Преступления страсти. Месть за любовь - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 50

Любопытное это было время! Постепенно слава о красоте, грации и изяществе де Ланкло распространилась по всему Парижу. Модные и знатные дамы добивались знакомства с нею, чтобы, как они говорили, научиться у нее хорошим манерам. Матери для того же приводили к ней своих дочерей, только что выпущенных из монастырей. Разумеется, Нинон никогда не пускала их дальше прихожей, не желая, как она сама говорила, чтобы невинность дышала воздухом, отравленным страстью и заряженным легкомыслием. Она сама отрицала общественные предрассудки, однако знала и их силу, и власть над людьми.

Услужливый дурак опаснее врага… Глупость мамаш причинила Нинон немало неприятностей. И без того она имела массу завистниц ее красоте, молодости, независимости. А тут еще пошли слухи, будто она совращает с пути истинного невинных девиц. Разговоры дошли и до королевского дворца. Кое-кому (не без участия оскорбленного герцога Ришелье) удалось убедить Анну Австрийскую, бывшую в то время регентшей Франции, что пора положить конец распутству «этой девицы». Королева-мать через своих приближенных предложила куртизанке добровольно уйти в монастырь кающихся девушек. Нинон возражала: во-первых, она не девушка, во-вторых, ей не в чем каяться. Но уж ежели королеве так хочется упрятать ее в монастырь, то она с удовольствием уйдет в обитель кордельеров (то был мужской монастырь, пользовавшийся самой дурной репутацией).

За столь вызывающую дерзость Нинон могло последовать суровое наказание, но у Нинон при дворе были не только враги и завистники, но и друзья и почитатели, которые умилостивили королеву.

Одним из таких друзей был знаменитый Конде, герцог Энгиенский. Когда он вернулся в Париж вскоре после битвы при Рокруа (1643), овеянный славой, Нинон стала для героя лучшей наградой. Герцог сходил по ней с ума, однако она прекратила связь с ним уже через несколько недель. Для такой пылкой красавицы герцог был любовником слишком величественным, а главное — слишком упоенным собственным величием.

«Его поцелуи замораживают меня, — жаловалась она. — Когда он подает мне веер, кажется, что вручает маршальский жезл».

Они расстались, но герцог продолжал любить Нинон и оказал ей немало услуг, в том числе — отвратил гнев королевы.

А между тем Нинон не просто так покинула его, а ради другого мужчины. Звали его маркиз Анри де Севинье, и в ту пору он был просто мужем Мари де Рабутен, но никто не знал, что в будущем она станет знаменитой писательницей, доведет так называемый эпистолярный стиль до высокой степени совершенства и даже в энциклопедии попадет. Но в ту пору очень многие писали красивые письма, Да вот та же Нинон! Причем самое смешное, что вдохновил ее на писательство тот же маркиз Анри де Севинье. Видимо, было в нем что-то такое… взывающее к эпистолярному жанру.

Из прелестных посланий можно очень многое узнать о «серьезной жрице любви», как называли Нинон. Редкостная все же была женщина!

Вот один образчик ее творчества. «Вы полагаете, многоуважаемый, что нашли неопровержимое доказательство, ставя мне на вид, что над собственным сердцем вы не властны: нельзя его подарить кому хочешь, и потому вы не свободны в выборе предмета влечения… Что за оперная мораль! Оставьте трюизм женщинам, которые всегда готовы оправдать свои слабости; им нужно иметь на что ссылаться. Это напоминает того доброго дворянина, которого описал Монтэн: когда его трепала подагра, он так сердился, что готов был закричать: проклятая ветчина!

Значит, все дело в сердечном влечении… Говорят, это сильнее меня… Можно ли управлять своим сердцем? Когда женщины приводят столь веские основания, то им не решаются возражать. Они даже так утвердили эти положения, что если бы кто захотел их оспаривать, то очутился бы в противоречии со всем светом. Но почему странные утверждения находят столько сторонников? Да потому, что весь свет заинтересован. Не замечают, что подобные извинения, далеко не оправдывая ошибок, укрепляют сознание своей неправоты; и не забывайте, что на судьбу ссылаются только тогда, когда дело идет о худом выборе. Упрекают природу, когда дело идет о беспорядочной склонности, и в то же время приписывают своему собственному уму всю честь разумной любви. Мы хотим оберегать свободу только для того, чтобы ее обманывать. Если же мы совершаем глупость, то нас вынуждает к тому неодолимая сила. Мы бы могли сказать о природе то же самое, что сказал Лафонтэн о счастье…

Добро создаем мы, а зло — природа. Мы правы всегда, неправа — лишь судьба.

