Масть - читать онлайн книгу. Автор: Виталий Каплан cтр.№ 56

Конечно, если за картами меня видели – то ещё не доказательство, что я общественные деньги продул. Не приглядывался Афанасий, кому везёт, как игра идёт. Однако ж подозрение увесистое. А вкупе с несообразностями моей наскоро выдуманной сказки про разбойников всё очень нехорошо вышло. Общались со мной только по делам службы, да и то как-то сквозь зубы.

Понимаешь, Алёшка, есть такая вещь – офицерская честь. И по всему выходило, что запятнал я её. К тому же и деньги проигранные вернуть не мог, жалованье моё годовое немногим было более трехсот рублей, да из Чернополья в год присылали мне около двух сотен. Так что висели на моей совести эти невозвращённые пятьсот пятьдесят рублей, мучили и жгли. По всему выходило, что наилучший выход для моей чести – зарядить пистолет и разнести себе череп. Я даже заряжал… а воли поднести к виску и нажать спуск уже и не хватало – будто удерживал меня кто. Ну а насколько было мне погано, ты представить себе не можешь… кто в таком положении не побывал, тот и не поймёт.

А потом пришёл ко мне капитан Бортников и присоветовал подать в отставку. Разумеется, по причине пошатнувшегося внезапно здоровья. Полковой лекарь, сказал, подтвердит, с ним уже потолковали.

И подал я на высочайшее имя прошение об отставке. В таких делах, доводилось мне слышать, ответа долго ожидать приходится, да и не особо любят отпускать офицеров молодых, мало послуживших. Польза для отечества, понимаешь, то, сё… Однако же моё прошение удовлетворили уже спустя пару недель.

И стал я, Алёшка, штатским. Из полковых казарм выехал, снял в городе квартиру подешевле. Знаешь, говорят: с глаз долой – из сердца вон? Неправда это. Во всяком случае, со мной так не вышло. Не видел я с той осени восемьдесят шестого никого из наших полковых, а душу мою как грызло, так и продолжало грызть.

Полтора месяца я на диване провалялся, начал было пить, да в горло как-то не шло. В Чернополье вернуться? Ну уж нет, там тоска меня ещё крепче скрутит, и есть на то причины. Прикинь, каждую ночь мне этот гадёныш Коврижкин снился. Понял я тогда, что шулер он первостатейный, с игры кормится, к таким дурням, как я, наловчился втираться в доверие.

А как лёг в тот год первый снег, так явились ко мне незнакомые люди потолковать. И уж после выяснилось, что не люди то, а Иные, пришли меня посвящать. Знаешь, забавная случайность вышла. Два месяца не слезал с дивана, а тут приключился солнечный день, в Петербурге в ноябре это редкость. Вот и стукнуло мне в голову пойти прогуляться. И надо же – углядели меня на Невском двое Тёмных, обрадовались – цветок души у меня что надо! – ну и после подкатили с предложением. А я и не стал сомневаться да спорить. Не то чтобы вот так с ходу поверил, но казалось мне тогда – пускай уж что угодно, только не эта слякотная тоска. И веришь ли – как вышел я из Сумрака Тёмным Иным, так сразу и отпустило. Уже больше двух лет я Тёмный – и не слишком часто вспоминалась мне та история московская. Да если и вспоминалась, то без особых чувств. Думал, уж всё, отболело, отгорело. Ан нет… вот встретил в здешнем захолустье Бортникова, и разом всё вернулось, вся та мука.

Ну что, потешил я твоё любопытство? Знаешь, ты ничего мне сейчас не говори, ладно? А то ещё соболезновать полезешь или того хуже – магией предложишь снять мою тоску. Но не смей! Это дело только моё, и с собою я уж сам как-нибудь разберусь!

…Разобраться, впрочем, не получилось, ибо вскоре стало не до терзаний душевных. Показались вдалеке столбы дымов, послышался собачий лай. Давыдово! Значит, побоку дурные мысли, значит, работаем.

