– У меня иногда тоже, – сказал Лев.
– И у меня, – вздохнул Крячко.
– Но становиться бродягой я все-таки не хочу. И потом, мне непонятно, почему ты постоянно называешь Костырева бомжом? Он имел собственное жилье, а полгода назад – даже работу. Просто пил человек, запустил себя… Кстати, интересно, а почему? Он же совсем еще не старый.
– Вот сейчас в ЧОПе нам все и расскажут, – успокоил его Крячко.
– Хорошо, если так. Но там могут и не знать таких подробностей.
К этому времени они уже протолкнулись через пробку на Третьем транспортном кольце, и до охранного предприятия «Ирбис» осталось совсем немного. Крячко умолк, утомившись, а Гуров сосредоточился на своих размышлениях. Они тоже крутились вокруг неблагополучных людей, только Лев сейчас не философствовал, а анализировал ситуацию. Правда, фактов для анализа у него было еще маловато.
В «Ирбисе» их встретил сам начальник охраны – поджарый мужчина лет тридцати семи, с коротким ежиком русых волос и в фирменной форме. Пожав руки обоим полковникам, сказал, что его зовут Анатолий Кудряшов, и с удивлением узнал о том, что речь пойдет о Костыреве.
– Он работал у нас два года, но давно уволился. Еще зимой. Даже и не знаю, чем вам помочь.
– Просто расскажите о нем, – попросил Гуров, давая направление, в котором следует вести беседу. – Как работал, с кем жил, почему уволился…
– Я отвечу сразу же на первый вопрос, – сказал Анатолий. – Работал Костырев хорошо, даже очень. Уровень подготовки у него был отличный, он обходил даже многих молодых, хотя ему было уже за сорок. А уволился потому, что пить стал сильно. Пил, собака, даже на работе, хотя у нас с этим строго! – Он покачал головой и вздохнул. Потом продолжил: – Я его, честно говоря, даже отпускать не хотел. Неоднократно закрывал глаза на его косяки, прикрывал перед хозяином… Но вечно так продолжаться не могло. Хоть Костырев и после выпитого не терял навыков, все-таки вид пьяного охранника сильно отпугивает клиентов. Вы понимаете меня?
– Ну, еще бы, отлично понимаю, – заверил его Гуров.
– Разговаривал я с ним несколько раз по душам; Валерий каждый раз внимательно слушал, ничего не отвечал и уходил.
– Он не пытался как-то оправдываться, объяснить, почему пьет? Ну, мол, там судьба тяжелая, жена бросила, еще что-то не заладилось…
– Нет! – категорично ответил Кудряшов. – Он никогда ни на что и ни на кого не жаловался. Вообще молчун был. Жены у него не было, насколько я понял. А если и была, то давно. О детях он тоже ничего не рассказывал.
– Вы никогда не видели с ним вот этого человека? – Гуров показал начальнику охраны фотографию Гриши Артемова. – Он не приходил сюда?
– Нет, не видел.
– А вот эту даму? – Крячко сунул ему под нос снимок женщины в легком платье.
Кудряшов вгляделся в него и невольно присвистнул.
– Такая дама вряд ли нашла бы с Костыревым общий язык. Ее лучшие друзья – это бриллианты, как говорится. А у Костырева кишка кишке фиги показывала. Платили мы ему, кстати, очень неплохо, но он так ничего толкового и не приобрел. И на работу ходил в одном и том же. За зиму даже куртку новую не купил, так и носил старую.
«И тем не менее эта дама знакома с Костыревым, – подумал Гуров. – Хотя в том, что ее не видели в ЧОПе, ничего удивительного нет – вряд ли она стала бы являться к нему на работу. Да и снимок сделан летом, а не зимой».
– А почему Костырев был так хорошо подготовлен для работы в охранной фирме? Откуда у него навыки? – поинтересовался Крячко.
– Так он же бывший военный, – сказал начальник охраны. – Боевой офицер, перед тем как прийти к нам, служил в какой-то воинской части. Кажется, даже в Чечне был. Может быть, потому и пить начал. Знаете, оттуда ведь многие возвращаются с подорванной психикой…
– А у него была подорвана психика? – тут же спросил Гуров.
– Ну, это я образно сказал, – ответил Кудряшов. – Вообще-то, никаких психо-истерических выходок за ним не водилось. Он спокойный был и молчал все время. И работу делал так же – спокойно и молча.
– А как он жил в последние месяцы, вы, случайно, не знаете? Не интересовались его судьбой?
– Увы, нет. С тех пор как он ушел, мы не виделись. Я ему, правда, звонил один раз, но он не ответил. Хотя я его перед уходом предупредил, что, если завяжет, обратно возьму. Но на это надежды было мало. Человек, крепко подсевший на алкоголь, обычно катится по наклонной вниз. Теряет работу, потом, бывает, и квартиру, а потом и человеческий облик. Да… С Костыревым произошло еще ужаснее. Неужели его действительно убили? Да, жалко, жалко…
– Так, Станислав, появилась еще одна малюсенькая ниточка, – говорил Гуров, не забывая зорко поглядывать на дорогу и в зеркало заднего вида: машин вокруг было много. – Значит, постарайся теперь выяснить номер части, где служил Костырев. Не думаю, что это сложно, ребята наши наверняка уже собрали о нем приличное досье. И как узнаешь – дуй прямиком туда.
– Ха! А если эта часть находится где-нибудь в Читинской области?
– Тогда, конечно, лететь туда сгоряча не стоит. Вначале свяжись со мной и с Петром, – с улыбкой ответил Гуров.
– А ты думал, я так и разбежался туда лететь?
– Нет, не думал. И вообще, хватит трепаться, давай работать! Кажется, дело пошло́…
Гуров всегда чувствовал, когда нападал на верный след. Каким-то внутренним чутьем, словно нюхом, осознавал это. Прирожденный талант сыщика не давал ему ошибиться.
Высадив Станислава у стен главка, Лев поехал в Боткинскую больницу, где лежал бармен из «Бумеранга» Костя Малышев. Он уже шел на поправку, и его здоровью и жизни ничего не угрожало, как сообщил Гурову лечащий врач, которого тот встретил на лестнице. С Кристианой Вайгель дело обстояло хуже: она лежала в этой же больнице, но по-прежнему находилась в реанимации, и врачи оценивали ее состояние как стабильно тяжелое.
Лютеранская община хотела перевести ее в свою, местную, больницу, но, так как Кристиана находилась без сознания после проведенной операции, трогать ее не решились. О том, чтобы беседовать с ней, не могло быть и речи. Хотя сейчас Гурова больше интересовал бармен, отделавшийся, можно сказать, легким испугом по сравнению с другими.
– Привет, Костя, – сказал он, проходя в палату и усаживаясь на стул. – Лежи, лежи, у меня к тебе разговор короткий, – добавил он, видя, как Малышев приподнялся с подушки. Плечо его было забинтовано, но лицо выглядело вполне нормально, почти как у здорового человека. Только было несколько бледным, что объяснялось, видимо, потерей крови. – Скажи-ка мне, вот этот рыжий журналист, Артемов, он вроде к вам частенько захаживал, так?
– Ну да, – кивнул бармен.
– А при нем всегда была камера?
– Да! Камера у него крутая, я сразу внимание обратил. Он всегда с ней приходил.