой человек, вцепившись в свою кружку, словно это было средство защиты.

Испытываемая этими людьми ярость старалась перебороть страх, преследовавший днем и ночью: страх голода, страх холода, страх быть покалеченным, страх презрения со стороны других, страх одиночества…