Однако Люк, по-видимому, не собирался предаваться воспоминаниям и давать волю чувствам. Он отвернулся от Эмили и несколько секунд смотрел в окно, а когда повернулся к ней снова, его как будто подменили. Его лицо посуровело и стало совершенно непроницаемым. Эмили подумалось, что, наверное, с таким видом он открывает заседание совета директоров своей компании, когда собирается устроить кому-нибудь разнос. Люк обошел письменный стол, остановился возле стула и показал на кресло.
– Садись.
Эмили села, но не туда, куда велел Люк, а на стул, стоявший по другую сторону от его рабочего стола. Перспектива взирать на Люка снизу вверх, сидя в низком глубоком кресле, ее не прельщала. На лицо Люка набежала тень, но он никак не прокомментировал ее выбор и занял свое место.
– Я хотел поговорить с тобой насчет вчерашнего. Я чувствую себя ответственным за то, что произошло.
Вот оно, началось, поняла Эмили. От того, как я поведу себя в этот решающий момент, зависит, покину ли я этот дом с достоинством или уползу как побитая собака, смогу ли впоследствии прямо смотреть в лицо Люку – если, конечно, мы еще встретимся – или буду вынуждена стыдливо прятать глаза.
Эмили решила опередить события и быстро заговорила:
– Люк, ты не должен чувствовать себя виноватым или ответственным. Ничего особенного не произошло, мы повели себя как двое взрослых людей, как мужчина и женщина, которых влечет друг к другу.
Эмили выпалила эту фразу на одном дыхании; она боялась, что если сделает паузу и позволит себе задуматься, то все испортит и Люк догадается о ее истинных чувствах.
– Мы оба получили удовольствие от того, что произошло, но эта ночь ни к чему не обязывает ни тебя, Люк, ни меня.
– Но я тебя…
– Не перебивай, я еще не закончила. Возможно, когда я скажу все, что собираюсь, у тебя не останется вопросов. Я прекрасно осознавала, что делаю, ты меня не совращал и не принуждал, если помнишь, я сама к тебе пришла, и мы действовали на равных. Я находилась в здравом уме и твердой памяти.
– Возможно, хотя я не до конца в этом уверен. Конечно, не в том, что ты была в своем уме, но вот насчет того, что ты осознавала… Эмили, в тебе проснулась чувственность, а я был мужчиной, которому случилось оказаться в этот период рядом. Я намного тебя старше и опытнее.
Эмили хотела было возразить, но Люк жестом попросил не прерывать его.
– Давай не будем сейчас вдаваться в эти подробности, я собирался говорить не об этом. Дело не в тебе, а во мне. Даже если ты до конца понимала, что делаешь, или думала, что понимаешь, я не имел права воспользоваться твоим щедрым предложением. С моей стороны это было бы нечестно. Твой отец мне доверял, он, можно сказать, вверил мне твою судьбу, а я злоупотребил его доверием. Я должен был…
Эмили не сдержалась и все-таки перебила его:
– Чепуха, Люк! Ты ничего не должен. Мы же в двадцать первом веке живем, в наше время мужчина вовсе не обязан жениться на девушке, которую лишил невинности. – Эмили округлила глаза в притворном ужасе. – Представь себе, что каждая девушка выходила бы замуж за своего первого мужчину! Бр-р! Это же кошмар! Сколько было бы несчастливых браков и искалеченных судеб! Ты ничего мне не должен, а я ничего от тебя не жду. Я вернусь в Англию, пойду работать, как-нибудь продержусь годик до своего совершеннолетия. А ты останешься в Италии и женишься на Орнелле. – Губы Эмили дрогнули, она отвела взгляд и поспешно изобразила улыбку, которая получилась кривой и насквозь фальшивой. – Я даже могу приехать на вашу свадьбу, если вы меня пригласите. Вот, пожалуй, и все, что я хотела сказать.
Набравшись смелости, она посмотрела на Люка, ожидая его реакции. Перемена, произошедшая в Люке, ее ошеломила. Казалось, за последние несколько минут он постарел на несколько лет. Его лицо осунулось, кожа натянулась на скулах, вокруг рта залегли скорбные складки.
Люк посмотрел на Эмили застывшим, каким-то неживым взглядом и глухо спросил:
– Ты действительно этого хочешь?
Она притворилась, что не поняла.
– Приехать на вашу свадьбу? А почему бы и нет?
– Я не об этом. Ты в самом деле хочешь, чтобы я женился на Орнелле?
Ну зачем он вечно пытается докопаться до истины? Неужели он не понимает, что от этого всем будет только хуже!
Эмили горько усмехнулась.
– Хочу – не совсем подходящее слово. Я покривила бы душой, если бы сказала, что мечтаю видеть тебя мужем другой женщины, но я хочу, чтобы ты был счастлив. Я знаю, в юности ты любил Орнеллу, но она вышла за другого. Теперь она свободна, и ты можешь наконец соединиться с любимой. Я не буду тебе мешать. Я понимаю, ты человек очень ответственный и считаешь, что обязан обо мне заботиться, но всякая забота имеет свои границы. Если отец назначил тебя моим опекуном, то это не значит, что ты не имеешь права на личную жизнь. А я… я уйду с дороги и не буду тебе мешать.
Некоторое время Люк молчал, осмысливая ее слова, потом вкрадчиво произнес:
– Какая трогательная забота о моем счастье. А Тонино? С ним ты тоже собираешься распрощаться или вы будете поддерживать отношения? – Он подозрительно прищурился и повысил голос: – Может, мой младший братец решил поехать с тобой в Англию – не потому ли ты так торопишься вернуться? Не для того ли ты так настойчиво стремилась расстаться с невинностью, чтобы чувствовать себя свободнее с ним?
Эмили всплеснула руками.
– Господи, Люк, что ты такое говоришь! При чем здесь Тонино? С какой стати ему ехать со мной? У меня своя жизнь, у него своя, мы с ним друзья, но не более того.
Плечи Люка, да и вся его фигура уже не казались скованными, но взгляд серых глаз по-прежнему оставался напряженным.
– Я не слепой, я вижу, что вам интересно друг с другом, да и по возрасту он тебе ближе, чем я.
– Ты говоришь, как древний старец, – сказала Эмили осторожно.
– На этот раз дело не в возрасте. Сразу видно, что вам хорошо вместе…
– Вот именно, нам хорошо, мы с Тонино друзья, но люблю я тебя, дурья твоя башка! И если ты этого до сих пор не понял, значит, людская молва сильно переоценивает твой хваленый аналитический ум!
Эмили слишком поздно поняла, что проговорилась. Она в ужасе зажала рот ладонью, но сказанного не воротишь. Эмили с опаской посмотрела на Люка, ожидая прочесть в его взгляде сочувствие, жалость или, может быть, презрение. К ее удивлению, губы Люка сложились в самодовольную ухмылку.
– Должен вам сказать, мисс Лэнсон, вы выбрали довольно своеобразный способ выразить свою любовь. Обычно любящая женщина не пытается женить любимого на другой.
Его слова задели Эмили. Она выпрямила спину, расправила плечи и воинственно подняла подбородок.
– Нечего ухмыляться, Люк. Если ты думаешь, что я буду ползать перед тобой на коленях, рвать на себе волосы и умолять о любви, то ты ошибаешься. Но и висеть гирей на твоих ногах, не давая двигаться дальше, я тоже не собираюсь. Я тебя освобожу от моего общества.