Зато я умела то, что моим сверстницам и не снилось. Обнаружив в гараже старенький мотоцикл «Урал», я загорелась желанием водить его – и освоила благодаря папиному водителю. Он же научил меня метать нож в доску. Когда папа узнал, откуда у меня синяки на коленях и содранные в кровь локти, он сперва разозлился, но потом махнул рукой и отправил меня в автошколу. Я получила права на вождение мотоцикла, а на семнадцать лет – отличнейший «Харлей Дэвидсон». Взамен папа потребовал определенных уступок, и мне пришлось согласиться. Я довольно быстро примкнула к большой группировке байкеров, где совсем скоро стала «своей». Мы носились по городу и загородной трассе, устраивали гонки с милицией – словом, развлекались как могли. Меня всегда провожали домой с эскортом – я единственная жила в загородном поселке, и байкеры чувствовали ответственность за меня, даже неотступно следовавшая за нами машина моей охраны не могла их заставить отказаться от «проводин».
А потом со мной случилось нечто. Я влюбилась. Это естественно для молодой девушки, лишенной проблем и забот – чем же еще забить голову, как не любовью? Одноклассники меня не интересовали, ребята из моей байкерской тусовки относились как к сестре, да и кто бы попробовал сказать дочери Фимы Клеща традиционную байкерскую фразу «села – дала»? Это уличных лохушек можно было разводить на быстрый секс, а со мной, единственной в команде девушкой, обращались как с любимым байком – то есть холили, лелеяли и сдували пылинки. Кроме того, папины охранники сразу и весьма доходчиво объяснили ребятам: если вдруг со мной что-то случится, они не будут разбираться, виноват ли мокрый асфальт. Лица у Башки и Гамаюна были такие, что никто из байкеров не рискнул проверять, насколько слова соответствуют действительности. Я, конечно, устроила дома скандал с битьем посуды, но папа и бровью не повел.
– Хочешь кататься с ними – ради бога. Но я должен знать, кто тебя окружает. А будешь выступать – заберу ключи от мотоцикла.
Вот так – коротко и ясно. И ведь забрал бы… Пришлось подчиниться.
…Я впервые увидела его рядом с отцом, когда мне было семнадцать. Я заканчивала школу, усиленно готовилась к экзаменам и к поступлению в институт. Отец никак не комментировал выбор профессии, только молча положил однажды на стол, за которым я делала уроки, пачку денег и сказал:
– Вот… репетиторы нужны, или как их там называют? Учись.
Я кивнула. Репетиторы были нужны…
Собственно, как раз в тот день, когда я впервые собралась на другой конец города к биологу, в нашем загородном доме, куда мы переехали всего год назад, появился ОН. Я по привычке забежала в кабинет отца, чтобы сказать, мол, уезжаю. Папа был не один. За большим столом спиной ко мне сидел широкоплечий мужчина в кожаной куртке, таких же брюках и высоких ботинках на шнуровке. Голова выбрита наголо, на самой макушке оставлен пучок волос, сплетенных в тонкую косу, достававшую до лопаток. Кроме того, голову наискосок слева направо опоясывала черная кожаная лента. Вид слегка экзотический, но я не особенно удивилась – вокруг моего папы часто толклись люди весьма странной наружности, и появление очередного не поразило.
– Что тебе? – спросил отец, оторвавшись от каких-то бумаг, которые просматривал, сдвинув на кончик носа очки в золотой оправе.
– Я поехала в Локтево, к репетитору.
– Хорошо. Потом сразу домой.
– Локтево – не самый лучший район для одиноких вояжей, – хрипловато отреагировал папин гость и повернулся ко мне.
Я почувствовала себя мухой, попавшей всеми лапками в патоку: хочется уйти, а ни сил, ни возможности – увязла. На меня смотрел единственный глаз – но такой ясный и проницательный, что отсутствие второго не было заметно. Левого у мужчины не было, а вся щека напоминала смятый лист красной бумаги.
– Фима, ты не боишься отпускать девчонку одну в чужой район?
Это «девчонка» изрядно меня покоробило – уже давно все считали меня взрослой, а этот… паленый четко определил возраст.
– Хотите проводить? – с вызовом поинтересовалась я.
– Александра! – предостерегающе произнес отец, но меня уже толкал в бок мой сумасшедший бесик, сидевший внутри и выбиравшийся наружу вот в таких ситуациях.
– Или боитесь? Район-то чужой, – я нарочно выделила голосом последнее слово, чтобы подчеркнуть: поняла, о чем речь. В Локтеве папин авторитет веса не имел, там свой «смотрящий».
Папа вдруг захохотал, а обезображенное ожогом лицо его собеседника стало растерянным, но только на секунду:
– О, я понял, что задал лишний вопрос. Такая щучка запросто палец отхватит. Или руку, если зазеваешься, – он посмотрел на меня с неким подобием уважения.
– Да, Акела, дочка у меня в папашку пошла. Не то что братья, – папа скривился при упоминании о Славке и Семене.
– Ну, что, красавица-тезка, проводить тебя в самом деле, что ли? – спросил Акела, не обращая внимания на папино замечание.
Я смерила его взглядом и бросила:
– Мне бояться нечего.
– Так я не за тебя, за локтевских боюсь – вдруг покалечишь? – усмехнулся он, чем вызвал в моей душе бурю эмоций – никому еще не приходило в голову говорить со мной в таком тоне.
Не найдя что ответить, чтобы не показаться дурой, я вылетела из кабинета, хорошо приложив дверь к косяку – за спиной на пол шмякнулся кусок штукатурки. Папа явно не похвалит, но черт с ним.
Сидя в такси – я не пользовалась автобусами, папа категорически запретил, – я подумала о незнакомце: ну надо же, мультяшная кличка! «Акела промахнулся!» Фу! И коса эта дурацкая… Но в самом потаенном уголке сердца поселилась маленькая птичка-надежда. На то, что этот странный человек когда-нибудь воспримет меня всерьез. Надо было сегодня на мотоцикле поехать, а не в такси этом идиотском! Тащится, как полумертвая черепаха!
Занятие с репетитором прошло из рук вон плохо, потому что я никак не могла сосредоточиться на аллелях, генах и доминантных гомозиготах. В ушах вместо преподавательского фальцета звучал хрипловатый низкий голос Акелы, а перед глазами поверх схем перекрестного опыления стояло лицо с кожаным кружком на месте левого глаза. От этих воспоминаний почему-то сладко ухало в животе и кожа покрывалась мурашками, как в ознобе.
Домой я ехала с теми же мыслями. Мне очень хотелось застать этого человека у нас. Вдруг они с отцом еще не закончили свои дела? И – о, счастье! – во дворе стоял зеленый «Прадо». Я обошла его, заглянула внутрь – на зеркале заднего вида висели два белых кубика с черными точками, водительское сиденье вместо чехла обтянуто шкурой какого-то зверя, а на крышке бардачка красуется нанесенный чем-то белым профиль оскалившегося волка. На коврике под задними сиденьями лежало что-то длинное, завернутое в одеяло. «Во дурак – неужели карабин в открытую возит?» – изумленно подумала я, но почувствовала уважение – даже мой отец не позволял ни себе, ни своей охране демонстрировать наличие оружия вот так, внаглую. У меня просто руки зачесались посмотреть, какой именно карабин лежит в машине папиного гостя. Ощущение тяжести пистолета в руках, его запах, гладкость и холод ствола так впечатались в мою память, что с тех пор оружие стало главным интересом моей жизни. Любое – огнестрельное, холодное. Разумеется, собираясь поступать в медицинский, я бредила карьерой хирурга…