– Представляю, как Родион злился, – усмехнулась я.
– Когда Михайлова родила третью дочь, – продолжал Володя, – Козланюк начисто потерял к ней интерес и перестал заходить к супруге, зато опять стал часто ездить в город. Спустя год настроение у него стало прекрасным. Бережная ждала, что Ксения, как все, забеременеет в четвертый раз, но этого не случилось, Михайлова тихо жила в своем доме с тремя девочками. Родион освободил ее от тяжелой работы, она занималась всякой ерундой типа сбора малины. Врач была удивлена: любовница не уехала в другое поселение и не беременела, Учитель забыл дорогу в ее дом, но новую женщину пока не заводил. Что происходит? Может, он дает Михайловой какие-то снадобья, которые помогут родить мальчика? Или Родион просто не может найти любовницу детородного возраста? Всем бабам в общине хорошо за сорок, одна Ксюша молодая. Бережная терялась в догадках, правды она так и не узнала, но ее показания стали одним из оснований для оправдания Михайловой. Светлана рассказала, что никаких светлых чувств Родион Харитонович к своим любовницам не испытывал. Избранницы никогда в одном доме с ним не жили, оставались в своих убогих избах. С каждой будущей матерью своих детей Учитель вступал в брак – церемонию проводили по законам поселения, в загс невест Козланюк не водил. Следствие убедилось, что Ксения, которую сначала задержали и стали допрашивать, была просто очередной машиной для производства детей, она чудом избежала смерти. Михайлову отпустили.
Костин замолчал.
– Значит, медсестра воспитывает детей своего гуру… – протянула я.
– Девочек, – подчеркнул Костин. – А девочки, по мнению Родиона Козланюка, мусор, поэтому он спокойно убивал бывших любовниц и их дочерей. Ему был нужен исключительно мальчик. Теперь снова задам надоевший вопрос: где деньги главы секты?
– Если они были, – вздохнула я.
– Уверен, они существуют, – нахмурился Вовка. – Где-то они хорошо спрятаны. Я, кстати, тоже думаю, что Михайлову подставляют. И опять возникают вопросы: кто, зачем, с какой целью?
У меня затрезвонил телефон.
– Лампа, дорогая, я обыскалась вас! – зачастила из трубки Нина. – Ушли и пропали! Забыли, что записаны к доктору Чу, лучшему диагносту в мире?
– Впервые слышу о таком враче, – удивилась я.
– Вам не сказали о приеме?
– Нет.
– Полнейшее безобразие! – возмутилась Волынкина. – Непременно разберусь, кто виноват, что вы не в курсе. Где находитесь?
– В кафе СПА-корпуса на первом этаже, – ответила я.
– Отличненько! Поднимайтесь на третий, вас встретит Ксения Михайлова.
– Ваша подруга ушла с работы, – остановила я Нину, – ей из школы позвонили, одна из ее дочек заболела.
– Откуда вы знаете? – удивилась медсестра.
– Мы случайно встретились в кафе. Я подсела к Ксении за столик, мы пили вместе кофе, и тут Михайловой учительница позвонила.
– Надо же, мне она ничего не сообщила, – обиделась Нина. – Ладно, вы поторопитесь на третий этаж, я позвоню туда, скорей всего вас встретит Руслана. Доктор Чу уникальный диагност. К нему за год вперед записываются. Не упустите свой шанс.
Я встала и сказала Костину:
– Прости, меня ждет доктор Чу. После приема я пошляюсь по СПА-зоне, вдруг что-нибудь интересное узнаю. Кстати! Удалось вам найти человека, который под ником vreditel – как там дальше, не помню – раздает жуков? И выяснили ли вы, кто написал записку, прикрепленную к платку куклы Офелии?
Костин тоже поднялся.
– Пошли, я тебя провожу, а по дороге кое-что расскажу.
Мы двинулись к лифту, не прерывая беседы.
