Охотники до чужих денежек - читать онлайн книгу. Автор: Галина Владимировна Романова cтр.№ 25

Вера Васильевна с грохотом отодвинула табуретку и, нависнув глыбой над сидящим в замешательстве сыном, трагически изрекла:

– Плохо дело, сынок!

– Что такое? – не сразу понял он.

– Коли ты за бутылкой решил спрятаться, значит, дело плохо! – Она тяжело вздохнула и потянула за горлышко бутылку водки, крепко удерживаемую сыном. – Отдай!

– Мать... Я тебя умоляю... – Он угрожающе мотнул коротко стриженной головой с посеребренным сединой жестким ежиком волос. – Лучше уйди...

Вера Васильевна скорбно поджала губы и, выпустив из рук горлышко бутылки, вышла из кухни. Данила проводил ее пустым взглядом и заученным движением принялся отвинчивать пробку.

Да, он дал себе слово, что больше не выпьет ни капли. Да, он и этой... пообещал, что не притронется к бутылке. Но она посмеялась над ним. Она надругалась над его чувствами, глубину которых ему и самому-то не измерить.

Данила наполнил двухсотграммовый стакан и залпом опрокинул его содержимое себе в рот. Ни горечи, ни спазма в горле. Ничего, что раньше обычно сопутствовало выпивке.

– Ушла, как к себе домой... – мрачно пошутил он. Взял горбушку черного хлеба, посыпал ее солью и принялся от нее жадно откусывать.

Как у них все просто – у богатеньких да красивеньких. Они уже родились с серебряной ложкой во рту. Им не нужно рвать зубами и драть когтями, пытаясь оттяпать хоть небольшой кусочек от жирного пирога. Им этот самый пирог предначертан уже во чреве. Им остается только выбрать, с какой стороны поудобнее пристроиться к этому самому пирогу. А еще и того лучше: схватить его полностью и пользоваться, и пользоваться им беспредельно.

Ему вот, Даниле, никто такой привилегии не даровал. Был он изначально и пожизненно заклеймен жизнью как «народная масса». Кто-то скептически изогнет бровь: мол, что это такое? Мол, не существует такого понятия. Вернее, оно существует, но не как социальный класс...

Черта с два, господа! Она была, есть и будет существовать вечно и именно как социальный слой. Фундаментальный слой во имя и на благо сильнейших и умнейших мира сего. И видится она ими с высоты их незыблемого аристократического полета как нечто безликое, серое и копошащееся где-то внизу, куда взор их падает лишь изредка, да и то если из этой серой массы выползет какой-то наглый выдвиженец и начнет вдруг отчаянно мозолить им глаза.

Сначала взор их наполняется недоумением. Затем, возможно, интересом. Но все же чаще подобные выползни вызывают у них раздражение.

Каждый сверчок должен знать свой шесток!..

Об этом ему всю жизнь твердила его мать – Вера Васильевна, провлачившая свои шестьдесят лет тягловой лошадью, не знавшей сладкого куска, а знавшей лишь понукание и кнут. То санитарка в больнице, то уборщица в магазине, то дворничиха в их дворе.

Данила любил ее, но очень часто ее слепая покорность судьбе вызывала у него приступы ярости. Ну нельзя же быть такой курицей! Неужели она за всю свою жизнь не поняла главного: не делает судьба подарков быдлу. Не было этого никогда и не будет! Там, наверху, в небесной канцелярии, распределение жизненных благ тоже идет своим размеренным порядком. Так что здесь – на земле, коли имел несчастье родиться сирым и убогим, то уж работай локтями, дружок.

Данила понял это очень рано. Да, он старался не замечать, с каким презрением глядели одноклассники на его старенькие вещи. Да, он не слышал унижающий шепот за спиной. А если слышал, то плохо было тому, кто осмеливался над ним посмеяться. Но подобные методы самоутверждения его совсем не радовали. Ему очень хотелось, чтобы его любили и уважали не за силу и умение работать кулаками, а за что-то еще. За что-то хорошее и благородное. Да просто за то, что он человек, черти бы их всех побрали! Что он такой, какой есть: простой русский парень – Данила Емельянов. Не семи пядей во лбу, но далеко и не дурак. Не трус и не Иуда. Никогда ни за чьи спины не прятался, а за все держал ответ. Вот именно тогда и пришла ему в голову сумасбродная идея – стать героем своего времени.

В жизни, как известно, всегда есть место подвигу. А когда рядом повсюду «горячие точки», для того чтобы стать героем, многого не надо. Данила особо не досаждал себе извечным вопросом: «Что делать?» Он просто пошел в военкомат, когда ему стукнуло восемнадцать, и попросился в Чечню.

– Зачем тебе это? – поинтересовался тогда военком, внимательно выслушав его просьбу. – Девчонка, что ли, бросила? Смерти ищешь или к мародерству склонен?

На это Данила просто и без затей ему ответил, что хотел бы послужить Родине. Видимо, патриотизма зачерствевшая душа военкома не была лишена, потому как, отслужив полгода в учебке, Данила попал на Кавказ.

И вот тут-то ему и довелось узнать истинную цену и геройству, и трусости, окунуться в атмосферу солдатского братства и в полной мере познать вкус подлости и предательства.

Школа мужества... Так часто называют армию военные корреспонденты, посещающие взводы и дивизионы, подолгу беседующие с солдатами и офицерами, великодушно передающие приветы их родственникам. Да, фасад у армии, может, слегка и потускневший, но все же мужественный.

На самом же деле...

Видел бы кто, как мочится в штаны под перекрестным огнем противника бравый сержант. Как исступленно чешется в окопе заеденный вшами мужественный рядовой такой-то, понося при этом и свою Родину, и всех тех, кого он призван защищать... И как сволочно бывает на душе, когда осознаешь, что за кусок хлеба ты готов на любую гадость, лишь бы втянуть ноздрями этот кисло-сладкий запах свежеиспеченного каравая...

– Данила, сынок, – вклинился в его поплывшие мысли вкрадчивый голос матери. – Хватит уже! Почти пустая бутылка-то! Что ты будешь с ним делать, господи!

Не прореагировав на слова матери ни жестом, ни взглядом, Данила вылил остатки водки в стакан и, подняв его повыше, криво ухмыльнулся:

– За героев, мать их! За настоящих героев!

Настоящих героев ему узнать довелось. Это была не бесшабашная храбрость, сдобренная спиртом и подстегиваемая русским «авось». Нет, эти парни действительно были героями. И шли в бой почти с голыми руками. И глаза их не были замутнены спиртным. В них, в глазах этих, было что в омутах: темно, бездонно и... безнадежно. Ребята шли на смерть и знали это. Но повернуть назад, швырнуть оземь автомат и послать «на хер» своего командира они не могли. И не воинская присяга тому была причиной, и не Родина, которую они якобы призваны защищать.

Нет, это было нечто большее. Это было то, что неподвластно пониманию гражданского человека. Это был безумный дух войны, вселяющий в души русских солдат уверенность, что именно так следует действовать, поступившись собой. Что по-другому просто-напросто он не сможет. Он потом не сможет жить с мыслью о том, что не сумел перешагнуть через самого себя, через свой собственный страх, через инстинкт самосохранения.

Данила переступил...