Грехи наши тяжкие - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Лукин cтр.№ 18

Я нагнулся, подобрал пару наиболее простых по форме кирпичинок и попробовал совместить. Не совмещалось.

– Столбы будут, – удовлетворённо сообщил Боря.

– Н-ну, слушай… – только и смог вымолвить я.

Моя реакция пришлась ему по нраву.

– Пойду я, – известил он, явно гордясь собой.

– Погоди! – оторопело сказал я, бережно возвращая оба произведения ювелирного искусства в общую пирамиду и судорожными обезьяньими движениями обирая мошку с голых плеч. – Может, позавтракаем вместе?

– Спасибо. Не хочу.

– Ну хоть чаю давай попьём!

От чая Боря отказаться не посмел.

В шкафчике, что на веранде (она же кухня), нашлись остатки зелёного «Ахмада». Там же отыскались круглый фарфоровый чайник и две пиалушки. Заваривал я по-ашхабадски, со всеми церемониями, стремясь произвести впечатление. Но, похоже, изыски мои оставили умельца вполне равнодушным.

Сначала, как водится, пили в молчании.

– Послушай, Боря, – обратился я, выдержав приличную, на мой взгляд, паузу. – Ты сам-то не из Туркмении?

– Нет.

– А откуда?

Почему-то этот мой вопрос сильно его огорчил.

– Зачем откуда? – расстроенно проговорил он. – Тебе надо ворота. Я тебе делаю ворота. Зачем тебе откуда?

Мигом вспомнился незабвенный татарин Кербалай из чеховской «Дуэли»: «Ты поп, я мусульман, ты говоришь – кушать хочу, я даю…»

– Ну хорошо! – сказал я. – Но ты можешь мне хотя бы объяснить, за каким лешим ты строишь ворота бесплатно?

– У тебя денег нет.

– И что?!

– Нету, – с прискорбием повторил он.

Может, он из секты из какой-нибудь? Шиитской, суфийской… Бескорыстно творит добро… Кому? Иноверцам? Ох, сомнительно… Тем более что я даже и не иноверец – вообще неверующий.

– Где раньше деньги брал? – неожиданно спросил он.

– Кто? Я? Книжки сочинял.

– И тебе платили?

– Платили.

Он покачал головой – то ли осуждающе, то ли с уважением.

– Из своего матерьяла?

– Что из своего?

– Сочинял.

Я чуть не рассмеялся.

– Из своего.

– Из своего – просто, – после некоторого раздумья заметил он. – Идти надо…

– Боря, – позвал я. – А зачем тебе куда-то идти? У меня в той комнате ещё одна койка. Там и выспишься…

Он отставил пиалушку, поблагодарил, встал.

– Нет. Надо.

* * *

Проводив его, я вернулся на задворки и заново осмотрел всё, что он успел наворотить за ночь. Впечатляющая картина. Только как это потом состыковывать?

Огляделся и приметил кое-что ещё: рядышком с грудой металлолома лежали в траве две длинные трубы, которых я раньше не видел. Или видел, но тогда они были, наверное, грязные, ржавые, гнутые, теперь же выпрямились и воссияли. Очевидно, сердечники для будущих столбов.

А вот интересно: Боря к первому ко мне подошёл в нашем посёлке или уже кому-то что-то успел построить? Наверное, к первому – иначе бы он неминуемо потащил меня взглянуть на образчик своей работы.

В будни у нас тихо – все в городе, за исключением отпускников, пенсионеров и неприкаянных – вроде меня. Улочка пуста в обе стороны. Кое-какие признаки жизни наблюдаются лишь на участке Лады Егоровны: там над помидорными джунглями выдаётся тыльная часть хозяйки.

– Добрый день, Лада Егоровна!

Она выпрямляется. Голова у неё сравнительно с туловом, прямо скажем, мелковата. Личико сурово.

– Я что говорю-то, Лада Егоровна… – завожу я чисто дачную беседу, стараясь не покоситься всуе на кривые мохнатые доски опор и разлохматившуюся поверху ржавую рабицу, – опять к нам, смотрю, зачастили…

– Кто зачастил?

– Да строители эти…

Лада Егоровна прожигает меня взглядом и выкладывает разом всё, что она теперь думает о зодчих из Средней Азии.

Выслушиваю, скорбно кивая.

– Да вот, боюсь, повторил я вашу ошибку, – каюсь с кряхтением. – Тоже нанял – ворота строить. Борей зовут… Да он, по-моему, и к вам заходил.

Личико Ладушки смягчается. Приятно слышать, что ты не единственная дура на белом свете.

– Много запросил? – ревниво интересуется она.

– Н-ну… чуть меньше, чем ваши те… А вам он, кстати, как показался?

– Кто?

– Боря…

Ничего хорошего о Боре я от Лады Егоровны не услышал. Но и ничего конкретного тоже. Увы.

Ладно, побредём дальше.

Вскоре я достиг развилки. Посёлок кончился. Нигде ни души. Впрочем, на крайнем участке ползла сама собой по дорожке перевёрнутая чугунная ванна, под которой, надо полагать, кто-то был. Постоял я на солнцепёке, поразмыслил. Дачник на распутье. Прямо пойдёшь – в магазин попадёшь, направо пойдёшь… Окинул оком окрестности и понял, что идти мне следует налево и только налево! Там метрах в пятидесяти от меня обосновалась на обочине приметная обшарпанная «семёрка» с прицепом. Капот был поднят, один из басмачей копался в моторе, двое других, опасливо озираясь, слонялись поодаль. Моё приближение, как и следовало ожидать, вызвало лёгкий переполох.

– Здорово, орлы! – приветствовал я их.

Насторожённо поздоровались.

– Значит, говоришь, плохой человек? – дружелюбно обратился я к старшему, будто прошлая наша с ним беседа и не прерывалась даже.

– Плохой! – запальчиво подтвердил тот.

– Откуда он вообще?

– Не знаю! Никто не знает!

– А что он тебе сделал плохого?

– Мне – ничего! Кургельды – сделал!

– И что же он сделал Кургельды?

– Напугал!

Услышавши такое, я, признаться, малость опешил. Как было сказано выше, кроме миграционного контроля, сыновья пустыни вообще ничего не страшились – по-моему, даже суда Линча, если уж имели дерзость предлагать свои услуги после того, что сотворили у Лады Егоровны.

– Как напугал?

– Не знаю! Не видел!

– И что с ним теперь, с Кургельды?

Смуглое крепкое лицо нехристя скривилось в тоскливой гримасе.

– В психушку отвезли… – истончив голос, пожаловался он.

* * *

Возвращался я в ещё более тяжком раздумье. Представлялась мне совершенно сюрреалистическая сцена: мой тихий Боря оттопыривает себе обеими руками уши, корчит свирепую рожу и, угрожающе подавшись к Кургельды, глухо говорит: «Бу!..»

И того отвозят в психушку.