Парторг, сидевший в президиуме, захлопал ей первым, за ним — весь зал. Оля пробежала сверкающими глазами по повернувшимся к ней лицам и опять замкнулась.
Дима Завьялов вернулся домой в растрепанных чувствах. После собрания почти вся группа поехала к Шурику. Обсуждали выступления и спорили о сознательности.
— Каждый из нас воспитан пионерской организацией и комсомолом, читает газеты, слушает радио, — пересказывал Дима Алику суть дискуссии. — Как увязать друг с другом целеустремленное развитие сознательности с детских лет — и такое постыдное отсутствие самой простой бдительности? Вот и тебя взять. Ты так любил профессора Поршанского…
— Ты сам его любил.
— Любил, да не так. Ты превозносил его до небес. На собрании товарищ Филатов из парткома зачитал несколько цитат из его статей. Это же очевидная провокация. Сам Поршанский это публично признал.
— Ольга тоже была у Шурика? — спросил Алик.
— Нет, ее не было. Она, кстати, ярко выступила в прениях. Очень хорошо сказала о грязи и свете. Подожди, дай вспомнить… что-то в смысле «мы видим, что хотим видеть».
Мрачный Алик посветлел. Глядя мимо Димы, он задумчиво произнес:
— А что, если и сейчас то же самое получается, только наоборот?
— В каком смысле?
— В том же смысле: что мы сейчас хотим видеть грязь — и видим грязь. Только грязь…
— Да ты что? — возмутился Дима. — Это было партийное собрание. Присутствовал инструктор ЦК. Ты что же, сомневаешься в верности партийных оценок?!
— Да нет, я не о том, я говорю чисто теоретически — о сознании вообще, о сознании отдельного человека.
— Ляпаешь всякое. Ты бы уж лучше подождал высказываться, — буркнул Дима и пошел на кухню. Он вернулся оттуда с булкой в руке и, жуя, спросил Алика: — Ты когда был последний раз у врача?
— Уже не помню.
— А справка-то у тебя до какого?
— Справку мне не дали.
— Как не дали? — опешил Дима. — Так тогда это прогул! Ты у меня уже почти месяц лежишь. Да за месяц прогула тебя сразу отчислят!
— Не отчислят, — хмуро отговорился Алик. — Я все объясню в учебной части, там поймут…
— Что — поймут?! — еще больше возмутился Дима.
— Что и с нормальной температурой человек может чувствовать себя плохо.
Дима стремительно направился обратно на кухню. Не прошло и минуты, как он снова вырос у кушетки Алика — лицо сжатое, взгляд колючий.
— Ты, Линников, не болен. Я это и раньше подозревал. Лучше будет, если ты вернешься к себе в общежитие. Завтра же.
— Широкий жест, Завьялов, ни к чему это. Я вернусь сегодня же, — сказал хладнокровно Алик.
Алик приехал в университет в субботу к первой лекции. Он вошел в аудиторию со звонком и занял место в последнем ряду. Оттуда хорошо просматривалось все помещение. Линников пробежал глазами по затылкам — сестры здесь не было. Он скомкал в кармане записку, которую собирался послать Оле по рядам.
Когда лекция кончилась, Алик вышел в коридор и остался там стоять, наблюдая за выходившими из аудитории однокурсниками. Он встретился взглядом с Димой Завьяловым и, кивнув ему в знак приветствия, стал смотреть мимо него. Линникова интересовала Света Макарова, Олина соседка по комнате в общежитии, только она.
Дима подошел к Алику сам.
— Как вчера добрался до общежития? Нормально? — поинтересовался он. Алик, не обращая на него внимания, продолжал следить за выходившими. — Линников, пусть все будет честно. Я счел своим долгом сообщить о твоем отношении к последнему партсобранию в комитет комсомола — и сообщил.
— Когда? — удивился Алик.
— Перед лекцией.
Алик хлопнул Диму по плечу.
— Молодец, Завьялов! Теперь все долги отдал? Или еще есть?
Наконец показалась Света Макарова. Она шла под руку с Томой Назаровой — вот уж некстати. Тома увидела Алика первой. Отцепив руку Светы и что-то ей сказав, она направилась к Линникову. Света осталась ждать подругу.
— Алик, Зяблик, наконец-то! Как ты? Что с тобой было?
Тома встала перед Аликом и заслонила собой все пространство. Он потерялся в ее темном бархатном взгляде. Назарова качнула бедрами, и ее грудь коснулась груди Алика — известный ему прием. Алик отодвинулся и сказал:
— Я еще не выздоровел.
— Да что у тебя за болезнь-то объявилась?
— Ничего особенного, — ответил он и соврал, не выдержав ее испытующего взгляда: — С сердцем связана. У меня порок сердца.
— А я уж стала думать, что тебе от меня какая-то зараза передалась — что-то, о чем я сама не знаю, — как всегда грубо, пошутила Тома. — Надо же так совпасть — ты как от меня ушел, так и сердце заболело. У меня сердце, между прочим, тоже болит, — со значением добавила она и предложила: — Айда вместе обедать сегодня?
— Сегодня я обедаю с сестрой, — отказался Алик.
— С сестрой? — удивилась Назарова. — А где она? Я ее на лекции не видела.
— Должна прийти. Пойду Светку спрошу, почему Оля задерживается.
И Алик направился к стоявшей в стороне Макаровой. Тома последовала за ним и на ходу крикнула подруге:
— Что с Ольгой-то? Или проспала?
— Она сегодня и не ночевала, — сказала Света. И, поджав губы, добавила: — Не в первый раз.
— А вещи на месте? — поинтересовался Алик.
— Вещи-то на месте. С вещами все в порядке. — Макарова постучала по голове. — Здесь не в порядке.
— Это в каком смысле? — холодно спросил Линников.
— В прямом. Говорит всякое. Бред какой-то. Показалась на днях, девчонки ее спрашивают: «Ты чего пропадаешь?» А она: «Не могу больше волчьих морд видеть». У нее теперь все враги. Глаза как у лихорадочной, смотреть страшно.
— Я тоже думаю, что твоя сестрица не того стала, — вставила Тома. — Когда она на собрании выступать стала…
— Вот что, мне надо еще в учебную часть, — оборвал ее Алик и пошел прочь от девушек. Но отправился он в другую сторону — на выход.
* * *
— Забавно, — сказала Надя, выслушав мое добавление к истории Оли и Алика, и насмешливо посмотрела на меня. Можно было подумать, что интимные отношения между братьями и сестрами в ее окружении были в порядке вещей.
— Что именно забавно? Страсть Алика к Оле?
— Нет, другое. То, что они все забыли. — И она произнесла со значением: — Мне тоже есть что добавить к твоему рассказу.
Я посмотрел на часы.
— Давай отложим на следующий раз.
— Тебе не интересно? — удивилась она.
— Конечно, интересно. Только уже пол-одиннадцатого. Сколько тебе отсюда ехать до дома?