– С платком разобрались быстро, – говорил приятель, – грозное сообщение составил мастер, который изготовляет поделки для музея. Ты была в залах местного хранилища?
– Анжелика водила туда группу, – сказала я. – Ничего интересного, мне было откровенно скучно. Сейчас экспозиция прописана в административном здании, занимает флигель. Там представлены старинные шприцы, клизмы, халаты, хирургические инструменты. Как утверждала Анжелика, все подлинное, найденное в развалинах строителями, которые поднимали клинику из руин. Еще там висят копии известных картин на медицинскую тематику, например «Урок анатомии доктора Тульпа» кисти великого Рембрандта. Правда, Анжелика сообщила, что полотно написал Рубенс, наверное, она перепутала художников, потому что у них фамилии на одну букву начинаются. Наиболее интересными показались мне залы на втором этаже, там воссозданы сценки из больничной жизни прошлых лет. Основных действующих лиц изображают куклы, сделанные с удивительным мастерством. Прямо как живые! Когда мы вошли в помещение, мне показалось, что я вижу людей, но только на секунду. Анжелика объяснила, что марионеток создал местный художник-декоратор.
– Степанов замечательный мастер, – сказал Костин. – Его мастерская находится неподалеку от родильного дома. Едва я спросил его про Офелию, как мужика понесло по кочкам – покраснел весь, ногами затопал, глаза выкатил. Я даже испугался, что его удар хватит. Гнев не помешал Степанову рассказать, почему он злится. Валерий Борисович решил отреставрировать роддом и перенести туда музей, поскольку там намного просторнее, чем в административном здании. Поэтому с мастером подписали договор на изготовление массы кукол. И теперь декоратор готов убить окружающих.
– Странный человек, – удивилась я, – обычно художники рады получить большой заказ, за который достойно платят. Или Валерий Борисович пожадничал?
– Нет, оплатой мастер доволен, Степанова бесят посетители музея, – пояснил Костин. – Но еще больше он ненавидит Анжелику, которая разрешает экскурсантам трогать созданные художником экспонаты. «Они как будто мои дети, – объяснял мне мужик, – а всякое хамло норовит облапать их, да еще забрать на память часть одежды. То кольцо у куклы с пальца стянут, то шляпку упрут. Захожу в залы во флигеле, и сердце кровью обливается. Сидят мои родимые – обворованные, у половины что-то сперли. Я пожаловался Валерию Борисовичу, попросил его уволить Анжелику, но Милов на дыбы встал, заявил, что девчонка лучший экскурсовод всех времен и народов, мои куклы не антиквариат, а новодел, их не только можно, но и нужно трогать, больным надо доставлять удовольствие, главное в музее посетители, а не коллекции».
Володя засмеялся:
– Степанов так кипятился! Орал: «Небось Милов с Ликой спит, раз так ее расхваливает, из девицы историк, как из меня премьер парижской оперы».
– Мастер ошибся, теплое отношение хозяина к девушке объясняется другим мотивом – Анжелика была подругой его племянника, – усмехнулась я. – Мать Бориса, сестра Милова, считала ее почти невесткой. Но, думаю, скоро положение Лики ухудшится, ведь она бросила сына Надежды, а тот начал пить. Скорей всего, горе-экскурсовода вот-вот уволят. Теперь я понимаю: записку к платку Офелии приколол Степанов, зная, что этот аксессуар очень просто украсть.
– Молодец! – похвалил меня Костин. – Злого умысла Степанов не имел, ни на чью жизнь не покушался, просто решил доставить несколько неприятных минут воришке, который снимет с куклы шаль. Поэтому и прицепил записку: «Кто наденет мой платок, умрет в течение часа, проклятие мое на нем будет вечно». Кстати, до того как очутиться в роддоме, Офелия находилась в мастерской, в комнате, которую художник трогательно именует детской. Там он держит свои произведения, которые предназначены для нового музея, их в старой экспозиции не выставляют.