Теперь вопрос: как повела себя собака в лабораторной
комнате, где у нее формировали условный слюноотделительный рефлекс на звук
метронома, вырвавшись на свободу? Не знаю, догадаетесь вы или нет, но мучить вас
не буду. Собака бросилась к метроному и стала призывно лаять, прыгать,
прижиматься к полу, выгибая спину… В общем, демонстрировать таким образом всю
возможную приязнь этому прибору! Сошла с ума. Натурально! Ну, не дурная,
право?! Броситься к метроному, чтобы выпрашивать у него пищу? В своем уме, нет?
В своем. И причем — это важное уточнение — в своем. Именно в своем, а не в
нашем!
Конечно, мы-то с вами прекрасно понимаем, что животному
съестное давал не метроном, а экспериментатор, да и метроном включался им же.
Но как это дело понимало животное? Оно понимало это дело просто: если метроном
тикает, еду приносят, не тикает — не приносят, значит, кто у нас отвечает за
еду и у кого ее просить надо? У метронома! Животное воспринимает только то, что
оно воспринимает, и логика внутренних связей данной ситуации определена для
него самой этой ситуацией. Нет тут никаких абстрактных понятий, нет «взгляда со
стороны».
По-настоящему сумасшедшей была бы собака, которая рассуждала
бы таким образом: «Так, ведут меня в лабораторию, сейчас будут у меня условный
рефлекс формировать. Дяденька, которого зовут Иван Арнольдович, будет по
команде дяденьки, которого зовут Филипп Филиппович, включать метроном и давать
мне кусочек чего-нибудь вкусненького. Я все это буду делать, а потом они начнут
издеваться — метроном включат, а кормить не будут. Садисты! Живодеры! К
Швондеру пойду жаловаться!» Ну, право, подобные собачьи размышления хороши для
«Собачьего сердца» Михаила Афанасьевича Булгакова, но совершенно не годятся для
мозга отдельно взятой собаки.
Природа не терпит пустоты: там, где люди не знают правды,
они заполняют пробелы домыслом.
Бернард Шоу
Разумеется, собака не думает, как человек, и думать так не
может в принципе. Потому что нет, не существует для нее ни «научной лаборатории»,
ни «эксперимента», ни «метронома», а есть лишь набор ее переживаний.
Разумеется, все эти ее переживания связаны одно с другим, но тут другая логика.
Мы рассуждаем, основываясь на понятиях, на тех значениях, которые стоят за
этими понятиями, на смысле происходящих событий, а она — собака — основывается
на ощущениях. Причем, надо признать, что наша логика — логика абстрактная,
оторванная от всякой иной логики и даже жизни. Тогда как логика собаки — логика
железобетонная: «здесь и сейчас» — метроном, кусок мяса, и еще какие-то люди
здесь суетятся, поесть нормально не дают. Все она правильно сделала! Это мы с
вами сумасшедшие.
Знаю, что за сравнение ребенка с собакой меня, как
говорится, по головке не погладят. Но я, честно-честно, и не собираюсь заниматься
здесь какими-либо сравнениями, я просто хочу продемонстрировать принцип. Когда
мы говорим, что, мол, каждый глядит со своей колокольни, — это не просто
пословица, это, понимаете ли, правда жизни. Даже у собаки есть своя колокольня.
Нам может казаться, что собака сошла с ума, но, с точки зрения собаки, —
это мы не в своем уме. А кто здесь прав или виноват, на самом деле, никакого
значения не имеет. Более того, все правы, но каждый для своей колокольни. И
вопрос совершенно в другом — как нам найти общий язык с тем, кто смотрит на
этот мир с другой колокольни?
Каждый человек от скудости ума старается воспитать другого
по собственному подобию.
Иоганн Вольфганг Гете
Мы возвращаемся к нашему ребенку — у него своя колокольня,
причем, у него их даже несколько. И они такие разные, что их и друг с другом-то
сравнивать сложно! А уж с нашей, родительской колокольней — и во все
бессмысленно, сплошная профанация. Наша задача — понять, что это за «сознание»,
с которым мы так страстно, так задушевно и зачастую так бессмысленно ведем свои
«душещипательные беседы» и «нравоучительные дискуссии».
Примечание: «Поговорим о главном!»
Сразу должен предупредить всех нас от поспешных решений и
выводов. С одной стороны, нам кажется, что различия в «мышлении» не могут быть
уж слишком значительными. Ну подумаешь, «немного» не понимает ребенок, главное
— чтобы суть рубил! А он рубит! Так мы себе это представляем, выдавая желаемое
за действительное, и тоже рубим. С другой стороны, даже осознавая тот факт, что
мышление, сознание ребенка устроено иначе, не так, как наше, нам самим очень
трудно под это дело подстроиться, смириться с этим, если хотите. И мы все равно
пытаемся, чтобы он нас понял, тогда как, по большому счету, надо, чтобы он
понял не нас, а то, что ему нужно понять в данный конкретный момент. Поверьте,
это далеко не одно и то же!
Э-э… Вы еще не сделали никаких поспешных выводов?
Загвоздка в том, что мы вряд ли заметим, что он нас, на
самом деле, не понимает. Поверьте, мы постоянно будем находиться в иллюзии, что
он понимает нас прекрасно. В этом, собственно, главная коллизия. И это общее
правило, которое даже с детьми никак не связано: мы рисуем себе своего
собеседника по своему образу и подобию, живем по принципу — «думай с нами,
думай как мы, думай лучше нас». Мы уверены, что так оно и есть. К тому же, мы
еще все так «понятно» и «доступно» ему объясняем, а он ведь и соглашается с
нами!
Привычки отцов, и дурные и хорошие, превращаются в пороки
детей.
Демокрит
Конечно, он понял нас правильно! Ага… Только потом он вдруг
делает то, что идет вразрез со всем тем, что мы раньше о нем и обо всем вообще
думали. Почему? Потому что нам только казалось, что нас правильно понимают»
потому что мы рисовали себе своего собеседника по своему образу и подобию. А он
— другой.
Но оставим теорию. Поясню ситуацию на конкретном примере.
Итак, нам кажется, что ребенок все понимает — он качает головой (часто впопад),
говорит правильные слова, более-менее связно отвечает на уточняющие вопросы.
Создается абсолютная иллюзия, что он «в материале». Проблема в том, что и
ребенку кажется, что он все понимает, ну или почти все. Он не понимает, что он
понимает неправильно. Но как, скажите на милость, такое можно заметить? И не
замечает этого ни ребенок, который понимает все как-то по-своему, ни взрослый, которому
кажется, что он рассказывал очень понятно, доступно и доходчиво. Только
правильно заданные вопросы помогут взрослому понять, насколько он ошибается,
полагая, что ребенок «все понимает правильно», даже если речь идет о совершенно
элементарных, на первый взгляд, вещах.
Знаменитый исследователь детской психики французский ученый
Анри Валлон приводит такой пример разговора с ребенком.
Психолог: А зачем они копают могилы?
Ребенок: Чтобы класть мертвых.
Психолог: Откуда видно, что человек умер?
Ребенок: Потому что он лежит на смертном одре.
Психолог: Откуда люди знают, кого класть на смертный одр?
Ребенок: Потому что он умер. Психолог: Из чего видно, что он
умер?
Ребенок: Потому что его закапывают.