Чужие деньги - читать онлайн книгу. Автор: Фридрих Незнанский cтр.№ 80

— Значит, опять песня? Я ждал чего-то похожего. И относительно моряков ты права. Правда, не уверен, будет ли мое плавание героическим, или я бесславно кану в пучину вод… Не стану утомлять тебя загадочными метафорами, скажу прямо: я решил остаться в России. Совсем. Переселиться в Москву, или даже не обязательно в Москву, принять российское гражданство.

Валентина смотрела на Питера широко раскрытыми глазами. То ли не одобряла его решения, то ли просчитывала последствия.

— Видишь ли, Валя, что касается моей, как это принято называть, самоидентификации, я всегда колебался между двумя национальностями, двумя культурами… Нет, вру! На самом деле, несмотря на русскую фамилию и уважение к дворянским предкам, я вырос типичным американцем. И вот теперь, словно Колумб, наоборот, пристал к берегу Старого Света… Валя, я открыл Россию! Причем надеялся, дурак, что смогу в любой момент ее закрыть, как перевернутую страницу надоевшей книги. Что поделать, у меня — две родины. Кого-нибудь другого открытие всей правды о современной России — тягостной, неприглядной правды — заставило бы сделать выбор в пользу Америки. Со мной получилось наоборот. Что сильнее заставляет нуждаться в родных: благополучие или несчастье? Россия в нужде, в беде, она призывает родных по крови и духу, чтобы они защитили ее от трех врагов.

Первый враг прикрывается чалмой и вооружен полумесяцем, напоминающим серп, который срезает все на своем пути. Куда, упадет тень полумесяца, там не растет искусство, нет места для свободы. Все несогласное отсекается под корень. Россия и Америка полны мечетей, но найдите мне православный или католический храм в Саудовской Аравии! Музеи достижений исламской цивилизации пестрят изделиями рук завоеванных народов, но где образцы искусства с родины пророка, из Аравии? Захватить, отнять, покорить весь мир — вот психология воинствующего ислама. Слабое звено мирового порядка — Россия: она находится в наибольшей опасности.

Второй враг не подступает извне: он всегда гнездился в России, но в кризисные эпохи становится особенно страшен. Казнокрадство, взяточничество, продажность чиновников, тотальное воровство разъедают даже сильный государственный организм. Но когда защитные силы организма подорваны, мафия может стать для него соломинкой, сломавшей спину верблюду… извини, я снова выражаю свою мысль, как американец.

Наконец, третий враг — совсем недавно я стоял на его стороне — это мой мир, гордо называющий себя цивилизованным: Америка и Западная Европа. С недоумением взирает он на это уменьшившиеся, но все еще гигантские пространства, заселенные непонятно кем. Россия для него — кривое зеркало, все в ней не так: и климат, и религия, и история. Ему кажется, станет лучше, если Россия исчезнет, аннигилируется, вернется к состоянию феодальной раздробленности, удельных княжеств. Недальновидные политики, которые стремятся к этому, не отдают себе отчета в том, что в случае ликвидации России на Запад навалятся два тяжеловеса: исламский мир и Китай. И если одному противнику справиться с ним проблематично, то двое прикончат его наверняка.

Как одолеть врагов России? Есть много рецептов, и я предлагал свои… Но сейчас вижу, что главное, без чего самый лучший рецепт не сработает, — это любовь к России. Ее надо любить и нежить, как женщину, как слабое драгоценное существо. Постоянно. И потому я остаюсь.

Валентина сидела опустив лицо.

— А что это за рецепты? — спросила она.

— О них — как-нибудь в другой раз. А сейчас ты должна ответить: мы поженимся? Валя, я не могу без тебя.

И Валентина ответила. С тех пор она продолжает слышать эти жестокие слова, каждый раз, как вспомнит о Питере, — о, миллион сто тысяч раз!

— Дай мне время. Я хочу взвесить свои чувства, я хочу обдумать все в тишине. Давай не встречаться… некоторое время. А потом я сообщу тебе свое решение.

И после она терзала ручкой календарик, назначая Питеру день смерти. В это время радио грянуло старую добрую дурацкую песенку группы «Воnеу М» о Распутине: «Ra, Ra, Rasputin, russian crazy love mashine» — и Питер неожиданно расхохотался, облегченно и радостно, как человек, сбросивший с плеч тяжелый груз.

— Над чем ты смеешься?

— Я расскажу тебе об этом, когда мы в следующий раз встретимся. Если встретимся…

Больше она никогда не узнает: над чем он смеялся?

Палата, где скучал Турецкий, была прелестный уголок… в общем, выбирать не приходилось, но эта одноместная комнатушка его действительно всем устраивала — и своими высокими потолками, создающими впечатление, избытка свежего воздуха, и кнопкой включения ночника, до которой было легко дотянуться, и функциональной кроватью, позволяющей принимать полусидячее положение. Присутствовала в палате и тайна: антресоли, чьи вечно запертые дверцы, замазанные масляной краской в несколько слоев до неразличимости щели между ними, располагались как раз над входной дверью. О том, что скрывается на антресолях, выдвигались разные предположения. Рюрик Елагин с пылом бывшего археолога настаивал на том, что там находится небольшой склад оружия, забытый в годы Второй мировой войны, когда больница служила военным госпиталем. Ирина Генриховна, основываясь на том, что в хирургическом отделении обучают студентов, высказывалась в том духе, что в палатах на всякий случай должны храниться учебные таблицы и муляжи. Охранник Леша горой стоял за предметы противопожарной безопасности. Сам Александр Борисович придерживался совсем уж макабрической версии: будто бы на этих антресолях, тянущихся вдоль всего отделения, рядами выстроились банки с заформалиненными в них частями тела, которые отчекрыживают почем зря местные хирурги. Подтвердить то или иное предположение не представлялось возможным, так как дверцы были замурованы наглухо. Раззадоренный Леша как-то раз, пользуясь двухметровым ростом, влез на стул и пытался просунуть в щель лезвие ножа. Но безрезультатно: антресоли умели не выдавать доверенные им секреты.

Зато в один прекрасный день, сразу после перевязки, на которой самый главный специалист подтвердил, что раненый следователь скоро сможет вернуться к разгребанию скопившихся за время его отсутствия служебных дел, в палате Турецкого появилась сестра-хозяйка. По мановению ее указательного пальца, украшенного сразу двумя серебряными перстнями, санитар с невозмутимым лицом внес и подставил прямо под антресоли небольшую лестницу-стремянку, и сестра-хозяйка, лихо подобрав халат и юбку выше колен, начала преодолевать крутой подъем.

— Леша, — скомандовал Турецкий в предвкушении разгадки, — зови Ирину Генриховну.

Но Ирина, привлеченная суетой, уже спешила к месту развития событий. Пробравшись рядом со стремянкой, для чего пришлось поджать живот, она заняла удобный пункт наблюдения, у изголовья кровати. Леша приоткрыл рот. Турецкий надел очки, которыми обычно не пользовался. Словом, все живое замерло в ожидании.

Понятия не имея о своей исторической миссии, сестра-хозяйка добралась до верхней площадки переносной лестницы, пошарила в кармане и вытащила связку ключей, массивных и старомодных, точно из фильма о Буратино, только не золотых, а никелированных. Ключик пощелкал в замочной скважине, и волшебная дверца отворилась. Настала тишина. В тишине зародилось смущенное прысканье и бульканье, в течение секунды переросшее в откровенный смех.