Меня и саму чудом не трясло. Нахлынуло странное ощущение. Из тех, что бывает, когда просыпаешься посреди ночи и обнаруживаешь, что за тобой подглядывают. Вроде ничего страшного, но как-то мерзко становится.
Крики отца до сих пор стояли в ушах, теперь я отлично понимала, каково Винсенту – знать, что кто-то из его близких передал кровь в руки врагов. Передо мной стоял мальчишка, с которым мы вместе распаковывали подарки, вместе лазили на чердак и вместе получали взбучки. Но я больше не могу ему верить. Ни единому слову.
– Лу?
Я вздрогнула и вернулась в реальность.
– Мы сильно поссорились, – заявила, ни к кому не обращаясь, – и я уехала. Не знаю, что мне делать дальше, но в Мортенхэйм возвращаться не хочу. Не могу. Это выше моих сил.
Когда не знаешь, что сказать, говори правду.
Мы шли по аллее, но Себастьян все время отставал на шаг или два, создавалось ощущение, что я его за собой тащу. Весьма тяжелое, надо сказать. Это с виду он выглядит хрупким, сейчас же я словно волокла пару сотен фунтов.
– Лу, зачем ты это сделала? Снова! Его светлость разозлится!
– Он все время злится, – я отмахнулась, – одним разом больше, одним меньше. К тому же я давно собиралась навестить деда.
Братец резко остановился, и меня дернуло назад. Я встретилась с ним взглядом, на лице Себастьяна читался неприкрытый ужас. В отличие от его слов, страх этот был настоящим. Ведь если я поеду к деду, правда откроется, и не видать им наследства. Несмотря на всю витиеватую ложь и прочие старания.
– Ты хочешь поехать к графу? – спросил он, слегка заикаясь. Казалось, эта новость его так потрясла, что он напрочь забыл про Винсента. – Сейчас не лучшее время для путешествий.
– Почему? Как раз есть время до зимних праздников, потом поезда будут перегружены, – продолжала щебетать я. – К тому же, когда де Мортен меня найдет, мне будет не до поездок, а я хотела попросить за отца, помнишь? Деду писать о таком бессмысленно, зато в личной беседе, возможно, получится его убедить.
Я погладила Себастьяна по щеке.
– Не могу спокойно спать, зная, что вы оказались в таком положении.
Братец вздрогнул и тут же опустил взгляд, рассматривая подол моего платья.
– Когда ты уезжаешь?
Наверное, подсознательно я все еще надеялась услышать правду. Пусть даже самую горькую. Увы, как бы ни была сладка глазурь самообмана, под ним скрывается лишь гнилая сердцевина.
Я расправила складки накидки и взглянула на Себастьяна в упор.
– В пятницу утром. Я встречалась с отцом, Себ. Почему ты мне солгал?
Он судорожно сглотнул, открыл было рот, но тут же закрыл его. Потом снова открыл и снова закрыл. Игра в выброшенную на берег рыбку могла продолжаться до бесконечности, и я хлестнула его по щеке – легонько, чтобы пришел в себя.
– Я же говорил, что мы не хотели тебя расстраивать… Матушка попросила не говорить, – быстро забормотал он, – пока она не поднимет на ноги графа. Ты знаешь, что она разбирается в травах и лекарстве. И ему действительно становится легче…
– Отец сказал, что дед при смерти! – рявкнула я так, что проходивший мимо джентльмен вздрогнул и неодобрительно покачал головой, а братец попятился. – И тебе лучше расстроить меня прямо сейчас, рассказав всю правду. Видишь вон тех джентльменов? – Я указала в сторону сопровождающих. – Они тоже очень заинтересованы во всей этой истории. Выбирай, с кем хочешь побеседовать.
Братец бросил затравленный взгляд на моих гвардейцев, побагровел, снова побледнел, раскрыл рот, но вместо ответа вдруг отскочил и к моему изумлению ринулся мимо степенно прогуливающихся господ с недопустимой для джентльмена прытью. Он даже не остановился, чтобы поднять шляпу-цилиндр, которая соскочила с головы.
