Она теперь снова называла его своим. И непременно Ванечкой, причем с той самой милой сердцу интонацией Любаши из ее любимого фильма «Офицеры». Только называла она его так, ни разу не раскрыв рта. Про себя называла, пробуя на вкус его забытое, обласканное прежде имя. И смотрела на него теперь совсем по-другому, замечая гладкую упругость мышц, чувствуя запах его тела, замирая от его внезапно потемневшего взгляда. Только так она смотрела на него тоже не в его присутствии, а ночью, таращась без сна в потолок. И вспоминала, вспоминала, вспоминала… О том, как была отчаянно и бездумно влюблена в него подростком. И сколько горя и одиноких слез ей это принесло. И как замирала, когда он подсаживал ее на антресоли и кружил около новогодней елки, хватая под мышки.
Но это тоже было ее маленькой тайной. Ее она скрывала ото всей семьи и пока открывать никому не собиралась. Даже Ванечке…
Ася пошла наверх, умылась, переоделась и, вернувшись в кухню, отстранила от стола мачеху.
– Пойди лучше планировкой дорожек займись, – проворчала она, кивнув на остановившийся под березами грейдер. – Надо же, сподобились в такую погоду рабочих прислать. Кто додумался?
– Я, – с кислой улыбкой ответила мачеха, с радостью стаскивая с себя передник. – Спешу избавиться от гравия, который тебя так раздражает.
И ушла, норовисто постукивая каблуками домашних туфель.
Нет, они никогда не найдут общего языка. А все почему? Ася усмехнулась. А потому, что в даме изначально заложен собственнический инстинкт свекрови. Хотелось Асе того или нет, но она интуитивно это чувствовала, будто заранее знала, что родство с ней будет для нее продолжительным и многогранным.
На улице взревел мотор грейдера, и он поехал прямо на дом. Перед его огромной лопатой металась худощавая фигурка ее мачехи, нарядившейся в необъятных размеров дождевик и резиновые сапоги с широченными голенищами.
Ася налепила пирожков с яблоками, накрыла их чистой салфеткой и поставила расстаиваться. Зажгла духовку и подошла к окну. Работа в саду, невзирая на дождь, кипела. Мачеха по-прежнему металась между крыльцом и грейдером, сорвав голос почти до хрипоты. Отца с Ванечкой все еще не было.
Ася задумчиво провела пальцем по гладкому пластику подоконника, сдвинула цветочный горшок с фиалкой, снова вернула его на место. И почти в то же мгновение неожиданно для себя поняла, что больше не боится. Ни ночных шорохов, ни вынужденного одиночества в доме, ни за себя, ни за кого бы то ни было не боится.
Их поймали! И Хаустова, и Леньку! Все! Конец истории… Финита ля комедия… Хотя комедиантством здесь и не пахло, налицо были все признаки глобальной трагедии, унесшей жизни пяти девушек, чьи трупы были найдены в реке неподалеку от того места, где парковали свою машину Иван, а потом и Ася.
Подпольная порноиндустрия процветала, пока в город не явилась Лидия с намерением разыскать свою сестру. Она начала следить за Хаустовым, поскольку считала его виновником исчезновения своей сестры. Позволила устроить себя на работу и даже в первое время брала у него деньги в долг. Однажды она встретила его в обществе Леонида, и с ней случилось то же, что в свое время случилось и с Асей. Лида влюбилась бездумно, как кошка. Она забыла обо всем: о сестре, о горе, которое пригнало ее в город. Обо всем… Она любила его, ждала каждый вечер и делала все, что он от нее требовал. Он уговорил ее даже сфотографироваться голой, якобы для журнала. Сулил ей огромные заработки и, главное, – обещал жениться, как только они начнут раскручиваться. Лида верила и была почти счастлива.
