Измышление одиночества - читать онлайн книгу. Автор: Пол Остер cтр.№ 20

С приходом ночи электричество меркнет до полунакала, затем опять вспыхивает, затем гаснет – без явной причины. Как будто освещением управляет некое шаловливое божество. У «Кон-Эдисон» это место не числится, и никому никогда не приходилось платить за электроэнергию. А вот телефонная компания отказалась признавать существование О. Телефон здесь уже девять месяцев, работает бесперебойно, однако счета за него он так и не получил. Как-то на днях он позвонил это уладить, а они стали утверждать, что никогда о нем не слыхали. Ему как-то удалось избежать хватки компьютера, звонки его никогда не регистрировались. Его имя вычеркнуто из всех списков. Захоти, можно было бы в минуты досуга развлекаться звонками в далекие страны. Но штука в том, что его не тянет ни с кем разговаривать. Ни в Калифорнии, ни в Париже, ни в Китае. Мир для него съежился до размеров его комнаты, и он должен оставаться на месте столько, сколько потребуется для того, чтоб его понять. Определенно только одно: он нигде не может быть, покуда он здесь. А если ему не удастся найти это место, нелепо и думать о том, чтоб искать другое.

* * *

Жизнь внутри кита. Глосса на Иону и что значит отказываться говорить. Параллельный текст: Джеппетто во чреве акулы (по версии Дизни – кита), и история о том, как Пиноккио спасает его. Правда ли, что нужно нырнуть к самым глубинам моря и спасти отца, чтобы стать настоящим мальчиком?

Первоначальное заявление этих тем. Следующие порции – далее.

* * *

Затем кораблекрушение. Крусоу на своем острове. «Мальчик мог бы быть счастлив, оставшись на родине, но, если он пустится в чужие края, он будет самым жалким, самым несчастным существом, какое когда-либо рождалось на земле» ^[31]. Одиночное сознание. Или, по словам Джорджа Оппена, «кораблекрушение единственного» ^[32].

Виденье волн вокруг, вода нескончаема, как воздух, а за спиной – жара джунглей. «Я отдален от всего человечества; я отшельник, изгнанный из общества людей».

А Пятница? Нет, пока нету. Нет пока Пятницы, по крайней мере – здесь. Все происходящее – до сего момента. Или же: волны смоют все следы.

* * *

Первое замечание о природе случая.

Вот где начинается. Знакомый рассказывает ему историю. Проходит несколько лет, и он ловит себя на том, что опять о ней думает. Не то чтоб с этой истории начиналось. Скорее при самом акте вспоминания ее он осознает, что с ним что-то происходит. Ибо история не пришла бы ему на ум, если б уже не начало проявляться то, что вызвало это воспоминание. Неведомо для себя самого он начал вкапываться в место едва не исчезнувшего воспоминания, и теперь, когда что-то выступило на поверхность, он даже не в силах был бы догадаться, сколько времени заняли эти раскопки.

Во время войны отец М. несколько месяцев прятался от нацистов в парижской chambre de bonne ^[33]. Со временем ему удалось сбежать, он добрался до Америки и начал новую жизнь. Минули годы, больше двадцати лет. Родился М., вырос и теперь ехал учиться в Париж. Оказавшись там, несколько трудных недель он искал себе жилье. И когда уже был готов опустить руки – нашел маленькую chambre de bonne. Как только въехал туда – сразу написал отцу, сообщил добрую весть. Неделю или около того спустя получил ответ: твой адрес, писал отец М., – тот же дом, где я прятался в войну. И затем подробно описал комнату. Оказалось – та же, которую снял его сын.

* * *

Стало быть, начинается с этой комнаты. А затем начинается с той комнаты. А дальше – отец, сын, война. Говорить о страхе – и помнить, что человек, прятавшийся в той комнатке, был евреем. Также отметить: что город был Парижем, откуда О. только что вернулся (пятнадцатого декабря), и что некогда он целый год жил в парижской chambre de bonne – где написал свою первую книгу стихов и куда уже его отец приехал с ним повидаться, когда единственный раз выехал в Европу. Вспомнить смерть его отца. А дальше – понять, это важнее всего, что в истории М. нет смысла.

Тем не менее здесь все и начинается. Первое слово появляется только в тот миг, когда больше ничего нельзя объяснить, в такое мгновение опыта, что бежит всякого смысла. Свестись к тому, чтобы ничего не говорить. Либо же – говорить самому себе: вот что не дает мне покоя. А затем понять, даже дух не переводя: вот то, чему не дает покоя он сам.

* * *

Он кладет перед собой на стол чистый листок и пишет ручкой эти слова. Возможный эпиграф для «Книги памяти».

Потом открывает книгу Уоллеса Стивенза («Посмертный труд») и списывает оттуда следующую фразу.

«Пред лицом необычайной действительности сознание занимает место воображения» ^[34].

* * *

Потом в тот же день он пишет непрерывно часа три-четыре. После чего, перечитывая написанное, находит сколько-нибудь интересным лишь один абзац. Хоть и не уверен, для чего, он решает оставить его на будущее и переносит в линованный блокнот.

Когда отец умирает, пишет он, сын становится собственным отцом и собственным сыном. Он смотрит на своего сына и в лице мальчика видит себя. Воображает, что́ видит мальчик, глядя на него, и понимая, что становится собственным отцом. Необъяснимо, но его это трогает. Не просто вид мальчика трогает его, даже не мысль о том, что он стои́т в своем отце, но то, что видит он в мальчике из собственного пропавшего прошлого. Чувствует он ностальгию по собственной жизни, быть может, – это воспоминание о собственном отрочестве как сына своего отца. Необъяснимо, но он ловит себя на том, что в этот миг его потряхивает и от счастья, и от сожаленья, если такое возможно, как будто он движется и вперед, и назад, и в будущее, и в прошлое. И бывает, часто такое бывает, когда чувства эти так сильны, что жизнь его, кажется, больше не обитает в настоящем.

* * *

Память как место, как здание, как последовательность колонн, карнизов, портиков. Тело внутри ума, словно мы движемся из одного места к следующему, и шаги наши звучат, когда мы идем из одного места в следующее.

«Следует поэтому применять большое количество мест, – пишет Цицерон, – кои должны быть хорошо освещены, ясно расположены в порядке, отстоять на умеренные интервалы; также образы, кои активны, четко обозначены, необычайны и обладают силой стремительно встречать психе и проникать в нее… Ибо места весьма подобны восковым табличкам либо папирусу, образы – что буквы, расположение и размещение образов есть манускрипт, а говорение – чтение» ^[35].