– Надеюсь, что откажется! Не хочу всю жизнь провести с человеком, которому я безразлична! Так я ему вчера и сказала.
Мачеха – миловидная, светловолосая пышечка – из тех, которые до старости выглядят очень молодо, вскрикивает, откидывается на спинку дивана и обмахивается веером, показывая насколько ей дурно. Я не опускаю глаз, хотя под яростным взглядом отца чувствую себя совсем крохотной и отчаянно беззащитной. Наказание наверняка последует, вот только я даже не представляю какое: вчера я сбежала со своего первого бала, который давали в Мортенхэйме. Ну как сбежала, оставила Его Зазнайшество общаться с теми, кто ему интересен, бродила по замку, устала и устроилась в какой-то галерее на диванчике. Сама не заметила, как заснула, а проснулась от того, что рядом стоял мой будущий супруг, который спросил, что я здесь делаю. Ответила я честно: «Сплю».
А еще сказала, что мне не нравится проводить время с людьми, которым я неинтересна. Его лицо вытянулось на глазах, а я ничуточки не жалела о том, что сделала!
– Та-а-ак… – голос отца становится угрожающе-низким. – И откуда же у вас такие дурные мысли, юная леди?
– Наверняка из книг, – веер мачехи порхает туда-сюда, меня начинает тошнить от этого мельтешения, – сейчас такое пишут…
Зря она это. Сама себя загнала в ловушку.
– С вашей легкой руки, миледи, моя дочь получила возможность читать всякий дешевый хлам.
– С моей?! Виконт, вы всерьез считаете, что я снабжаю Луизу низкопробной литературой?!
Назревает ссора, но обо мне ненадолго забыли, и то радость. На самом деле не снабжает, просто закрывает глаза на некоторые книги, которые я выписываю. Поскольку отец читает только газеты, библиотекой занимается Глория.
Я украдкой зеваю, и в этот миг в комнату вбегает, на глазах переходя на степенный шаг, лакей. Отец даже не успевает выплеснуть на него свой гнев, когда тот объявляет:
– Прибыл маркиз Биго.
Винсент стремительно входит в комнату, и я замираю. Не только я, мы все словно увязли в зное, а может, застыли во времени. Даже веер остановился и дрожит вместе с рукой мачехи. Нет, даже самая сильная ярость отца не сравнится с тем, как на меня смотрит Он: холодно, жестко, с превосходством, сквозь которое пробиваются первые ростки недоумения и… интереса.
Перед глазами темнеет, словно погасло солнце, от интонаций голоса – металла, облеченного в бархат, по телу проходит дрожь.
– Вот мы и встретились снова, Луиза.
Вздрагиваю, когда горячая ладонь гладит шею, а потом меня с силой тянут за волосы, заставляя запрокинуть голову. Над головой хрусталь люстры, вот только вместо сюжетных картин под куполом театра защитный узор армалов. Он полыхает огнем, пламенные сгустки летят вниз, в партер, и вьются огненными лентами по спинкам кресел. В зале никого: пустые кресла, слабое мерцание газовых ламп и тишина – лютая, страшная. Злая.
Повернувшись, я оказываюсь лицом к лицу с тем, кого всеми силами старалась забыть. Жгучий взгляд карих глаз: слегка насмешливый и жестокий. Мы на сцене одни, я полностью обнажена и меня трясет – от холода, от страха или от возбуждения. А может, от всего вместе. Я тянусь к нему в поисках защиты и тепла, но он отступает назад. Декорации тают, равно как и силуэт де Мортена, из темноты проступают очертания морды Арка.
В щеку ткнулся холодный нос, тихое поскуливание перешло в рычание. Я вздрогнула и проснулась: одеяло валялось на полу, ягодица полыхала огнем, а в спальне было так холодно, что зуб на зуб не попадал. Паровое отопление подвело, что ли? Я потянулась, чтобы включить светильник, но в этот миг из-за двери донеслось едва уловимое шарканье, тяжелая поступь. Так ходят пожилые или тяжело больные люди, но откуда в моей гостиной ночью взяться старику?!
