Востоковед - читать онлайн книгу. Автор: Александр Проханов cтр.№ 3

– И что вам удалось узнать? – Торобов слышал, как слабо откликаются на эти слова мглистые кварталы Каира, пальмовые рощи Кувейта, солнечные предместья Дамаска. В дымах жаровен, в пыли военных колонн, в стеклянных призмах банков чуть слышно трепещут агентурные сети, улавливая прозрачный планктон информации. И он, Торобов, осторожными пальцами поднимает голубую пиалку с чаем, внимая арабскому шейху на вилле в предместье Аммана. – Вы что-нибудь узнали? – повторил он.

– Террористическая группа не имеет постоянной дислокации. Носит кочующий характер. Ее возглавляет бывший майор иракской разведки, который при Саддаме Хусейне был причастен к закупкам вооружений. После падения Саддама сидел в американской тюрьме, был использован ими для создания боевых групп в борьбе с другими группировками. Потом ушел в ИГИЛ.

– Я работал в Багдаде с офицерами иракской разведки, которые занимались поставками вооружений.

– Поэтому я тебя и вызвал. – Строганов потянулся к тоненькой папке, лежащей на зеленом сукне. Извлек фотографию и положил перед Торобовым. – Майор Фарук Низар, каким он был во время твоей командировки в Багдад.

Красивое продолговатое лицо с влажными выпуклыми глазами. Мягкие губы с чуть заметной улыбкой. Пушистые брови. Молодцеватые офицерские усики. То особенное арабское выражение мужественной романтичности и мягкой застенчивости. Это был он, Фарук Низар, с кем сидели на берегу Тигра в рыбной харчевне, золотая рыбина, разрезанная и раскрытая, как книга, испекалась на углях. Воздух был золотой и синий, в тончайших волокнах предательства, которое витало над Багдадом, над садами, дворцами, мечетями, и солдаты клали на перекрестке мешки с песком, оставляя амбразуру для пулемета.

– Я знаю его. Мы были даже приятелями. Однажды я посетил его дом. У него была милая жена и маленький сын. Неужели он теперь в ИГИЛ? Если хочешь, я могу припомнить подробности нашего общения. Могу попытаться сделать его психологический портрет.

– Этого не нужно. Леня.

– А что же нужно? Зачем ты меня позвал?

Строганов молчал. Морщился его рот. Дрожали у глаз лучистые трещинки. У самолета медленно отламывался хвост, и люди сыпались, как семена из головки мака. Девочка вцепилась в мать, ветер рвал на обеих юбки, и казалось, они танцуют. Младенец летел рядом с люлькой, как крохотная личинка, выставив руки с растопыренными тонкими пальчиками. Старик нырял с развеянной бородой и огромным лбом, на котором держались очки. Юноша с выпученными от давления глазами парил, расставив руки, и вокруг него обмотался газетный лист. Все они летели, осыпались, ударялись о землю, превращались в мокрые кляксы. И горели среди колючек листы алюминия.

Торобов перевертывался в свистящем ветре, стараясь схватить чью-то близкую, с обручальным кольцом руку.

– Зачем ты вызвал меня?

– Руководство считает, что только ты можешь отыскать Фарука Низара и его уничтожить. Тем самым выполнить приказ президента. На тебя будет работать вся агентура. Посольства обеспечат тебя деньгами, паспортами, каналами связи. Но лучше бы ты всем этим не пользовался. По непроверенным данным, Фарука видели недавно в Брюсселе. Ты летишь в Бельгию.

– Я не могу. Я не молод. Не хочу возвращаться к прежнему.

