Победа для Александры - читать онлайн книгу. Автор: Надежда Семенова cтр.№ 48

— Скорее всего, я беременна…

— Не первый раз, — упрекнула свекровь.

— Да. — Кровь отхлынула от лица, побледневшая Саша облизнула губы острым язычком.

«Прямо как ящерица, — неодобрительно подумала Евгения Мартыновна. — Беременна она! Подумаешь, новость! После двух неудачных беременностей?» Ничего этого женщина вслух не сказала, но под острым взглядом Саше стало неуютно. Не иначе как возомнив себя рентгеном, свекровь буравила тяжелым взглядом плоский Сашин живот.

«На этот раз все по-другому» — подумала Саша и… улыбнулась.

Невестка не только выглядела, но и вела себя необычно. Эдакий сияющий розовый бутон. «Не к добру», — насупилась Евгения Мартыновна. Свекровь прикидывала, в ее полуприкрытых глазах метались торопливые мысли. Иванов-сын тоже появился на свет не сразу, и в своих неудачах Евгения Мартыновна винила Иванова-старшего, субтильного, заикающегося вялого мужичка с вечно потными ладонями и жалким недоразумением вместо мужского достоинства. Правда, Женечка Гольдман слишком себя уважала, чтобы решиться нагулять наследника на стороне… Догадка врезалась в массивный лоб с беспощадностью летящего булыжника. Пожилая женщина дернула рукой, словно стирая не ко времени зародившееся подозрение, и цепко оглядела невестку.

Саша встретила враждебный взгляд спокойной улыбкой и вызывающе огладила руками талию. В воздухе запахло ссорой.

— Кто он? — В круглых птичьих глазах Евгении Мартыновны мелькнул и потух злорадный огонек. Саша не успела понять, к кому он был обращен, к распутной невестке или недотепе сыну. Свекровь быстро взяла себя в руки и придала лицу более приличествующее моменту выражение «отечество в опасности». Теперь она выглядела слегка оплывшей копией монумента Родина-мать. Скорбные складки в уголках рта, надежно сжатые губы, волевой подбородок, которым без опаски можно было колоть орехи. Женщина двинула челюстью:

— Сегодня будешь спать в гостиной. Не вздумай учудить чего напоследок. Сашку обижать не позволю, но и открывать ему глаза не буду. Не дура, сама разберешься. На этом все. Чтобы духу твоего с завтрашнего утра в моем доме не было. Поняла?

— Не дура. Поняла, — ляпнула Саша.

У Евгении Мартыновны возмущенно покраснел кончик носа, вытянулся, обнюхивая новую угрозу. Когда-то отстраненная, подозрительно вялая и безразличная невестка выказала неожиданную прыть. «Ишь ты, тихий омут», — подумала Евгения Мартыновна, демонстративно взяла в руки щетку, щедро насыпала на нее соду и перенаправила кипящий взгляд в утратившую невинность раковину. Саша не стала дожидаться продолжения беседы, аккуратно отвела протянутую руку с орудием труда остолбеневшей от такого нахальства родственницы и пошла собирать вещи. Как это ни странно, сообщив положение дел «матери-защитнице», она почувствовала облегчение. Саша на минутку задержалась в дверях. Иванов поднял голову от шахматной доски, на которой расставлял фигуры в соответствии с условиями задачи из книжки, мутно посмотрел на жену и приветливо улыбнулся. Саша подошла к нему, погладила по еле заметно лысеющей голове:

— Прощай… Сашенька.

— Душа моя, — прочувствованно пробормотал поэт, — почему ты прощаешься? Ведь поезд только завтра…

— Прости, дружок. Я неважно себя чувствую. Мама постелит мне в зале, а завтра утром я уеду. Не хочу тебя будить.

— Ты такая заботливая… — Инженер светло улыбнулся и кокетливо прикусил голову шахматного коня.

— Ну что ты, — усмехнулась Саша, вытаскивая коня из шаловливого инженерского ротика, — до твоей мамы мне далеко.

— Ты права, — восторженно подхватил Александр, — мамуля у нас просто клад! Мамусик, — закричал он, — иди скорее! Саша говорит, что ты у нас просто сокровище…

— Так и говорит? — раздался за дверью скрежещущий голос свекрови.