Сани мы оставили в Давыдово, на дворе у старосты. «Верхом, милые, только верхом! – наставляла баба Катя. – Это ж лес, понимать надо! Нет в нём никаких дорог, да и тропки только зверями натоптанные. Ну, чай Иные, не заплутаете… а я вам и указку дам, как до Дедушки добираться. Без указки-то его найти мудрено». Мы и к ней-то добирались верхом, что едва не подпортило нашу легенду в глазах селян: ежели барин так расхворался, что потребна ему бабка, то как же он удержится в седле?

Как же повезло нам вчера! Я-то уж настроился на долгий и тяжёлый разговор, наполненный намёками и угрозами. Артефакт «честные глаза» – маленькая, размером с ноготок, хрустальная черепаха – не позволил бы старухе заметить мою ложь. Спасибо дядюшке, снабдил полезной вещью. Однако же одной только магией враньё не скроешь – если баба Катя умна, то несообразности в моих словах заметит. И задумается. Что же до Алёшки, то у него такой штучки не было, и потому, как договорились мы, следовало ему держать рот на замке, отвечая лишь на простейшие вопросы. Но хватит ли у него силы закрыть от ведьмы свой ум, если она попробует вломиться? А если и закроет – о чём та подумает, натолкнувшись на крепкий заслон?

Но все опасения наши облетели, как последняя листва на стылом ноябрьском ветру. Баба Катя – маленькая, сухонькая, похожая на мышь – оказалась милейшей старушкой. Светлый её цветок души лучился радушием, не было в нём ничего жёлтого, лилового, багрового. Разве что бежевая задумчивость временами наслаивалась на зелёное благорасположение да на синее достоинство.

Она встретила нас на крыльце – не пришлось Алёшке и стучаться в её избушку. Загодя вышла, накинув куцую лисью шубейку.

– Ну-кось, кто тут больной? – Ведьма прищурилась, разглядывая нас в малиновых лучах заходящего солнца. На миг мне даже показалось, что по снегу пролилась кровавая струйка, но то была лишь игра света. – А больного-то и нет, – прицокнула она языком. – Ну что ж, господа Иные, на пороге гостей не держат, проходите уж в избу. За коней не тревожьтесь, волкам тут мёдом не намазано. С чем пожаловали?

Внутри её избушка вовсе не напоминала обиталище ведьмы – во всяком случае, каким его представляют люди. Ни ступы, ни чёрного кота, ни даже пучков сушёных трав на стенах. Тесновато, но чистенько, опрятно – плетёные половички, стол покрыт холстиной, равно как и две длинные лавки (одна, видимо, служила старухе постелью). Окна – что для здешней глуши совсем уж неожиданно – были застеклены, никакой слюды или мутного бычьего пузыря. Жарко натопленная печка, тщательно отмытые доски пола, запахи сена, сосновой смолы и пшённой каши.

– А ведь ошиблась я, – сообщила баба Катя, когда мы с Алёшкой отрекомендовались и я осторожно изложил слегка подправленную легенду о таинственном месте, где не войти в Сумрак. – С первогляду глупость сказала.

– Это на какой же предмет? – слегка встревожился я. Неужели старуха что-то заподозрила?

– Про то, что больного-то и нет. Сейчас-то присмотрелась к тебе внимательнее, мил человек… то бишь мил Иной. Угнездилась в тебе хворь, да глубоко, потому и не ощущаешь. Ну-ка, посиди смирно!

Она быстро обошла вокруг меня, встала за спиной, положила свои тонкие, похожие на птичьи лапки ладони мне на плечи.

– Да, всё верно. Сидит в кишках, мелкая ещё совсем, чахлая… но дай срок, разрастётся. Ты, чай, вообразил, что уж коли в Сумрак вошёл и Иным сделался, то вечное здоровье тебе положено? Думал, никакая огне вица уже не прицепится? Это ты напрасно, у нас, Иных, тело-то человеческое, и ежели не следить за ним, то и вести себя по-человечески начинает. Неужто не говорили тебе, что хотя бы раз в три года надлежит магу-целителю показываться? Конечно, и своею силой можешь себя целить, да ведь сперва почуять надо, что не так, а этому нарочито учиться следует. На то и есть разделения – одни Иные по боевой части, другие линии судьбы наловчились разбирать, третьи скрытое видят.