Вы можете заключить, что я не соглашаюсь с суждением большинства. Любовь непроизвольна — это, разумеется, я признаю, т. е. мы не в состоянии предусмотреть или предотвратить первого впечатления, производимого кем-нибудь на нас. Но в то же время я утверждаю, что возможно — как глубоко бы ни казалось нам впечатление — его смягчить или вовсе парализовать, что дает мне право осудить всякую беспорядочную или позорную склонность. Как часто мы наблюдали, что женщины могли подавить охватившую их слабость, лишь только убеждались в недостойности предмета своей страсти. Сколькие из них побороли нежнейшую любовь и пожертвовали соображениями обеспеченности! Разлука, отъезд, время — все это лекарства, против которых никакая страсть — какой бы ни казалась она пылкой — не устоит: постепенно она ослабевает и, наконец, совсем потухает. Какой же вывод? Любовь сильна лишь благодаря нашей слабости.

Я знаю, что требуется напряжение всего нашего интеллекта, чтобы выйти с честью из такого положения; я понимаю также, что трудности, связанные с подобной победой, не всякому способны дать мужество — начать борьбу; и хотя я убеждена, что в данной области не существует непобедимого влечения, — то все же думаю, что на деле очень мало победителей. Почему? Потому что не решаются даже попытаться. В конце концов, я полагаю, что в вашем случае речь идет лишь об ухаживании, и было бы глупо вас мучить, чтобы победить влечение к какой-либо более или менее достойной любви даме. А так как вы еще ни в одну из них не влюбились, то я только хотела выяснить основания, которые, на мой взгляд, вернее всего способны обеспечить вам счастливое будущее. Было бы, конечно, желательно, чтобы тонкие чувства, действительные достоинства имели бы больше власти над нашими сердцами, чтобы они были в состоянии заполнить их и запечатлеться навсегда. Но опыт показывает, что на деле все не так. Ведь я рассуждаю не о том, чем вы должны быть, но о том, что вы представляете в действительности: мое намерение состоит в том, чтобы показать вам, каково ваше сердце, а не каким я бы желала его видеть. Я первая скорбела о порче вашего вкуса, как ни снисходительно я отношусь к вашим капризам. Но, не будучи в состоянии изменить вашего сердца, я хочу, по крайней мере, научить вас, как извлечь из него большую пользу: не имея возможности сделать вас благоразумным, я стараюсь сделать вас счастливым. В старину говорили: желать уничтожить страсти равносильно желанию уничтожить нас самих; надо только уметь управлять ими. В наших руках страсти — то же, что лечебные яды: приготовленные искусным химиком, они превращаются в благодетельные лекарства…»

Или другой пример.

«Нет, маркиз, любопытство г-жи де Севинье нисколько меня не оскорбило: напротив, мне очень лестно, что она пожелала увидать письма, которые вы получаете от меня. Разумеется, она предполагала, — если идет разговор о любви, то, конечно, это касается меня; но она убедилась в противном. Теперь она признает, что я менее легкомысленна, чем она себе представляла; я считаю ее достаточно справедливою, чтобы отныне она составила себе о Нинон другое представление, чем имела раньше: ибо мне небезызвестно, что обо мне обычно отзываются не слишком благоприятно. Однако ее несправедливость никогда не может повлиять на мою дружбу к вам. Я достаточно философски смотрю на жизнь, чтобы не огорчаться мнением людей, судящих меня, не зная. Но, что бы ни случилось, я буду продолжать говорить с вами с моей обычной откровенностью; я убеждена, что г-жа де Севинье, несмотря на большую свою сдержанность, в глубине души чаще будет соглашаться со мною, чем кажется. Перехожу к тому, что касается вас.