А однажды вечером в ее квартире появился другой мужчина. Он пришел к ней с бутылкой вина, тортом и намерением открыть ей глаза на правду. Он давно приглядывал за Леонидом, по известным причинам приглядывал. Понял, что девушка в него влюблена, вот и решил нанести визит. Обходительность Ивана для деревенской девушки была более чем приятна, и она обо всем ему рассказала. Про исчезновение сестры, про свое неудавшееся расследование и про свою большую любовь. Он, в свою очередь, поделился с ней собственными подозрениями в отношении Леньки, заодно сообщив о том, что тот женат. И они решили объединить свои усилия и постараться разыскать Лену сообща. Финал оказался печален…
На Асин вопрос, почему он не рассказал ей все это раньше, из-за чего внес много путаницы в ее планомерное расследование, Ванька ответил очень просто:
– А ты бы поверила? В то, что Ленька не только тебе изменяет, но еще и замешан в какие-то темные дела с исчезновением молодых красивых девушек.
– А когда ты начал его подозревать в плохом? – спросила она его тогда.
– Тогда, когда увидел у турникета рядом с Хаустовым. Они что-то передавали друг другу. Просто увидел, удивился, что за дела могут быть у твоего мужа с этим прогульщиком, а потом из рассказа Лиды понял, что не все так просто. Начал думать. И к тому дню, когда на меня напали на Набережной, надумал наконец…
Все это дело, по словам Игоря Синюкова, было простым и запутанным одновременно. Но что преступники действовали нагло, почти не прячась и не стыдясь своих действий, сомнений ни у кого не вызывало. Хаустов ездил по деревням, высматривал красивых молодых девушек, по возможности таких, из-за исчезновения которых не станут бить тревогу. Потом он угрозами или соблазнами, а иногда и силой увозил их и прятал в бункере, куда предприимчивый Ленька поставлял клиентов. Кстати, весьма уважаемых и почтенных граждан города. В бункере был найден видеоархив, где эти мужи упражнялись с плетками. Некоторые сюжеты заканчивались мученической смертью несчастных жертв…
Все почти было восстановлено на основании этих кассет, кроме одного – кто все же пытался убить Лиду.
Ася отошла от окна и, спохватившись, сунула пирожки в духовку. Нужно было что-то еще приготовить. Отец с Иваном приедут наверняка голодными. И могут приехать не одни, а в сопровождении гостей. Сашка который день грозилась. Начистив картошки, Ася поставила на огонь огромную сковороду и, высыпав на нее нарезанный картофель, принялась готовить салат…
Как же это спросил у нее Ванька, когда еще лежал на больничной койке… Ты, спросил, когда догадалась, что Ленька был грешен не только в изменах супружескому долгу? Кажется, так… А она лишь пожала плечами и припомнила позднюю осень, когда в очередной раз пасла своего блудливого супруга в забытом богом районе. Так вот тем районом и была улица Набережная. Когда Синюков назвал адрес Хаустова, у нее в голове будто что-то щелкнуло. И потом… с этим покушением на Леньку… Чем больше она думала, тем больше склонялась к мысли, что все это проделал он сам.
Рана была пустяковой – это раз. Осколки от бутылки в ведре – это два. Какой преступник, ограниченный во времени, додумается копаться в помойном ведре, пряча туда осколки? Причем для начала их нужно было еще с пола собрать. Бутылку с Ванькиными отпечатками он припас, конечно, неспроста. И неспроста велел ей спрятать окровавленную бумагу поглубже в ведро – чтобы она ту бутылку нашла. Ведь про шпионский зуд супруги Ленька хорошо знал…
Все у него вроде сошлось: и сам в пострадавших, и Ваньку заодно подставил. Только уж очень наворотил он, да и перемудрил некстати. Паниковал, наверное, торопился. Собрал осколки, а видимо, зря. Полежал, подумал. И понял, что лучше бы они на полу валялись. Так правдоподобнее было бы, но что сделано, то сделано. И коли нужда была Ваньку подставить, нужно было, чтобы она на эту самую бутылку наткнулась. Только что ж так паниковал, с чего так распсиховался?