Нет смирения во мне, нет, не смирился я и не проповедник
смирения! Ибо утверждаю я радость в мире, что средь людей зовется страданием и
великой скорбью. Нет, нету в мире этом бунтаря большего, чем радующийся!
Смирение есть в страдании, смирение кровоточит в разрушении,
но если утверждаю я радость — я Танцую! Кто ж осмелится назвать мой Танец
смирением? Лишь тот, кто путает его с пляской!
Пусть скажут мне, что я безбожник, пусть скажут мне, что
язычник я, пусть скажут даже, что я нигилист, пусть отступником меня назовут —
сильнее рассмешить меня будет трудно, а я рад смеху!
Пусть скажут мне, что я все потерял и ничего не имел, пусть
скажут мне, будто бы то я творил, что нельзя создать! И теперь я буду смеяться,
ибо назвали обличители мои то, что для меня пусто!
Пусть скажут мне, что нет правил; пусть скажут, что есть
истина; пусть скажут, что всё тлен — я буду плакать от смеха! Пусть говорят!
Ветер скажет мне больше, чем все эти иллюзии скопом!»
Смотрел я теперь на слезы слушателей моих, обводил я их
взглядом и видел, что лишь Заратустра не плачет, но смеется. И захотелось мне,
чтобы все смеялись, ибо нет ничего, кроме радости!
«У каждого из вас своя жизнь, и она одна, — так говорил
я к собравшимся. — Зачем же слушать вам мои речи? Не слушайте никого, не
торопитесь, а сядьте в тишине, закройте глаза и к самим Себе прислушайтесь.
В пустоту я предлагаю вам прыгнуть, ибо знаю, что в пустоте
вашей найдется Свет, которого нет дороже. Много Света в сердцах ваших, да
слишком много зеркал, оттого и захирел Он, тысячи раз отраженный.
Там, в пустоте вашей, увидите вы зеркала свои и будете
глядеться в них, завороженные, ко глядите лучше! — чужие лица смотрят на
вас. Когда же поймете это, то идите дальше. И снова зеркала, и снова лица
чужие. Идите дальше!
Разобидится на вас пустота за небрежение ваше к зеркалам ее
и будет говорить вам о смерти, желая запугать своих обличителей.
И когда она скажет, что умрете вы, если не будете смотреть в
зеркала ее, пожмите плечами и ответьте: "Я уже умер!" Ответьте и
следуйте дальше.
И тогда возопит пустота ваша в гневе бессилия своего:
"Смирись! Смирись, не то пожалеешь!" Но не бойтесь вы злобы ее, а
говорите ей: "Мертвый смирится!"
Тогда станет она ластиться к вам, усмиряя гнев свой, лебезя:
"Так ищи же опору, ищи опору себе!" А вы отвечайте ей: "Хочу я
пасть!"
И тогда предстанет она в облике страшного паука с огромными
клешнями и крестом на спине. Испугаетесь вы образа ее, ибо знает она, чем
пугать, — она пугает вас будущим.
Но и тогда вида не подавайте, будто боитесь, а пощекочите
пауку брюхо его, ибо он боится щекотки. И тогда смеяться будет паук страшный,
проясняя свое бессилие! Смейтесь же и вы с ним, ибо не страшится смеющийся!
Тут-то и смотрите, пока корчится в судорогах паук страха
вашего: сейчас вы увидите Свет. Будет Он маленьким и бессильным, затерянным в
пустоте паутины. Вы же возьмите Его в руки свои и накройте всем телом.
Далее произойдет страшное: все вокруг начнет грохотать и
сотрясаться, зеркала образов разобьются и посыплются на вас ранящими осколками,
корни мнимых опор ваших начнут жаться к вам, словно злобные псы, в миг
подобревшие, паутина пустоты вашей душить будет вас, страхи ваши копошиться в
телах ваших будут, как навозные мухи и черви трупные…
Но не бойтесь! Испугаетесь — предадите Свет! Бойтесь
предательства своего, ибо не другого, но самого Себя предаете вы, предавая!
Сжимайтесь, терпите и кричите во всю свою мощь заветное: "Нет!!!"
И когда достигнет нечисть ваша пика безумия своего, то
услышите вы заветное: "Да!" То говорит Свет ваш, спасенный вами от
страха вашего! А теперь должны вы сказать: "Довольно!"
И отступят тогда страхи ваши, и рассеются, как дым, иллюзии
ваши, и станете вы нагими, ибо заново рождены вы, и рождены к Жизни, а не к
смерти. Вставайте же, избранные, и идите!
Теперь увидите вы людей, что живут рядом с вами, но которых
не знали вы. Здоровайтесь с ними и, что бы ни говорили они, отвечайте им:
"Да!"
Чужими казаться будут вам люди эти, потому что они Другие, и
страхи ваши поднимут отрубленные свои головы, поднимут и зашипят, вы же
говорите им: "Нет!"
Тогда обратятся к вам люди эти, завидев силу вашу, и скажут
вам: "Возлюби нас, как самого себя!"
"Так я и люблю вас, да только сами вы Себя так не
любите! Оттого-то и не видите вы любви моей, оттого-то и просите о
любви", — так скажете вы.
И зашевелят отрубленными хвостами своими иллюзии ваши, и
захотят они создать свое новое царство в сердцах ваших.
Скажут они вам: "Ты теперь сильный, отчего же не
потакаешь ты страхам людским нами, если любишь ты их? Ведь главное — радость,
так порадуй же детей сих, скажи им, что ничего они не боятся и всё правильно
делают!"
Теперь же должны вы молчать, ибо всякая иллюзия сама в себе
ошибочна, так позвольте же ей сломаться самой в себе.
Помните о самих Себе в молчании своем, помните! Не
предавайте самих Себя, не предавайте! Пусть идет от вас Свет, пусть будет
улыбка на устах ваших!
И если сделаете вы, как говорю вам, то придут на Свет ваш
Другие, ибо Свет — Един! Когда же придут Они, то будет Танец, Танец, имя
которому — Жизнь!
Знайте же, что все уже умерло и нечего терять вам, но все
еще может родиться, а родившись от Света, не будет оно плакать.
Так не плачьте же, ибо не со слезами надлежит вам ждать
родов, но с улыбкой!
От слезы родится страдание, от улыбки — радость. Довольно же
слез, ибо радости вдоволь!
Все заключено в слове "Довольно!" — и
"Да!", и "Нет!" заключено в нем. Как вы поступите с ним? Вы
поступите.
А теперь идите, я говорю вам: "Да!"»
Просохли слезы на десятках глаз, что смотрели все это время
за моими губами. Губы улыбались глазам, глаза улыбались губам. Все встали со
своих мест и стали выходить из зала в полном молчании.
— А завтра будет? — спросил меня кто-то,
остановившись в дверях и указывая на пустые кресла.
— А завтра будет после рассвета, а теперь еще только
полдень! — рассмеялся я в ответ.
Зар сидел напротив меня, а я смотрел на него, и чувства
боролись во мне. Речь моя — игра, как и всякая речь. А как же моя жизнь?.
На горе Елеонской
Мы вышли из клиники.
— Зар, что-то не так, — задумчиво сказал я.
— Снег, — помедлив, ответил мне Заратустра.
— Зачем въезжать в город на белой ослице, чтобы выйти
из него под крестом? — мой вопрос не был адресован.