Он пристально смотрел на разложенные перед ним переводы, словно гипнотизируя их, когда вдруг листки бумаги начали дрожать, жужжать и периодически светиться.
ПМ резко отпрянул, чуть не свалившись со стула, но тут же до него дошло, что в этом не было ничего сверхъестественного. Просто под листами лежал его мобильник, который вибрировал, экран дисплея светился.
Он взял трубку и окаменел. Эдвард.
— Так я все-таки получил ваше послание, — услышал ПМ. — Мне очень нужен этот текст. Принесите мне его вечером в винокурню.
ПМ запротивился. Он, видите ли, не станет сообщником типа, разыскиваемого за убийство.
В трубке каскадом прокатился саркастический смех Эдварда.
ПМ не видел ничего смешного. Он только что целый час просидел в жандармерии и… Эдвард оборвал его:
— Это обычный круговорот вещей, нет? В конце концов, я являюсь вашим сообщником в убийстве Райана.
ПМ поморщился, услышав, как тот добавил, что скверно будет, если полиция найдет труп и оружие с отпечатками пальцев, и приказным тоном заключил:
— Сегодня вечером в 22 часа, башня номер четыре.
Эдвард отключился, но к Кристиану повернулся уже Райан. Шкипер мрачнее тучи как раз входил в каюту, обшитую красным деревом. Он вкратце изложил, что произошло между ним и Мари, пока Лукас держал его на мушке, готовый выстрелить.
— Я не могу защищать ее от нее самой, — вздохнул Кристиан.
— На ее месте я бы сказал то же самое, чтобы не возбуждать к тебе ревность Лукаса, — возразил Эдвард.
Кристиан пожал плечами. Может быть, да…
А в нескольких милях отсюда, на островке, где все было химеричным, настоящий Лукас, выйдя из оцепенения, перевернул вверх дном свое жилище. И только за рядами книг, спутников молодости Акселя, он обнаружил вентиляционную решетку, закрывавшую довольно широкое отверстие — предположительно такой же должна быть и труба, по которой вполне возможно взбираться.
Вооружившись ножом, Лукас отвинтил решетку и начал подниматься, подсвечивая себе найденным фонарем.
Он прополз метров пятьдесят, пока не уперся в новую решетку, которую просто выбил ударом ноги.
Луч осветил каменные стены подземной галереи, лежащей двумя метрами ниже. Уцепившись руками за край трубы, Лукас повис над полом и разжал руки. Он чуть не вывихнул себе лодыжку, приземлившись на старый рельс, оставшийся от времен, когда шахта еще эксплуатировалась.
С чувством погружения во время он выбрал направление к северу и медленно углубился в чрево Земли.
Первое ответвление показалось через несколько минут. Поколебавшись, Лукас решил обследовать правую галерею и оставил метку на пыльном полу.
Новый проход оказался узким и более сырым.
Фонарь уже явно разряжался, а Лукас все продвигался, когда вдруг пол перед ним исчез. Он по инерции наклонился, руки встретили пустоту. Пропасть, казалось, вот-вот проглотит его, но неимоверным усилием ему удалось выпрямиться и не упасть.
Колодец. Старый штрек для подъема породы, глубину которого он вычислил приблизительно, бросив туда несколько камней. Когда до него донесся звук ударившихся о дно камней, у него похолодела спина.
Свет вдруг ослаб. Надо было возвращаться, скрестив пальцы и надеясь, что где-нибудь в жилище найдутся новые батарейки, которые позволят продолжить обследование подземного мира.
Ответвление, казалось, было то же самое, но метка исчезла. Даже Мальчик-с-Пальчик и тот хитрее специалиста по расследованию ритуальных убийств! Он уже собрался было решить, куда двигаться, подбросив монету, но тут фонарь погас.
Тогда он стал медленно двигаться, ведя рукой по мокрой стене, и у него вновь вспыхнула надежда, когда он увидел свет, исходящий из другого вентиляционного отверстия.
Он быстро расправился с решеткой и, несколько раз поскользнувшись, смог втиснуться в трубу.
По мере продвижения свет становился ярче. Вновь появилась надежда. По всей логике эта труба должна рано или поздно вывести на свежий воздух!
Вскоре на пути оказалась еще одна решетка. Ее контуры были резко очерчены ярким светом. Цель близка!
В узкой трубе не развернуться ногами вперед, поэтому, собрав все силы, Лукас надавил на решетку ладонями. Та легко поддалась, а он, сделав порывистое движение, полетел головой вперед и тяжело упал на что-то мягкое.
Диван.
Он почувствовал, как разум его покидает, и одновременно понял, что опять очутился в жилище.
Возвращение в тюрьму.
Опоздавших к ужину не было. Но Луиза удалилась, сославшись на усталость. За ней ушел и Марк Ферсен, сказав, что не в состоянии есть, а Жилль просто закрылась в своей комнате.
Что касается Лукаса, то он остался в жандармерии, чтобы, как он сказал, еще раз просмотреть досье. Прекрасно зная, что на самом деле он боялся оказаться с ней наедине. Мари, которую не покидала мысль о новом провале в памяти мужа, забывшего о зыбучих песках, вернулась в поместье одна.
В тишине гостиной раздавались лишь пощелкивания клавиш, которые она лихорадочно нажимала.
Мари работала с ноутбуком, последовательно открывая страницы сайтов Интернета.
«Болезнь Альцгеймера — первые симптомы — потеря памяти…»
Сосредоточившись на чтении, она осознала, что Лукас вошел в комнату, только когда он был в нескольких метрах от нее.
Быстро набрав пароль, Мари открыла сайт, посвященный надгробным камням. Она успела до того, как Лукас положил ей руки на плечи.
— Хочешь выпить?
Еще не восстановив дыхание, она лишь кивнула и отпила большой глоток янтарного напитка, гордости Салливанов.
Кровь побежала быстрее.
Они смаковали виски в молчании, много говорящем о чувстве неловкости, установившемся между ними.
Мари первая нарушила его:
— Помнишь, когда я слишком много выпила в тот вечер на Лендсене, то взбеленилась, потому что ты на руках понес меня в мою комнату? — с полуулыбкой спросила она.
Он сощурился, будто силился понять, куда она клонит.
— Я обвинила тебя в том, что ты собираешься воспользоваться моим состоянием, и ты меня отпустил. Никогда не забуду, что ты мне тогда сказал. Помнишь? «Подумаешь, недотрога!»
Лукас неторопливо поставил стакан на стол и с враждебностью посмотрел на нее.
— Твои подколки начинают становиться смешными! Знаю, что ты больше мне не доверяешь, знаю, что ты думаешь, не схожу ли я с ума, как моя мать!
Он вдруг смахнул рукой свой стакан и принялся смотреть, как янтарная жидкость впитывается в ковер.
— И я не могу тебя винить! Не могу!
У него был такой несчастный вид, что она тут же упрекнула себя.