Отец Иоанн пододвинул к гостье вазочку с печеньем. Послышался приглушенный стук закрываемой Аннушкой двери. Наташа на вазочку и не взглянула. Девушка сидела неподвижно, уставившись в стол. Вдруг она зажмурилась, закачала головой из стороны в сторону и часто задышала.
— Ну что ты, Наташа, что ты! — Иоанн придвинулся к ней и по-отечески положил руку ей на плечо. Симакова его руку сбросила и ударила его недобрым взглядом:
— Ты свою жену любишь, верно?
— Верно, — отвечал он ей ровным голосом, не обращая внимания на ее ответное «ты». Он знал: девушка сейчас расплачется, и был готов к этому.
— Господи, какая же я дура! — вскрикнула Наташа и с размаху хлопнула себя ладонью по лбу. — Надо же такое надумать!
Нет, она не расплакалась, она была в ярости.
— Ничего не говори! — крикнула она иерею, в то время как он искал слова. — Ты понятия не имеешь, что значит вот так вот… слететь с обрыва!
— Имею, — возразил он. — У меня у самого была такая же история. Много лет…
Она не стала его слушать.
— Какая «такая же история»?! Не было у тебя такой истории! Ты что, знаешь мою историю? Да ты ничего не знаешь! Совершенно ничего! — Она резко перевела на него горячий взгляд. — А хочешь знать?
Отец Иоанн опустил глаза и сдержанно произнес:
— Скажи.
Гостья откинулась на спинку стула и посмотрела на него издалека. Она готовилась к реваншу.
— Ты думаешь, я только себя тебе предлагаю? — заговорила Наташа с деланным спокойствием. — Не только себя. Я хотела предложить тебе другую жизнь.
Он поджал губы, чтобы не улыбнуться, и не поднимал глаза, боясь, что они его выдадут. Не помогло: она почувствовала его.
— Смешно такое слышать, я понимаю! — воскликнула она, уязвленная.
Он попробовал исправить положение.
— Дочь моя, ты…
— Иди ты! — оборвала она его. — Ты мне сейчас не батюшка! Мне вообще попы не нужны. Я не в церковь ходила, я ходила к тебе. К тебе на свидание, понял?
Речи ее были вызывающие, а вид — жалкий.
— А теперь послушай меня, пожалуйста, — сказал он мягко.
Она перевела взгляд в сторону.
— Много лет назад я любил девушку. Я думал, что она — моя судьба. Но она любила другого. А я еще не знал Анны, моей жены…
— Не то все это, не то! — вскричала Наташа, вспрыгнув на своем стуле. — Я же сказала тебе, что разные у нас истории. Наплевать мне на твоих девушек, на твою жену! Что ты все про жену и про жену! Что тебе дала твоя жена? Она тебе даже детей не дала! — Священник отвел глаза от Симаковой. — А я бы дала тебе… Нет, ты слушай, ты слушай! Я бы дала тебе — тайны. Такие тайны, которые и патриарх не знает!
— Детей дает не жена, а Господь, — отвечал сдержанно Иоанн. О «тайнах» словно не слышал.
— Если хочешь детей, а их нет — это несчастье, — сказала Наташа жестко.
Иерей посмотрел гостье прямо в глаза и увидел в них злую усмешку. Он потерял к девушке остаток сочувствия и сказал, обрезая разговор:
— Несчастье может связывать людей сильнее счастья. Есть у тебя еще что-нибудь ко мне?
Выдержав паузу, она заговорила, глядя на него в упор:
— Тебе, конечно, известна молва о чудотворце Евларии. Его называют еще «кенергийцем».
У Иоанна поднялись брови.
— Он жил тайной жизнью. Что за тайны он скрывал — никто теперь не знает. Никто, кроме меня!
Священник опять отвел взгляд.
— Не веришь? Все, кто знал тайны Евлария, умерли. Последним умер скитник Никита. Он знал их из книги. Эта книга теперь у меня.
Голос гостьи звучал все громче. Иоанн теперь не спускал с нее глаз.
— Книга называется «Откровение огня». Написана монахом Михаилом. Евларий был первым кенергийцем, Михаил — последним.
Иоанн опустил веки, и его глаза заходили под ними из стороны в сторону. Наконец он снова взглянул на девушку и глухо спросил:
— Она у тебя дома?
— Она у меня здесь.
Наталья подняла с пола матерчатую сумку и достала оттуда книгу в темном кожаном переплете. Она открыла ее и повернула к Иоанну. Он увидел лист, исписанный мелкой скорописью.
— Можно посмотреть? — спросил иерей, одновременно потянувшись к рукописи.
— Нет, — резко ответила девушка. Она захлопнула книгу, положила ее обратно в сумку и встала. — Говоришь, несчастье связывает сильнее, чем счастье? Только лучше все-таки, чтоб счастье связывало, а?
— Как у тебя оказалась эта книга?
Наташа шла к выходу, игнорируя вопрос Иоанна. Он вскочил со своего места и остановил ее у двери.
— Ты должна ответить, как к тебе попала эта книга!
Она посмотрела на него заносчиво.
— По наследству.
— От кого?
— От Никиты. Скитника Никиты. Ты, между прочим, похож на него. Это-то и сбило меня с толку. Дай пройти.
— Скитник — значит монах. Имущество монахов принадлежит церкви.
Наташа побагровела.
— Ах вот ты о чем думаешь! Книгу у меня хочешь отобрать!
— Или сама не понимаешь, что такие книги нельзя держать мирянам? Тем более женщинам.
Она показала ему кукиш.
— Книга моя.
— Господь тебя накажет, — сказал Иоанн бессильно.
— Посмотрим, — произнесла она сквозь зубы.
И ушла.
На следующий день, вечером, в дверь Иоанна громко постучали. Он открыл — за дверью никого. У порога лежал конверт, на котором было написано только его имя. Он сразу догадался, от кого он.
«Отец Иоанн, я вела себя ужасно, простите, — читал иерей в письме. — Сейчас меня мучит совесть. Я хочу, чтобы вы это знали. Это не ваша вина, а моя собственная, что я в вас ошиблась, но сразу это не приходит в голову. После нашей встречи я не спала всю ночь, всю ночь думала. Откуда взялась эта мысль о нас, что мы друг другу суждены? В мае я услышала в Боброве от одной бабы, что в Кривинской церкви появился новый батюшка. Она сказала: „Хороший такой, ну прямо икона живая, только лицом светлее будет“. У меня от этих слов кровь закипела. В тот же день в твою церковь побежала. Увидела тебя: ты вылитый Никита. И такая сразу уверенность: мой. Мне жизнь как у всех не интересна. Был бы Никита жив и сказал бы мне — „иди ко мне жить“, я бы не раздумывала. Ты на него похож. Теперь знаю — только внешне. Ты обыкновенный. Ты жену и церковь ради особенной жизни не бросишь. Тебе особенная жизнь не нужна. А мне нужна. И она у меня будет. Не думай отбирать у меня книгу Никиты. Моя мать любила его. Отец их зарубил. Я их похоронила и книгу забрала себе. Я ее никому не отдам. Это чушь, что она не для женщин. Никита читал ее моей матери. Он читал бы ее и мне, если бы я не была тогда ребенком. Книга моя. Я хочу найти человека, с кем бы я могла прочитать ее от начала до конца. Но, может быть, еще лучше сделать это одной. Не для женщин эта книга, говоришь? Я буду первой кенергийкой. Я тебя больше не люблю, живи спокойно. Завтра я вообще перестану о тебе думать — я так решила. Наталья Симакова».