Я люблю.Бегущая в зеркалах - читать онлайн книгу. Автор: Мила Бояджиева cтр.№ 53

— Когда же ты успел их высмотреть? — удивилась она.

— Ловко отвлек твое внимание гоббеленом с козочками, заверив, что это подлинная флорентийская вышивка, а тебе понадобилось целых пять минут, дорогая моя художница, чтобы заподозрить надувательство= торжествова Лукка.

…В маленькой гостинице, разместившейся в уединенном особняке эпохи чипквиченто, они представились как супруги Борджоми. Именно так, утверждала Алиса, именуется целебный кавказский источник, известный в России. Хозяин, обрадованный появлением гостей в мертвый сезон лично провел «молодоженов» на третий этаж и торжественно распахнул двери «аппартоменто». Здесь была только одна комната, зато очень большая и полукруглая, обнесенная по периметру колоннами, а весь центр ее занимала «королевская» кровать на возвышении под балдахином, поддерживаемым витыми консолями. Хозяин, заметив реакцию опешивших гостей, быстро затороторил, широким жестом приглашая их войти:

— Уверяю вас, сеньора, что эту комнату занимал сам президент Швеции, путешествуя по Италии. Именно здесь сохранилась подлинная обстановка. Вы же видите эти колонны! Настоящий мрамор, а не какая-нибудь пресованная крошка. А обивка стен и штоф над постелью — точная копия спальни виллы Боргезе — вы конечно узнали эти золотые лилии по пунцовому полю? — И, видя, что «молодожены» не возражают, хозяин поторопился удалиться, радостно доложив:

— Ужин будет через полчаса, а ваш багаж поднимут сейчас же!

— Багажа нет, а к ужину принесите побольшео цветов, — распорядился Лукка и умоляюще посмотрел на смеющуюся Алису. — Боже, в детстве я видел однажды в опере, где пела мама, как такой балдахин рухнул, когда мавр начал душить Дездемону. С тех пор я предпочитал скромную нянину кроватку своей пышной детской — у меня развилась, наверное, балдахиноробия. Но Алиса уже хохотала, обрадованная комичности пышных декораций.

— Решено — остаемся здесь! Ты же не станешь меня душить. И вообще не прикасайся к историческому штофу, иначе мы погибнем под лавинами пыли. Но какой вид из окон — мы висим прямо над бездной!

Высокая стеклянная дверь распахивалась на круглый балкончик, под которым мокли в мелкой дождевой мороси оливковые деревца, круто спускавшиеся по откосу вниз в туманное, тающее в сумраке облако.

— Меня интересует, есть ли в этом музее канализация, — Лукка толкнул дверь в углу, задрапированную под стенные обои. — О, здесь-то как раз все обставлено по-королевски! Иди-ка, взгляни. — поманил он Алису.

Ванная комната была размером чуть ли не в спальню, только центр ее занимала огромная мраморная ванна, поставленная на бронзовые львиные лапы, а над нею располагалась система позолоченных душей, кранов и рычагов явно антикварного происхождения. Унитаз, причудливых очертаний, скорее напоминавший надгробную мраморную урну, был стыдливо развернут «спиной» к ванне и «лицом» к огромному окну, скрытому ветвями густой туи.

— Ого, я такой царственный экземпляр еще не встречала, — Алиса рассматривала «львиные» ножки унитаза, обитую бархатом спинку и мраморные ступеньки, на которые это чудо сантехники было вознесено. — Наш хозяин наверняка может рассказать с чьего трона скопирован этот шедевр. Не иначе, чем царицы Клеопатры.

Они все еще хохотали в ванной, когда увидели прыщавого коридорного, стыдливо замешкавшегося у двери с огромным букетом мокрых оранжевых календул, несомненно, только что срезанных в саду.

