И все в таком духе…
Они вели себя так, словно первыми открыли секс. Правда, когда она заметила его шрамы и спросила, откуда они, веселье стихло.
– Я прошел три войны в Израиле, – сказал он. Это была правда, но не вся.
– Зачем ты туда поехал?
– Ради безопасности.
– Но там же, наоборот, опасно!
– Речь идет о другой безопасности, – сказал он небрежно, не желая вдаваться в объяснения, однако потом передумал – она должна знать о нем все. – Понимаешь, я хотел жить там, где никто не скажет мне: «Ты не такой, как все, ты – не человек, ты – жид», где никто не будет бить мои окна или проводить надо мной эксперименты лишь потому, что я еврей. Если честно… – Суза внимательно смотрела на него ясными глазами, и он решил говорить всю правду без обиняков, не стараясь приукрасить. – Если честно, мне неважно, Палестина, Уганда или Манхэттен – лишь бы я мог сказать: «Вот мой дом», и я буду готов сражаться за него до последнего. Поэтому я никогда не спорю на тему правомочности создания Государства Израиль: об игре по правилам здесь речи и не было. После войны идея честной игры в международной политике кажется мне дурной шуткой. Я не претендую на благородство помыслов, я просто говорю как есть. Нью-Йорк, Париж, Торонто – где бы ни жили евреи, как бы глубоко они ни ассимилировались, всегда остается страх: рано или поздно разразится новый кризис, вину за который удобно будет возложить на них. А в Израиле – что бы ни случилось, я никогда не стану жертвой такого отношения. Там можно сосредоточиться на простой повседневной жизни нормального человека: сажать и собирать урожай, покупать и продавать, сражаться и умирать. Наверное, поэтому я и уехал туда… Тогда я вряд ли видел всю картину столь ясно и отчетливо, да и сейчас впервые пытаюсь сформулировать эту мысль, но вот как-то так.
Помолчав, Суза сказала:
– По мнению папы, Израиль сам стал расистским государством.
– Так говорит и наша молодежь. Что ж, у них есть на то основания. Если… – Он запнулся.
Она выжидающе смотрела на него.
– Если бы у нас с тобой родился ребенок, они бы отказались считать его евреем, он стал бы гражданином второго сорта. И все же мне кажется, это не будет длиться вечно. На данный момент религиозные фанатики, к сожалению, составляют большинство в правительстве, ведь сионизм изначально был религиозным движением. По мере созревания нации они постепенно отпадут. Расистские законы уже сейчас противоречивы, мы выступаем против них и рано или поздно победим.
Суза подошла к нему и положила голову ему на плечо, они обнялись и постояли молча. Дикштейн понимал, что ее не интересует политика: на самом деле ее тронуло упоминание о ребенке.
Очнувшись от воспоминаний, он вдруг понял: Суза нужна ему всерьез и надолго. Но как быть, если она откажется уехать с ним? Что выбрать: страну или любимую женщину? Вопрос без ответа…
Дикштейн посмотрел в окно. Типичная июньская погода: холод и проливной дождь. Привычные красные автобусы и черные такси сновали туда-сюда, поднимая фонтаны брызг. Своя страна, своя женщина – ему нужны обе.
Я был бы счастлив…
К бару на противоположной стороне улицы подъехало такси. Дикштейн напрягся, пытаясь разглядеть пассажиров сквозь пелену дождя. Из машины вышли двое. Он тут же узнал громоздкую фигуру Пьера Борга в темном плаще и фетровой шляпе, однако второй был ему неизвестен. Они расплатились с водителем и зашли в кафе. Дикштейн быстро оглядел улицу.
Метрах в пятидесяти в запрещенном месте стоял припаркованный серый «Ягуар». Завидев такси, водитель тронулся, сдал задом в боковую улочку и остановился на углу; оттуда вылез пассажир и направился вслед за Боргом.
Дикштейн вышел в холл, к телефонной будке и набрал номер кафе напротив.
– Слушаю.
– Позовите Билла, пожалуйста.
– Не знаю такого.
– Он там должен быть. Спросите, пожалуйста.
– Ладно. Эй, кто тут Билл? – Пауза. – Сейчас он подойдет.
Спустя мгновение в трубке раздался голос Борга.
– Да?
– Что за рожа с тобой?
– Глава лондонского отделения. Думаешь, ему можно доверять?
Дикштейн проигнорировал сарказм.
– Вы зацепили «хвоста»: двое в сером «Ягуаре».
– Мы их видели.
– Избавьтесь от них.
– Естественно. Слушай, ты знаешь город – как лучше всего?
– Отправь своего спутника обратно в посольство на такси – они должны поехать за ним. Выжди минут десять и поезжай на… – Дикштейн помедлил, мысленно подыскивая тихую улицу неподалеку. – На Редклифф-стрит. Я буду ждать там.
– Ладно.
Дикштейн выглянул в окно.
– Твой «хвост» только что зашел в кафе. – Он повесил трубку, вернулся на место и продолжил наблюдение.
Из кафе вышел посольский чиновник, открыл зонт и остановился на тротуаре, ожидая такси. Либо «хвост» узнал Борга в аэропорту, либо он следил за вторым пассажиром. Впрочем, это не имело значения.
Подъехало такси. Следом за ним из боковой улочки тут же вырулил серый «Ягуар». Дикштейн вышел из кафе и тоже подозвал машину. Таксисты на шпионах озолотятся, подумал он.
Доехав до Редклифф-стрит, Дикштейн велел водителю подождать. Через десять минут подъехала машина, из нее вышел Борг.
– Помигайте, – попросил Дикштейн таксиста. – Я жду вон того человека.
Борг заметил сигнал и помахал в ответ. Пока он расплачивался, появилось третье такси и остановилось в ожидании. Борг заметил слежку и неторопливо направился вверх по улице. Дикштейн попросил водителя больше не мигать.
Борг прошел мимо них. «Хвост» вышел из такси, заплатил и последовал за ним. Когда его машина скрылась из виду, Борг поспешно вернулся к машине Дикштейна и сел в нее.
– Поехали, – скомандовал тот водителю.
Они отъехали, оставив «хвоста» на тротуаре в попытках поймать новое такси. В тихом переулке шансов у него было немного, минут десять форы они выиграли.
– Ловко, – сказал Борг.
– Проще простого, – отозвался Дикштейн.
– И что все это значит? – вмешался водитель.
– Все нормально, – ответил Дикштейн. – Мы просто тайные агенты.
Таксист засмеялся.
– И куда теперь? В МИ-5?
– В Музей науки.
Дикштейн откинулся на сиденье и улыбнулся Боргу.
– Ну что, Билл, как делишки, старый пердун?
Борг нахмурился.
– С чего это тебе так весело?
Повисло молчание. Дикштейн вдруг осознал, что не подготовился к встрече – не продумал заранее, чего он хочет от Борга и как этого добиться.
«А чего, собственно, я хочу?» – задумался он. Ответ всплыл из глубин подсознания внезапно и ударил его, словно пощечина: «Я хочу раздобыть бомбу для Израиля и поехать домой».