– Почему моя мать неравнодушна к тебе?
– Я за ней когда-то ухаживал.
А вот это что-то новенькое.
– Правда, она бросила меня и предпочла твоего отца, – усмехнулся Дэнни Дэниелс. – С ним ей было лучше. Сказать по правде, мне тоже. Для меня она была слишком хороша.
Люк согласился, хотя и не сказал этого вслух.
– Мне жаль, что случилось между твоим отцом и мной. Мне жаль, что вообще случилось в моей жизни. Я потерял дочь. – Президент на минуту умолк. – Но мне кажется, что моим племянникам пора перестать меня ненавидеть.
– Ты разговаривал с моими братьями?
– Нет. Я начал с тебя.
– Ты был на могилке Мэри?
Дэниелс посмотрел ему в глаза.
– Еще нет.
– И тебя это не задевает?
На мгновение в комнате повисло напряженное молчание.
– В том пожаре я потерял всё, – произнес Дэнни каким-то не своим голосом. – Все до единого фото. Всю память о ней. Все сгорело дотла.
– И потому ты вел себя так, будто ничего не было?
На миг между ними вновь воцарилось молчание, после чего Дэнни произнес:
– У меня остался лишь ее мысленный образ.
Люк не знал, что на это сказать.
В глазах дяди стояли слезы. Таким Люк его еще никогда не видел.
Дэнни Дэниелс сунул руку в карман брюк и, вынув сложенный пополам конверт, протянул его племяннику. На передней его стороне синими чернилами было нацарапано: «Моим сыновьям».
Люк узнал почерк отца.
Дэнни, похоже, совладал с собой и встал со стула.
– Он вручил мне его перед самой смертью, велев передать «моим мальчишкам», когда я сочту нужным.
Сказав это, президент направился к двери. Люк проводил его взглядом. Дверь распахнулась, затем снова захлопнулась. Он посмотрел на сложенный конверт.
Что бы ни было там внутри, слова эти написаны тринадцать лет назад. Первое, что пришло ему в голову, – он должен вскрыть конверт в присутствии братьев. Впрочем, нет, в этом случае пришлось бы ждать. Дэнни Дэниелс знал, что он сегодня приедет сюда. И потому решил, что настал подходящий момент, чтобы вручить племяннику отцовское письмо.
Люк расправил конверт и вскрыл печать. Внутри оказался единственный листок, испещренный отцовским почерком. Набрав полную грудь воздуха, Люк погрузился в чтение.
Чтобы покинуть этот мир с легкой душой, а нам всем сказать друг другу слова прощания, я решил подать голос из могилы. Почти всю свою жизнь мы с братом не ладили. Нас разделял не только возраст, но и множество других вещей. Между нами никогда не было той теплоты, которой положено быть между братьями.
То, что случилось с Мэри, и моя реакция на постигшее Дэнни горе стало причиной многих страданий в нашей семье. Ваш дядя порой бывает упрям. Порой даже жесток. Но это не означает, что он зачерствел душой. Все мы справляемся с нашим горем по-разному. Он предпочел не замечать его. Моя ошибка заключалась в то, что я не разрешал ему быть самим собой. Я хочу, чтобы вы все знали: мы с Дэнни помирились. Ему известно о моей болезни, и мы с ним вместе оплакали наши ошибки. Я хочу напомнить вам, что он мой брат. Я люблю его и хочу, чтобы вы, мои сыновья, тоже его любили. У него нет своих детей и никогда не будет. Мне страшно представить, какую ужасную потерю он пережил. Я обвинял его, и он на меня обиделся. Но трагедия та произошла по чистой случайности. Я же пытался увидеть в ней нечто иное. Мы оба сожалеем о наших поступках и простили друг друга целиком и полностью, как и полагается братьям. Он сказал мне, что нет того дня, чтобы он не думал о Мэри. Эта боль никогда не покинет его. И поэтому, сыновья мои, давайте не будем ее усиливать. Будьте добры с вашим дядей. Вы нужны ему, даже если он никогда в этом не признается. Сделайте это хотя бы ради меня.
В глазах Люка стояли слезы. Его отец был прав. Он ничего не знал о душевных страданиях Дэнни Дэниелса. Тот всегда носил свою боль в себе. Люк давно подозревал, что Стефани что-то известно, но они никогда не говорили с ней на эту тему.
Судьба жестоко обошлась с Дэнни. И все мы пытаемся справиться с нашим горем по-своему.
Люк ощутил себя дураком. Вернее, ребенком, которого отругал отец.
– Я это сделал, – прошептал он, обращаясь к странице. – Я помирился с ним, как ты и хотел.
Слезы катились по его щекам. Боже, он уже забыл, когда плакал в последний раз. Как давно это было!
Люк крепко сжал листок бумаги, зная, что его касались руки отца. Эта была их последняя физическая связь. Зато он понял, что хотел сказать ему отец. В живых остался его брат, и они не должны порывать связующих их нитей.
Досадное недоразумение развело их в разные стороны. Но больше так не будет. Сыновья должны прислушиваться к отцовскому голосу.
– Я сделаю так, как ты сказал, – прошептал он. – Это я обещаю. Мы все сделаем так, как ты сказал.
Глава 50
07.30
Роуэн расплатился с водителем и вышел из такси у дома номер 9900 по Стоунибрук-драйв. Его уже ждали четверо коллег, каждый из которых представлял один из четырех округов Юты. Пятым представителем штата в Сенате был он. Шестой конгрессмен, тоже сенатор, как и он, не был участником плана, так как шесть лет назад получил сенаторское кресло по чистому везению.
Все пятеро были «святыми», и он среди них – самый старший как в Конгрессе, так и в Церкви. Пальто его было плотно застегнуто на все пуговицы. Впрочем, зябкий утренний воздух скорее бодрил. Эту встречу он созвал по электронной почте, которую разослал рано утром, как только вернулся из библиотеки Конгресса.
Они стояли перед их вашингтонским храмом. Высокое, устремившее к небу шесть позолоченных шпилей здание, облицованное белым алабамским мрамором, высилось в десяти милях к северу от Капитолия посреди пятидесяти двух акров леса. Всякий раз, пролетая над Мэрилендом на самолете, Роуэн с воздуха любовался его грандиозным силуэтом.
Обменявшись приветствиями, они зашагали в направлении пруда с фонтаном, украшавшим главный вход. Роуэн выбрал это место потому, что знал: здесь их никто не увидит, тем более в столь ранний час в пятницу. Сам храм был закрыт на замок, что даже к лучшему. Они поговорят на улице, у стен обиталища Бога, с тем чтобы их слышали все Пророки. Сегодня запланированы заседания Палаты представителей и Сената, однако начнутся они не раньше чем через два часа.
– Мы уже почти у цели, – сказал Роуэн, с трудом сдерживая волнение. – Наконец это началось. Я должен знать, что Солт-Лейк-Сити к этому готов.
– Я уже проверил, – доложил представитель четвертого округа. – Результаты прежние. У нас девяносто пять из ста четырех голосов, как в Палате представителей, так и в Сенате штата. Все они сторонники отделения.