Наверное, я опять плакала от злости и бессилия, пока нас вели к Стене и запихивали в машину. Свобода была так близко, что ее можно было вдохнуть, но все снова разрушено, – только теперь нет даже надежды, что мы снова что-нибудь придумаем и выпутаемся. Бернев упустил Агату, теперь никаких обменов не будет. А что будет с нами? Мы с Адамом больше не ценные пленники, мы теперь ничего не значим.
С меня стаскивают пакет, я судорожно вдыхаю, словно из реки вынырнула. Руки связаны, но не слишком туго: теперь никто не боится, что мы сбежим, ведь мы опять в городе. Встречаюсь взглядом с Адамом. Сказать нечего, да и не хочется говорить. Я думаю только о том, скоро ли увижу Адама еще раз и увижу ли вообще. За время в пути я успеваю придумать несколько сумасшедших планов побега и понять, что все они бесполезны. Когда нас вытаскивают из машины и ведут в корпус, я надеюсь увидеть Бернева, просто заглянуть в его глаза и увидеть там разочарование. Он упустил Агату, а она была ему нужна больше, чем кто-либо другой. И упустил по своей вине, из-за глупости и жадности. Хотел получить всех – что ж, ничего не вышло. Но Бернева нет ни в коридорах, ни в палате, где нас запирают, – меня и Адама вместе.
Эта палата не похожа на предыдущую. Здесь моих вещей нет, да и вообще ничего нет, кроме двух кроватей и дверки, ведущей в туалет. Комната тесная и мрачная, ее освещает лишь тусклая лампочка под потолком, а окно будто заклеено чем-то снаружи. Я сажусь на кровать, пытаюсь привести мысли в порядок. Нас переселили сюда не просто так. Это может значить только одно: нам осталось недолго. Зачем тем, кто скоро умрет, личные палаты? Меня трясет, как в ознобе, я обнимаю себя руками, чтобы согреться. Где-то внутри меня голос воли продолжает твердить: думай, действуй, ищи варианты! Но сложно заставить себя поверить, что это еще не конец. Я чувствую, как Адам садится рядом со мной, как его рука ложится мне на плечи. Еще недавно это заставило бы меня задохнуться от смущения, но сейчас сил на эмоции просто не осталось. Я молча склоняю голову на плечо Адама и замираю, опустив веки. Пусть все закончится так, но я хотя бы не одна.
Не знаю, сколько времени прошло, – может, часов пять. Никто не приходит к нам и ничего не объясняет. Что будет дальше? Что с нами сделают? Я могла бы поговорить об этом с Адамом, но он растерян не меньше меня, у него нет ответов. К тому же я не хочу знать. Впервые за много недель я ничего не чувствую. Даже не ощущаю себя как себя. Невозможно понять, где заканчиваюсь я и начинается ничто. Может, мои чувства просто отмерли после всего, что я пережила? Если это так, будет легче встретить конец.
Адам поднимается на ноги, делает круг по палате. От него, в отличие от меня, исходит сила и энергия. Он ищет выход. Только что мы можем сделать? Заключить с Берневым новую сделку? Нам больше нечего предложить взамен. Попытаться сбежать? Единственный путь – окно, но оно зарешечено. И я устала. Устала что-то придумывать, устала принимать решения, устала надеяться, в конце концов. Наверное, мне стоило распрощаться с надеждой в тот момент, когда я узнала о Резистентности. Гарри тогда сказал: мы все станем лабораторными крысами. Он был прав с самого начала!
За окном темнеет, и я понимаю, что прошло гораздо больше времени, чем я думала. За день нас ни разу не покормили. Зачем тратить продукты на тех, кому недолго осталось? Я ложусь и вытягиваюсь на кровати. Посплю, пока есть возможность. Здесь холодно. Когда Адам сидел со мной рядом и обнимал за плечи, было гораздо лучше, но я не стану просить его вернуться. Не время для этого.
В палате совсем темно. Я слышу, как Адам устраивается на своей кровати. Кажется, мы оба не проронили ни слова в этой комнате.
– Доброй ночи, – говорю я.
– Доброй ночи, Вероника.
Засыпаю, думая о том, что эта ночь может быть последней.
Просыпаюсь от грохота.
По привычке вскакиваю с кровати, вижу, что Адам тоже на ногах. Темно, его силуэт едва различим.
– Что такое?
– Окно, – шепотом отвечает Адам.
Я присматриваюсь. К решетке снаружи прикреплен крюк для скалолазания. От него и шум.
– Что происходит?
– Кажется, у нас еще остались здесь друзья, – шепчет Адам. Не представляю, кто может помочь нам. Ангелина? Неужели поняла, что я была права?
Снова грохот, крюк дергается, но решетка не двигается с места. Еще рывок – и она слетает с окна, исчезая где-то внизу.
– Давай! – командует Адам. Бросаюсь к окну, распахиваю его. Второй этаж – не так уж плохо, была я и повыше. Вылезаю ногами вперед и, чуть повременив, прыгаю. Я как-то забыла о ноге за день – что ж, она напоминает о себе. Боль огнем прожигает кость, но я сдерживаю крик. Но куда сильнее, чем острая боль, меня поражает то, что я вижу.
Крюк привязан к автомобилю. Дверца машины открыта, и видно, кто за рулем. Черные, как смола, волосы, татуировка на всю руку…
– Алиса! – поражаюсь я громким шепотом.
– Заткнись и лезь в машину.
Впервые я рада видеть Алису. Впервые я готова слушаться ее без всяких вопросов. Вслед за мной на землю спрыгивает Адам. Я замечаю его секундное замешательство, когда он видит лицо Алисы, и ее довольную ухмылку. Что ж, если Алиса хотела нас удивить и застать врасплох, она выбрала отличный способ.
Странно, что никто в Центре не слышал грохота решетки и шума мотора. Двор пуст. А как же камеры?
Я влетаю на заднее сиденье, захлопываю дверцу и перевожу дыхание. Через окно видно, как Адам о чем-то спорит с вышедшей к нему Алисой. Спорит недолго. Затем садится на водительское сиденье.
– Она что, не едет? – поражаюсь я.
– Нет, – отрезает Адам и жмет на газ. Я растерянно оглядываюсь на Алису, вижу только ее спину, исчезающую за углом. Почему она не пошла с нами? Если камеры засекли, что она нам помогла, ей конец. Правда, вопрос, почему она вообще нам помогала, волнует меня больше.
– Как ты собираешься выехать из Центра? – я поворачиваюсь к Адаму.
– Как-нибудь прорвемся.
Ответ не в его стиле; я привыкла, что у Адама есть план, а вот «будь что будет» – скорее моя фраза. Но выбора нет. Хорошо, что он хотя бы умеет водить, я-то газ от тормоза не отличаю.
– Сзади маски, надень сама и дай мне, – командует Адам. Позади сидений целая куча разных вещей, видимо, собранных Алисой. Я нашариваю рукой две маски – их обычно носят охранники. Вряд ли они нам помогут, особенно мне, с моими рыжими волосами, которые так и кричат: вот она – Вероника! Но маску я все же надеваю.
Мы приближаемся к центральным воротам. Охрана на месте, я вижу их издалека. Двое парней с пушками. Наши шансы – примерно один к ста, но минуту назад мы и не надеялись, что выберемся из палаты.
У ворот Адам тормозит. Парни тут же подходят к нам и склоняются к машине. У обоих лица закрыты масками, видны одни глаза, как и у нас. Я замираю.
– Нам нужно проехать, – сообщает Адам не своим голосом.