С любовью, теплом и пожеланиями самого что ни на есть благополучия,
твой дед,
Оуэн Лефер, граф Солсбери»
Я вздохнула: надежды на то, что получится свидеться и погостить на зимней праздничной неделе в Вайд Хилл растаяли окончательно. Письмо было лаконичным, но дед никогда не любил писать, на две мои страницы он всегда отвечал в таком стиле. Зато что касается разговоров, равных ему не было – такого интересного собеседника еще поискать.
Решив, что отвечу уже после завтрака, я отложила письмо. Спешно просмотрела почту – как всегда, отчеты экономки и письма поклонников. Последние сокрушались, рассыпались комплиментами, что сцена в моем лице многое потеряла, но в основном забрасывали вопросами, почему я ушла из театра. Моя жизнь в последнее время была такой насыщенной, что горевать об утраченном ну никак не получалось. Разве что специально себе под это время выделять и по утрам, по пять минут перед завтраком оплакивать карьеру.
Увесистый конверт с печатью Вудворда я поначалу хотела просто выбросить, но любопытство пересилило.
«Дорогая Луиза, я досадую о том, что произошло в театре».
А я-то как досадую! По его милости так головой стукнулась, что на следующее утро решила нежничать с де Мортеном.
«Не представляю, что на меня нашло и не знаю, как это объяснить. Я вел себя недостойно графа и недостойно мужчины – в первую очередь мужчины, которому вы доверились. Я прошу у вас прощения и надеюсь, что когда-нибудь вы сможете вспомнить меня добром.
Украшения принадлежат вам. Я дарил их от чистого сердца, и хочу, чтобы они продолжали радовать вас и дальше.
Искренне ваш,
Грэгори Фейт, граф Вудворд»
К письму прилагались драгоценности, которые я отправила ему перед отъездом из Лигенбурга, их я просто отложила в сторону. Что было, то было. Дело прошлое. Я не собиралась их носить, но получить извинения все равно приятно.
Благодаря письму и вчерашней откровенной беседе с Винсентом меня посетило хорошее настроение. Он не признался, как собирается спасать от внезапно нахлынувшей силы, но в остальном был достаточно откровенен и мил. Если так пойдет дальше, я спокойно смогу поговорить с ним про его родню и хранилище.
К завтраку я надела атласное, бледно-розовое, со скромным декольте и легкими кружевами в качестве украшений. Справедливо рассудив, что если дожидаться Винсента, мой завтрак может состояться и после обеда, я рискнула спуститься вниз в одиночестве. Навстречу мне из столовой тут же вылетела Лавиния.
От вчерашней простуды не осталось и следа, свежая и бодрая, в ярко-желтом платье она напоминала весеннее солнышко. От ее широкой искренней улыбки на душе действительно потеплело.
– Доброе утро! Тереза сейчас спустится, чтобы присоединиться к матушке и лорду Фраю, а Винсент никогда не завтракает.
– Доброе утро. – Я невольно улыбнулась в ответ. – Как вы себя чувствуете?
– За-ме-ча-тель-но! – пропела она, приподнялась и повернулась на носочках, чудом не задев шагнувшую к нам ее светлость.
– Доброе утро, леди Луиза, – чопорное приветствие было данью вежливости, герцогиня поджала губы. Чем дольше продолжалось наше знакомство, тем чаще я замечала ее вечное недовольство любым проявлением искренних чувств. – Лавиния! Я поражаюсь вашей несдержанности.
– Матушка, сегодня такое чудесное утро!
– Не стоит оповещать об этом всех своим недостойным поведением.
Лавиния тут же перестала улыбаться, а я сцепила руки за спиной и в упор посмотрела на герцогиню.
– При всем уважении, ваша светлость, Лави не сделала ничего дурного.
– Лави? – Брови герцогини поползли наверх, а я прикусила язык. – Лавиния, ступайте в столовую.
Потупившись, девочка подчинилась, а ее светлость повернулась ко мне.
– В этом доме не принято обсуждать мои слова, леди Луиза. Ваше попустительство по отношению к столь юной девушке недопустимо и переходит всякие границы. Если вы продолжите в том же духе, я вынуждена буду запретить вам видеться.
Вот так. Получите леди бантик!
Ее светлость повернулась ко мне спиной и возмущенным кремовым облаком уплыла в столовую. Я мысленно показала ей язык, пару минут постояла у дверей, чтобы придать лицу более-менее уважительное выражение, после чего направилась следом. Сзади раздались шаги, но обернуться я не успела: бесцеремонно и достаточно больно зацепив меня локтем, мимо быстро прошла Тереза. На сей раз в темно-зеленом платье и снова с кудрявыми вольностями в прическе.
В отличие от нее, приветствие Фрая я встретила достаточно холодно: не было ни малейшего желания лицемерно любезничать с человеком, который считал меня продажной девицей, и даже не в привычном смысле этого слова. Когда он целовал мне руку, Тереза смотрела на меня в упор и, могу поклясться, видела на моем месте бренную горстку пепла. Знала бы она, что предмет ее воздыхания собирался меня пытать, поумерила бы свой ревностный пыл.
Завтрак протекал в духе семейного камерного спектакля. Лавиния изо всех сил старалась угодить матушке, на мой взгляд, зря – та была увлечена беседой с Фраем, а он – теперь я это чувствовала всей кожей, изучал меня. Каждое движение, каждое слово. Тереза тоже заметила, вот только истолковала на свой манер, и теперь под ее убийственными взглядами кусок в горло не лез. Всевидящий, можно мне просто поесть?!
Облегчение, которое я испытала по окончании трапезы, было сравнимо с минутой, когда снимаешь корсет. Теперь становилось понятно, что тогда, в Лигенбурге, Фрай приходил не к Винсенту, а ко мне. И ведь как точно нащупал нашу нелюбовь с Гиллом – когда только успел?! Наверняка и мой сопровождающий его рук дело. А я-то наивно думала, что за все надо благодарить де Мортена.
Выскользнув из-за стола, я собиралась быстро подняться к себе, но Альберт перехватил меня у лестницы.
– Леди Луиза, мне нужно с вами поговорить.
– Вам нужно – вы и говорите!
– Догадываетесь, зачем я здесь?
– Чтобы посадить меня в подвал, приковать цепями и истязать до тех пор, пока я не признаюсь в том, чего и в помине не было?
На краткий миг в глазах Фрая мелькнуло изумление, а потом взгляд его изменился: стал хищным, жестким и холодным. Ну наконец-то истинное лицо, приятно познакомиться!
– Да, Винсент все рассказал. – Я пожала плечами. – И поставил меня перед выбором: надеть на вашу светлую голову помойный таз или просто никогда больше не разговаривать. Как считаете, на чем остановиться?
– Для начала пройдемте в гостиную.
– Если что, я буду кричать.
Он усмехнулся, прищурился.
– Если я захочу слышать ваши крики, вы в два счета сорвете горло.