— Ставьте сюда и сюда, — скомандовал Лукка, указывая на тумбочки у изголовья ложа. А потом на тележке прикатили ужин, дымящийся в дюжине каких-то супниц, соусниц, блюд. По всей видимости появление «молодоженов» в пустующем в межсезонье отельчике, произвело переполох.

— В столь поздний час спагетти и жаренный барашек! А сколько сыра и зелени! И это на родине святого Франциска, проповедовавшего простоту и воздержание, — притворно засомневалась Алиса.

— Отдавать нищим ничего не будем. Грешить так грешить, — Наполнив бокалы Лукка поднялся:

— Алиса, несколько серьезных слов для тебя. Может быть это даже клятва… Я клянусь именем той, чей образ мы видели сегодня и на кого ты удивительно похожа, клянусь, что на коленях просил бы тебя стать моей женой. Клянусь, что не могу сейчас сделать это и что буду жить ради того дня, когда моя клятва сможет осуществиться. Ты — моя женщина, Алиса, mia d'oro bambini.

К утру Алиса была уверена, что Лукка — единственный мужчина и что жизнь ее специально делала такие странные загадочные виражи, чтобы подвести к этому моменту, к этой встрече. Все прояснилось и заняло свои места. Высшие силы не издевались, они учили ее любить, любить по-настоящему, и готовили приз за безропотное терпение.

Луку уже исполнилось тридцать семь, но он совсем не преувеличивал, уверяя, что за последние двадцать лет не прибавил в весе ни унции.

— Если только за счет этой шерсти. Потянет, наверное, килограмма на два, — усмехнулся он, вороша кудрявые завиткиы на своей груди. — Я тебе еще не сказал, стеснялся, что и Микельанджело лепил своего Давида с моего предка. Впрочем, это сразу заметно. — Лукка принял скульптурную позу, облакотившись на каминную полку и скрестив кривоватые ноги. Алиса восторженно захлопала в ладоши. Лукка действительно казался ей совершенством, хотя вовсе и не был красив, скорее обаятелен и, несомненно, наделен мужской привлекательностью. В занятиях любовью он был также непосредственен и увлечен, так же заботлив и неуклюже нежен, как и во всем, к чему бы он не прикасался.

Своим бойким французским Лукка был обязан прежде всего матери, имевшей гальских предков и культивировавшей в доме французское воспитание. А вот голубые глаза сына черноглазые родители предпочитали не замечать, поскольку они служили подтверждением тайных домыслов: поговаривали, что в беременности певицы виновен вовсе не граф Бенцони, а норвежский тенор, певшему с ней в тот сезон «Травиату».

Может быть, от матери, умершей в тридцать пять лет, так мало успевшей дать своему единственному сыну, унаследовал питомец мрачного дома Бенцони веселый нрав и страсть к лицедейству. Он всегда любил дурачитьсяить, а сейчас ему особенно нравилось то, что Алиса слету подхватывала предложенную игру.

…Алиса нежилась в огромной ванне, когда двери распахнулись и возникла фигура «красной рабыни», прибывшей для «омовения Клеопатры». Бедра Луки были повязаны ярким полотенцем, а красный томатный соус, намазанный на щеки, лоб и подбородок, капал прямо на Алисин бюстгалтер, прикрывавший грудь «рабыни».

— С ума сошел! У меня же с собой нет других вещей, — испуганно взвизгнула Алиса.

— Это часть туалета госпоже совсем не нужна. У нас в Египте такое не носят, — «рабыня» сняла бюстгалтер и брезгливо подняла его над унитазом. Сейчас свершится ритуальная казнь преступника в жерле вулкана. Он приговаривается к смерти за сокрытие красоты! — И преждед, чем Алиса успела что-либо произнести, ее белье исчезло в водовороте.

— Теперь ваша преданная рабыня приступает к омовению своей повелительницы при помощи вот этого чудесного растения, — «рабыня» приблизилась к «Клеопатре» с мочалкой из какого-то огурцеобразного войлока.