Арк продолжал рычать: глухо, надсадно, и от этого у меня мороз шел по коже. Там, в той комнате однозначно кто-то был, а еще именно оттуда, из дверных щелей сильно тянуло холодом.
Шаги то приближались, то удалялись, словно кто-то без цели слонялся взад и вперед.
– Кто вы?! – собственный голос показался слабым. – Что вам нужно?
В следующий миг я сильно пожалела о том, что вообще решилась заговорить: шаги стихли, зато слышался едва различимый стук, словно что-то билось о стену. Ветер играл сквозняками и завывал на разные лады, а потом раздался быстрый топот. Арк разразился лаем и бросился в сторону гостиной, когтями раздирал половицы, звон разбитого стекла слился с ударом о стену, будто ее пытались проломить. Снова и снова. Еще и еще. Я озиралась в поисках хотя бы чего-нибудь, что можно использовать как оружие, но кроме книги под рукой ничего не было. В отчаянии я схватила ее и замахнулась, готовая отбиваться, как вдруг воцарилась тишина. Мертвая, сквозь которую пробился дикий гортанный крик. Не похожий ни на звериный, ни на человеческий.
Я шарахнулась назад, вжалась в подушки, а вой шел по нарастающей, непрерывно, на одной ноте, то удаляясь, то приближаясь, пока не оборвался тишиной. Снова чьи-то шаги, треск, словно дверь захлопнули с силой. Арк перестал скрестись, но по-прежнему рычал, из-за стены доносился тихий глухой стук, но на этом – все. Не знаю, сколько я просидела в полной темноте, выбивая зубами барабанную дробь и не решаясь даже нагнуться, чтобы подобрать одеяло – мало ли что там под кроватью может оказаться. Когда пес отошел от двери, решила рискнуть: осторожно спустила ноги на ковер, поежилась от обдавшего босые ступни холода и маленькими шагами направилась в сторону гостиной, не опуская книгу. Ручка была просто ледяной, и все-таки я повернула ее, потянула на себя.
В соседней комнате никого не оказалось, хотя дверь в коридор была открыта. Ударялась о стену распахнутая рама окна, разбившееся стекло искрами поблескивало на полу, столике и диване. Поежившись, я выглянула в коридор и, обнаружив только темный длинный переход, поспешно нырнула обратно и повернула ключ. Как бы ни хотелось верить в то, что это всего лишь плод моего воображения, сумасшедшей я себя не считаю. К тому же, Арк его тоже чувствовал. Или ее. Кто бы ни бродил по моей комнате, напугал он меня до икоты. И окно еще открыл – я же точно помню, что на ночь его запирала!
Я зажгла светильники, на всякий случай положила рядом с собой на кровать каминные щипцы, но сон все равно не шел. В памяти еще стояли эти ужасные звуки, как будто кто-то с разбегу бился о стену. Повезло, что стены здесь основательные.
Похоже, Мортенхэйм не так безопасен, как утверждал Винсент. Хотя он же утверждал, что некоторые его тайны мне не понравятся. Не об этом ли шла речь? И что «это» вообще было? Пыталось напугать меня или просто забрело на огонек? Может, даже не первый раз – предыдущие ночи я просто спала как убитая. Представив, как надо мной витает угловатая расплывчатая тень, я мысленно содрогнулась и запретила себе думать об этом до утра. А то еще вернется, чего доброго.
Честно говоря, я не верю в призраков. Подозреваю, что все эти страшилки создаются бульварными газетчиками, чтобы повысить популярность своих дешевых листков. Вместе с историями про привидений там можно найти еще кучу всякой нелепой жути – например, как одержимые демонами дети растерзали родителей, или во время беседы с умершим некромант призвал монстра из подземного мира, который намотал его кишки на люстру. Фу. А кому-то ха-ха. Только ха-ха – это когда тебе такой бред на глаза попадается днем. Когда ночью твой пес сходит с ума, а кто-то ломится к тебе в спальню, – тут во что угодно поверишь.