Как же это похоже на Себастьяна! В детстве, когда над нами нависала угроза серьезного наказания, он всегда ныл, что это я его подговорила и обещала, что ничего страшного не случится. Интересно, Глория тоже ему обещала, что ничего страшного не случится?
Подавив холодную ярость, я молча смотрела вслед улепетывающему братцу, а потом осторожно подобрала юбки и степенно направилась к выходу. На меня смотрели с интересом. Должно быть, строили догадки, что такого могла сказать хрупкая молодая особа не менее хрупкому молодому человеку, от чего тот помчался от нее со скоростью, достойной горного козла, увидевшего охотника: то ли замуж предложила взять, то ли денег в долг попросила. Вообще-то я не собиралась его так пугать, просто вышла из себя и немного перегнула палку.
Что ж, в Вайд Хилле мне предстоит непростая беседа с Глорией. Потому что ее трогательная забота о «моем душевном благополучии» и собственном благосостоянии перешла все допустимые границы.
4
Центральный вокзал Лигенбурга по красоте заметно превосходил Северный. Сквозь огромные арочные окна и высоченный стеклянный потолок лился солнечный свет. Южные растения в кадках были разбросаны по всему зданию: они стояли у касс, у фонарей, даже у газетных киосков и кафе. Лестницы с коваными решетчатыми перилами уводили на второй этаж, где стояли диванчики для желающих отдохнуть в ожидании поезда.
Мы приехали, когда поезд уже был подан, поэтому я успела лишь мельком взглянуть наверх, направляясь под руку с де Мортеном к вагону. Паровоз застыл внутри вокзала исполином: черное чудовище со вздымающимися ввысь трубами, за ним растянулись темно-синие вагоны – если пробежать от начала и до конца состава, можно запыхаться. На каждом – золотая эмблема стрелы, пронзающей кольцо с драгоценным камнем, символ богатства и роскоши.
– Говорят, на этом поезде едет загорский князь, – донеслось до меня. Молоденькая леди шла под руку с какой-то представительной особой, должно быть матерью. Заметив мой взгляд, дама вздернула нос и быстро потащила дочь по перрону. Вне всяких сомнений, за подобную несдержанность отчитывать девушку будут долго и нудно.
– Это правда? – Я взглянула на Винсента.
– Возможно.
Винсент молча подал мне руку, чтобы помочь подняться на подножку, и я так же молча ее приняла.
– Мое купе в соседнем вагоне.
Да хоть в паровозной трубе!
Удивительно, но вход в купе оказался не с перрона, а изнутри. Под ногами – алая ковровая дорожка, на стенах картины, проход освещен настенными светильниками… Никогда раньше не видела таких диковинных поездов!
Багаж дожидался меня за деревянными дверями, насыщенный вишневый цвет которых напомнил о туанэйских соснах. Они растут в Загорье, на склонах, за незаконную попытку срубить такое дерево могут отрубить руку. Или голову. Кому как повезет.
Купе предстояло разделить с компаньонкой. Женщина приехала с де Мортеном, познакомили нас только в экипаже, по дороге на вокзал. С каким удовольствием я взяла бы с собой Эмму! Но миссис Купер оставалась смотреть за домом, к тому же, Винсент настоял, что поедет именно эта особа: высоченная, прямая как палка со стянутыми в пучок волосами и цепким взглядом. Миссис Эплгейт здорово напоминала Терезу, разве что цвет волос у нее был чуть ли не белый. Блондинкой ее назвать язык не поворачивался, но и седой – тоже. Светло-серые глаза казались почти бесцветными и холодными, как у рыб, весь ее облик напоминал о пуританской морали. Будь я чуточку помладше, она сошла бы за строгую дуэнью, но к несказанному моему счастью я уже вышла из возраста, когда ко мне стоит приставлять блюстительницу нравов.