— Мама, я тебя умоляю! — Инженер недовольно нахмурился, рассыпал фигуры, хлопнул доской себя по коленям и сказал, обращаясь к Саше: — Уверяю, она любит тебя! Тебя невозможно не любить!

Саша подняла с пола ферзя, покрутила в пальцах и покачала головой:

— Да тебя она любит, тебя… — и прикусила язык, оборвав себя на полуслове.

Хотелось сказать: «Будь умницей, слушайся маму». Но жаль было обижать ничего не подозревающего венценосца. Было жаль не только взрослого мужчину, беззаботно вытянувшего слабые ножки, стянутые путами материнской опеки. Было жаль растущего в чреве ребенка, свекровь, себя… Нет, себя не было жаль. Было жаль потерянного времени. Времени, убитого на стремление жить «нормальной жизнью». Стирать носки и готовить обеды неплохому, по сути, мужчине. Иванов не пил, не бил, не гулял и даже деньги из дома не уносил. Мистер Не. Не удовлетворял, не обременял, не брал в голову. Хороший среднестатистический муж без отклонений. Тоска зеленая, а не жизнь! Серые совиные сумерки без бездонного неба и яркого солнца. Да пропади оно все пропадом! Саша по-девчоночьи шмыгнула носом и… пошла мыть посуду. Надо же было отрабатывать кров и постель. Чай, не дома!

Страшно! Страшно и весело открывать глаза на американских горках. Вверх-вниз. Угрожающе скрипят крепления. Грохочут колеса. Посетители открывают рты в дружном приступе ужаса и согласно визжат от облегчения.

Саша выглядит испуганной и решительной одновременно, в ее глазах поочередно сверкают страх и смех. Габриэль касается тонкой белой руки с самодельным браслетиком из бело-голубого бисера на запястье… Кажется, что желудок ухает вниз раньше остального, на миг оставляя в невесомости голову. Саша открывает рот и азартно кричит:

— Оп-па!

— Ии-у! — в унисон взвизгивает Габриэль.

Упитанный мальчик в тесных шортах на соседнем сиденье теряет на повороте желтую бейсболку и обиженно кричит ей вслед:

— У-у-у!

Его оставшаяся внизу расфранченная мать оглушительным воплем перекрывает толпу:

— Идиот!

Спустившись на землю, Саша и Габриэль какое-то время подрагивали коленями и желудками, держались друг за друга неверными руками и смеялись. Бессмысленно, как оглушенные дозой наркоманы.

Мимо прошествовала мать толстого мальчика, ухватив отпрыска за бычью шею толстыми пальцами, унизанными золотыми перстнями. Мать и сын были похожи, как два кусочка сала, отрезанные от одного шматка. Потные, раздраженные и высокомерные. Кажется, на свете не существовало ничего такого, чего бы не выбила мать у сопротивляющегося мира для своего «малыша». Для нее он — самое драгоценное существо на свете, и ради него она готова сдвинуть горы, разогнать тучи и заставить сиять солнце, ну, или, на крайний случай, купить кварцевую лампу. Одно из многочисленных воплощений материнского инстинкта: бело-розово-напомаженная курносая маска со вторым подбородком.

Саша проводила их взглядом и опустила глаза. А какой матерью будет она? Зависит ли от нее, каким будет ребенок? Четвертый месяц, а живот лишь чуть-чуть округлился. Изменился только пупок. Раньше он выглядел маловразумительной деталью, а теперь развернулся, более того, слегка вылез наружу. Саша прикасалась к пупку пальцами и ощущала странное продолжение, будто изнутри к нему была приживлена эластичная трубка. Ходить с «трубопроводом» внутри было на удивление приятно. Саша казалась себе невероятно значительной. Человек-вселенная, дом-город. Внутри нее текла тайная жизнь, а на поверхности все оставалось по-прежнему. Легкомысленный Габриэль ничего не замечал. Да и что он, собственно говоря, должен был заметить? Отсутствие токсикоза? Не желающий расти живот? Перепады настроения, которых не было? В последнее время Сашино настроение безмятежно держалось на отметке «ясно». У мира объявилось второе, симпатичное дно, куда можно спрятаться от невзгод, тягучих мыслей и пасмурного неба. Но надолго ли?