– Обеспечивал бы безопасность всеми доступными ему способами. При условии, что она не возражает. – Он скосил глаза на Джейн. – Потому что, Господь свидетель, не каждая жена на это согласится.
Хенк рассмеялся:
– У вас двоих явно были бои местного масштаба по этому вопросу.
– Потому что Джейн слишком часто испытывает судьбу, черт возьми.
– Я – коп, – сказала Джейн. – Как я буду обезвреживать плохих ребят, если ты запрешь меня в безопасности? А этот фермер, похоже, именно так и поступил с женой. Упрятал ее где-то в глуши.
– И вам для начала придется иметь дело с ним, – сказал Хенк. – Объяснить, как вам необходима помощь его жены. Убедить, что это ни в коей мере не подвергнет ее опасности, потому что для него главное – ее безопасность.
– И его не волнует, что Джонни Постьюмус, возможно, сейчас убивает других людей?
– Эти жертвы ему неизвестны. Он защищает близкого человека, и вам придется сначала завоевать его доверие.
– Как, по-вашему, Милли будет сотрудничать с нами? – спросил Габриэль.
– Только до определенной степени. И кто может ее в этом обвинить? Вы представьте, чего ей стоило выжить в дельте. Если вам выпадает такое испытание, вы уже никогда не будете прежним.
– Некоторые становятся сильнее, – сказала Джейн.
– А других такие испытания уничтожают. – Хенк покачал головой. – Боюсь, что Милли теперь не больше чем призрак.
26
Несмотря на все пережитое в буше, Милли Джекобсон не вернулась к привычным удобствам Лондона, а обосновалась в небольшом городке в долине Хекс-Ривер в Западно-Капской провинции. Если бы Джейн пришлось провести две такие жуткие недели в дикой Африке, обмазываться речным илом, спасаться от львов и крокодилов, питаться корнями и травой, то она сразу же отправилась бы домой в собственную постель, в знакомые места со всеми городскими удобствами. Но Милли Джекобсон, продавец книг из Лондона, родившаяся и выросшая в городе, отказалась от всего, что знала, и осталась жить в забытом богом городке Таус-Ривер.
Глядя из окна автомобиля, Джейн прекрасно понимала, что могло привлечь Милли. Она видела горы, реки и угодья, раскрашенные яркими цветами лета. Все здесь казалось ей необычным, от перевернутых с ног на голову сезонов до солнца, которое в зените находится на севере. А когда они сделали поворот, у нее внезапно закружилась голова, словно весь мир пришел во вращение.
– Великолепная земля. Посмотришь – и домой не хочется возвращаться, – сказал Габриэль.
– Да, это тебе не Бостон, – пробормотала Джейн.
– И не Лондон. Но я понимаю, почему у нее могло возникнуть желание остаться.
Джейн открыла глаза, прищурилась, глядя на бесконечные ряды виноградных лоз, на фрукты, созревающие на солнце.
– Что ж, ее муж из местных. Иногда из-за любви совершаются безумства.
– Например, собрать вещички и перебраться в Бостон?
Она взглянула на него:
– Ты жалеешь, что уехал из Вашингтона ради меня?
– Дай мне подумать.
– Габриэль!
Он рассмеялся:
– Жалею ли я, что женился и у нас родился самый чудесный в мире ребенок? А ты что думаешь?
– Я думаю, что не многие мужчины пошли бы на такую жертву.
– Не забывай почаще повторять себе это. Никогда не вредно иметь благодарную жену.
Она снова посмотрела на виноградники вдоль дороги:
– Кстати, если уж мы заговорили о благодарности. Мы в долгу перед мамой за то, что она столько времени проводит с дочкой. Как думаешь, не послать ли ей ящик южноафриканского вина? Ты же знаешь, как они с Винсом любят… – Она оборвала фразу на полуслове. В жизни Анжелы больше не было Винса Корсака – теперь там обосновался отец Джейн. Она вздохнула. – Никогда не думала, что скажу это, но мне не хватает Корсака.
– И твоей матери его тоже явно не хватает.
– Я, наверно, плохая дочь, если хочу, чтобы мой отец вернулся к своей шлюшке и оставил нас в покое?
– Ты хорошая дочь. Для своей матери.
– Которая не хочет меня слушать. Она пытается сделать счастливыми всех вокруг, кроме себя самой.
– Это ее выбор, Джейн. Ты должна его уважать, даже если не разделяешь.
Она не понимала и выбора Милли Джекобсон поселиться на краю света, вдали от всех и всего, что она знала. Милли по телефону высказалась вполне определенно: она не прилетит в Бостон помочь следствию. У нее четырехлетняя дочь и муж, которым она нужна, – стандартные и понятные предлоги, к которым прибегает женщина, когда не хочет называть истинную причину. А причина эта в том, что она боится большого мира. Хенк Андриссен назвал Милли призраком и предупредил, что выманить ее из Таус-Ривера не удастся. Да и муж Милли не допустит этого.
Он встретил их на крыльце, когда они с Габриэлем подъехали к дому, и одного взгляда на багровое лицо этого человека было для Джейн достаточно, чтобы понять: легким визит не будет. Кристофер Дебрюйн был дюж и грозен – в точности как и говорил о нем Хенк. Он был на десять лет старше Милли, светлые волосы наполовину поседели, он стоял, сложив на груди руки, – неподвижная стена мышц, сдерживающая чужаков. Когда Джейн и Габриэль вышли из взятой напрокат машины, он не спустился поздороваться, а ждал, когда незваные гости сами приблизятся к нему.
– Мистер Дебрюйн? – сказал Габриэль.
Кивок, ничего более.
– Я специальный агент Габриэль Дин. А это детектив Джейн Риццоли из бостонской полиции.
– И вас двоих отправили в такую даль?
– Расследование выходит за границы не только штата, но и нескольких государств, в нем задействованы разные агентства.
– Вы думаете, что все это ведет к моей жене?
– Мы думаем, у нее есть ключ к этому делу.
– И какое мне до этого дело?
«Двое мужчин, слишком много тестостерона», – подумала Джейн. Она вышла вперед, и Дебрюйн, нахмурившись, посмотрел на нее, словно соображая, как лучше дать от ворот поворот женщине.
– Мы проделали долгий путь, мистер Дебрюйн, – тихо сказала она. – Пожалуйста, позвольте нам побеседовать с Милли.
Он несколько секунд смотрел на нее.
– Она уехала за нашей дочерью.
– А когда вернется?
– Через некоторое время. – Он неохотно открыл дверь. – Вам лучше войти. Все равно сначала я должен сказать пару слов.
Они последовали за ним в дом, и Джейн увидела пол из широких досок, массивные потолочные балки. Этот дом был насквозь пропитан историей, начиная от перил ручной резьбы до старинных голландских изразцов – облицовки печи. Дебрюйн не предложил им ни чая, ни кофе, а сразу же показал на диван. Сам уселся в кресло напротив.