Торобов слышал гул громадной воронки, в которой вращались изувеченные страны и обугленные города, регулярные армии и повстанческие отряды. Турецкая артиллерия била по сирийским горам, громя позиции курдов. Курды взрывали в Стамбуле рестораны и рынки. Растерзанная Ливия походила на тушу с окровавленными костями. Ирак озарялся факелами взорванных нефтепроводов. Ливан посылал отряды Хизбаллы под Алеппо, получал назад завернутые в саваны трупы. Русская авиация взлетала из Латакии, взрывала ИГИЛ, и отряды Джабхат-ан-Нусра жгли христианские храмы. Агенты спецслужб сновали по воюющим странам, проводя караваны с оружием, устраняя неугодных правителей. Ближний Восток был похож на огромный котел, в котором пузырилось жирное варево, всплывали обрубки стран, раздробленные кости городов, гибнущие в муке народы. Это бурлящее варево затягивало в себя Торобова, и он, слабея, падая в котел, прошептал:

– Я смертельно устал. Не хочу. Не могу возвращаться к прошлому.

– Это приказ, полковник.

На спинках дубовых стульев были вырезаны гербы государства. В хрустальных кубах чернильницы застыли старинные радуги. У потолка в далеком углу сгустился дым из вишневой трубки. Сойка взлетала, брызнув нестерпимой лазурью. Опустелая ветка еще продолжала дрожать.

Торобов спустился в тир, где не был несколько лет. Здесь устойчиво пахло ружейным маслом, металлом, сладковатой пороховой гарью и еще чем-то, едва уловимым, что, быть может, являлось запахом расстрелянной плоти. «Оружейник» Семеныч встретил его так, словно не заметил многолетнего отсутствия. Длиннорукий, с шершавым лицом, по которому прошелся рашпиль и оставил железные заусеницы, он тут же сообщил о постигшем его несчастье:

– У меня, Леонид Васильевич, кот помер, Тиша. От старости. Пятнадцать лет жил. Утром подхожу, не дышит. Места себе не найду. Из чего будем стрелять?

Торобов выбрал американский пистолет «ФНС», итальянскую «Беретту» и русский «ПМ». Семеныч принес ящик с оружием, выставил мишени, положил перед Торобовым наушники:

– Да я вам говорил про кота. Тишей звали.

Торобов, плавно напрягая руку, поднял «ФНС», ловя в прицел мишень с черной головой и сутулыми плечами. Складывал геометрическую фигуру из линии ствола, сухожилий плеча, мерцающего зрачка и остановившегося в груди сердца. Лицо майора Фарука Низара с улыбкой и франтоватыми усиками проступило из черной мишени. И Торобов, прекратив дышать, разрядил обойму, после каждого выстрела совмещая ствол с мягкими губами майора, дырявя его пушистые брови, влажные мечтательные глаза. Опустил пистолет, передернув затвор.

Семеныч подтянул мишень, рассматривая в бумаге пробоины. Ни одной в голову, одна в шее, остальные не попали в контур.

– Рука забыла, – произнес Семеныч, помещая в зажимы другую мишень.

«Беретта» удобно легла в ладонь. Лицо майора Фарука Низара смотрело влажными задумчивыми глазами, мягкие, как у оленя, губы чуть улыбались, краснели на мундире нашивки, золотилась кокарда. Торобов остановил дыхание, чувствуя, как медленно взбухает в груди сердце, и утопил крючок. Пистолет прогрохотал, отщелкивая гильзы. Торобов, отложив ствол, смотрел, как приближается мишень. Одна пуля прибила голову, две угодили в шею, и остальные прострелили тело.

– В руке тоже ум есть. Она думать должна. – Семеныч менял в зажимах мишень.

Торобов вспомнил, как Фарук Низар принимал его в своей солнечной уютной квартире. Белая рубаха апаш, волнистые с синим отливом волосы, на столе на узорном блюде стеклянный дышащий плов, жена Фарука, чернобровая красавица с восхитительным, как в восточной сказке, лицом, в соседней комнате шумно играет сын. И в эти сияющие лица, в цветастое блюдо с пловом, в солнечный весенний Багдад с рынками, жаровнями, зелено-голубыми мечетями Торобов целил «ПМ». С каждым выстрелом удалялся от снежных берез, волшебной сойки, неразгаданной тайны, на которую указал ему Господь и которую ему не дано разгадать.